Часы Застывшего Часа

Они атаковали друг друга одновременно. Неберис уклонился от выпадов двух рук, удар третьей отразил шестом, выбив из нее черные осколки-искры. Под третью руку он поднырнул и, вытянув шест на всю длину, отсек ее по самое плечо.

Отрубленная рука исчезла, вернувшись в океан неосвоенной тени. А мечерукий генерал мгновенно переменился. Он незначительно уменьшился размерами, пожертвовав величиной, чтобы сотворить новую руку.

Следующую атаку Неберис провел не столь удачно. Противник заблокировал его удар и в ответ вогнал один из клинков глубоко в его тень. Опосредованно через тень он ранил его душу, и таким образом мог убить, не оставив на теле и следа. Душа уже через Семурью отозвалась болью. Неберис вздрогнул, пошатнулся, но быстро эту боль подавил.

Теперь он сражался с еще большей дистанции, близко не подходил и только пытался достать длинные руки за пределами клинков. Он избегал ударов и кружил вокруг противника, но лишь иногда выщипывал из него незначительные кусочки. Мечерукий генерал почти не уменьшался. В перспективе такой дуэли именно он должен был выйти победителем, ибо не знал присущей физическому телу усталости.

Если бы Неберис мог выкроить долгие секунды, то сотворил бы пустотный шар и разорвал генерала на части. Но противник не уступал ему в скорости и не отпускал от себя. Не мог отвлечь его и глаз забвенника, ибо тот, хоть и получил плоть, но не имел тени, а значит, не интересовал теневого генерала. Но ведь не только живые существа обладают тенью.

Неберис сорвал свой плащ и бросил под ноги мечерукому генералу. Тот тут же набросился и вонзил в него все четыре клинка, словно именно плащ и был его врагом. Воспользовавшись моментом, Неберис подскочил к противнику чуть не вплотную и круговым движением вырезал из его тела большую пустоту.

Генерал резко провалился в самого себя, заполняя провал. Его руки укоротились для сохранения прежних пропорций, и в целом он заметно уменьшился. Теперь уже без большого риска для себя Неберис доставал его пустотным шестом. Мечерукий генерал таял на глазах. Он уменьшился вдвое, вчетверо. Когда размером он уже стал близок человеку, Неберис перерубил его пополам. Его остатки расплылись черным дымом. Они расползались все дальше, истончаясь и бледнея, пока не исчезли совсем.

Даже находясь под магическим покровом, Небрис предпочитал избегать колдовских ловушек. Эти замаскированные отсроченные заклинания чаще хранили в себе разрушительное колдовство. Некоторые закрывали иллюзиями глубокие провалы в полу, другие пробуждали незримых стражей. Имелись в подвале и обыкновенные механические ловушки. Под весом нарушителя они приводили в движение скрытые в стенах арбалеты или вдруг обрушивали каменные глыбы с полотка.

Невзирая на всю осторожность Вулкарда, ловушки лишь задерживали Небериса, но не могли остановить. Часто его выручал полет. В других случаях он обезвреживал их рассеивающими заклинаниями. Если ему не удавалось обойти ловушки и развязать тугой узел колдовства, он провоцировал их магией. Одна из них, взорвавшись, вызвала небольшой обвал, поранив Небериса острыми камнями. Другая высвободила рассеивающее заклинание, сорвавшее с него магический покров и отозвавшее глаз забвенника в Нидрару.

Но его не беспокоило лишение защит, Неберис знал, от механизма управления врат его отделяет лишь одна преграда.

Ослепительный свет полыхающих игнив разрывал темноту, а несмолкаемый треск прорезал молчание подвала. Роща этих трепещущих деревьев-молний сплеталась непролазной чащей. Ее нельзя было обойти, погасить или обмануть. Полонир сорвал эти деревья еще только ростками в тот день, когда поднялся в надземный мир для похищения альвариха. Он посадил их в основании дворца, сделав живым сердцем, источником всей магии Бризариона.

Еще вчера эта преграда являлась для Небериса непреодолимой. Но сегодня у него был проводник и то единственное, что роща стерегла пуще царя.

Почувствовав Державный скипетр, игнив уняли пыл. Они расступились, пропуская Небериса, а после вновь сомкнулись плотным кольцом.

В центре рощи притаилась маленькая полянка, покрытая голубой травою и лепестками нежных цветов. Всю ее можно было пересечь пятью шагами. Меж серебристых ромашек и белых хризантем выглядывал необычный хрустальный тюльпан.

Неберис вложил Державный скипетр в тюльпан и провернул. Колдовской замок задребезжал звонким стеклом, и в то же мгновение распахнулись, пропуская армию Вальфруда, городские врата.

— Теперь я готов с тобой говорить! — крикнул полуальв в пустоту.

Перед ним с другой стороны тюльпана появился Вулкарда. Царь выглядел спокойным, но глубоко опечаленным. Раны в его плече уже не было.

— Ты победил, — признал он с тяжелым вздохом. — Со мной была вся сила Полонира, а я все равно не сумел тебя остановить. Но скажи, мой друг, — он вопросительно заглянул Неберису в глаза. — Какую судьбу ты уготовил народу Бризара?

— Мне безынтересна судьба Бризара, и я презираю рабский народ, готовый служить и кобольду и троллю, если они взойдут на трон. Однако именно в угле рождаются алмазы. Дворец и кандалы Полонира, глаза альвов и чистокровные бризарцы — вот компоненты, необходимые мне сейчас. Я сотворю новую расу, и мои небоизбранные вознесутся на небеса. Мы будем жить вдали от мерзких интриг человечества, от грязных войн, от зависти и нищеты. Мы будем соседями небесных драконов, альвов и альварихов. Мы будем учиться у них, познавать Яргулвард и самих себя.

— А ты еще безумней меня! — рассмеялся Вулкард. — Мечтатель! Ты не превратишь человека в альва, изменив ему глаза и подняв в небо. Подумай, ведь нашу природу не изменили даже альманды! Их кентавры оказались жестокими охотниками, а гарпии и вовсе стали пожирать самих себя!

— Верно, что жестокость вложена в человека богами, но неправда, что человека нельзя изменить. Альманды не изменяли людей, но на гончарных кругах лепили новых существ. Они вкладывали в них только те чувства, которые хотели вложить. И ты забыл о тэнгу — наиболее близких небоизбранным существах. Обретение крыльев не лишило их разума, а бескрайнее небо наделило состраданием и добротой.

— Ты переоцениваешь мудрость альвов и чтишь их, невзирая на то, что они предали и альмандов, и своих братьев цвергов, и народ твоего отца.

— Альвы не имели сил остановить рошъяра, ибо свергнуть Эсмаида может только его дитя.

— Неужели ты… — Вулкард в изумлении расширил глаза.

— Нет, — перебил его Неберис. Его взгляд затуманился и обратился куда-то вдаль. — Это подстроил не я. Может быть, все происходящее часть неведомого нам божественного замысла, а может это всего лишь моя мечта. Однако вспомни, сколько длился век Белого солнца, когда окончилось лето Двух солнц, и какой год уже третьего летосчисления идет сейчас.

Век Белого солнца продолжался девяносто девять тысяч и еще девятьсот девяносто девять лет. Ему вели отсчет альманды, с тех пор как Нигдарабо впервые взглянул на Яраил. То была эра становления юного мира, расселения первых народов и возникновения древних ныне забытых царств. С исчезновением Нигдарабо на небосвод поднялись его дети: Эсмаид и Эсэтир. Так начался век Желтого солнца. В его первую эпоху — лето Двух солнц — братья освещали Яраил вместе. Но через двадцать две тысячи и еще двести двадцать два года Эсэтир был изувечен и обратился Луной. Тогда началась вторая эпоха века Желтого солнца — лето Эсмаида. Она длится и сейчас и насчитывает уже почти одиннадцать тысяч и восемьдесят девять полных лет.

— Оставь досужие разговоры, — отмахнулся Вулкард. — Конца света ждут каждое тысячелетие, так почему он должен случиться теперь?

— Я хочу ошибиться, а вместе с тем хочу оказаться прав.

— А я хочу дожить до этого дня, — царь с просьбой заглянул другу в глаза.

— Я не убью тебя, — ответил Неберис. — И как друг, советую тебе бежать, — бог красного солнца уже стремится к твоему дворцу.