Стая Тамерлана

Тем временем они прошли в ту часть засединского флигеля, где располагалась тайная комнатка. Собственно, это была не комната, а огромный встроенный шкаф, размером полтора метра на два. Архитектор долго ломал голову над тем, как спрятать в изгибах строения указанную площадь, и в итоге это ему вполне удалось. Изнутри помещение было выполнено из металла. При необходимости здесь можно было разместить много разных вещей. А сейчас на вошедших пялились вырезанными автогеном неровными глазницами два сейфа. Один побольше, другой — поменьше. Мызин впервые оказался в этом секретном месте. Постучав зачем-то по стенке одного из сейфов, Портнов кашлянул и принялся докладывать:

— Охрана была никакой — один сторож. Слишком мы стали самоуверенными. А эти охотничьи шавки, что в загонах, какой от них прок? Может, на их лай сторож как раз и высунулся. Придется, видно, заводить овчарок. Следы заметены довольно профессионально. Конкретно на кого-нибудь грешить оснований, вроде, нет. Вот такая ситуевина.

— А как же вскрыли, в смысле, в помещение это вошли? Здесь, я слышал, какая-то хитрая система.

— Правильно слышал. В самой двери никакого замка нет. Он наверху, в полу второго этажа, точнее под ним. Тоже хрен сыщешь. Знать надо. Да и сам механизм требует хороших навыков. Но, как видишь, нашлись такие умники.

— Так… ну, и что, никаких зацепок?

— Имеется одна небольшая зацепочка. Имеется…

— Ну…

— Ближайший городишко держит человек по фамилии Соболихин. Вчера он был здесь, в ресторане, и показал брелок, принадлежащий убитому накануне сторожу. Брелок нашли у торговой палатки. Его собственной палатки, которую тоже ограбили в эту ночь! Информация проверена: так и было. Неплохо, да?

— Интересное совпадение…

— Мне тоже так показалось. Возникает вопрос: это что, инсценировка для отмазки? А брелок притащил специально, видите, мол, ни сном, ни духом, что это вещица вашего сторожа? Делайте вывод — и ваш ресторан и мой ларек вскрыла одна банда! И давайте искать вместе. Ловко? Ну, подумай: кто, сперев у нас такие бумаги, позарится на какие-то поганые «Сникерсы» из коммерческой палатки? Какой идиот? И еще при этом потеряет заметную вещь с убитого, а? Только лох последний так поступит, но здесь-то еще те умельцы поработали! А? Как ты думаешь?

— Да, черт возьми. Нестыковка. Но с другой стороны — зачем ему-то эти документы? Он что, полный идиот, так попадать?!

— Вот, у него бы спросить неплохо.

— Ну, так зачем же дело стало? Ты с ним говорил? — спросил Мызин.

— О чем?! Он что, вот так сразу расколется, да?

— Что предлагаешь?

— Наверняка ему заказали. Ну, не для себя же? Куда какому-то Соболю с нами тягаться? Ясно, это конкуренты. Пронюхали что-то. Там ведь, в этих бумагах, и на Аркашу есть компра, хотя, главное, конечно, на Якубова.

— Это, насколько я понимаю, те самые материалы, которые ты изъял из архивов твоей бывшей конторы?

— Ну, да. И еще там кое-что накопилось…

— Да, местной братве они уж точно ни к чему. Разве что мозги проветрить захотелось — дырок в котелках не хватает…

— Не знаю, чего им там не хватает. За этой бандой приглядывает один мой знакомый мент, так вот, контактов никаких с чужими у Соболя, вроде, не было. Возможно, бумаги еще здесь. На мой взгляд, надо сделать так. «Свече» скоро год, через две с небольшим недели. Назначим юбилей на один из ближайших дней и пригласим основных из ребят Соболихина. А пока они будут тут кувыркаться, осмотрим все их возможные захоронки. Не найдем ничего — пусть уходят. А в случае, если уточнить надо будет чего-нибудь по ходу дела, они опять же под рукой.

— Стоит ли из-за этого праздник какой-то дурацкий устраивать? Может, ты с ними в рабочем порядке?

— А если все-таки не они? Что у нас? Брелок, безделица эдакая. Охранник мог его у той палатки неделю как потерять, так?

— Ну…

— Да и палатки у нас грабят не так уж, чтобы редко!

— Это так. С преступностью в нашей стране еще не совсем покончено…

— Именно! А мы парней этих знаем, отношения как бы даже поддерживаем. Зачем нам лишний шум?

— Вот! Шума-то и не надо. Так что давай с ними в рабочем порядке, обойдись без бардака в «Свече». Аркаша сюда на днях собирается. Ты же знаешь, не любит он таких дел.

— Да знаю. Но по любому лучше собрать пацанов в кучу, чем по всему городу потом их вылавливать. Ты прикинь: если пропадет вдруг Соболь, что, никто об этом не узнает, да? И тогда сразу заказчик концы обрубит — уберет посредников, он же не сам лично выходил на местных, так?

— Скорее всего.

— А в ресторане мы их хоть неделю продержим, ну загудели паршивцы, с кем не бывает?

— Логика в этом есть, конечно. Хорошо, организовывай. Только помни: Аркаша враг беспорядков. По шеям надает.

— Да что ты заладил: беспорядки да беспорядки! Не будет тут никто беспорядков нарушать. Возьмем ребяток как яйца из гнезда, аккуратно, если понадобится.

— Ну, действуй, а мне надо домой звякнуть. * * *

Еще в машине при возвращении с дачи Татьяна Мызина почувствовала недомогание. Юрий высадил ее и дочь у подъезда, помог внести в квартиру сумки и помчался в «Свечу». Жена, человек терпеливый, на вопрос о самочувствии только рукой махнула: «Езжай, отлежусь, и все пройдет. Ты же знаешь наши дела бабьи». Судя по последнему телефонному разговору, боли не уменьшились, а даже возросли. Мызин вызвал «Скорую» и отправился домой, пообещав Портнову через пару часов быть. В дороге он перезвонил еще раз. Медицинская бригада из спецполиклиники уже колдовала над женой.

— Необходима срочная госпитализация, есть подозрение на внематочную, — такими словами огорошила трубка Юрия незнакомым голосом. Это был врач.

Потом сдавленный полушепот жены:

— Я попрошу соседку, она пока присмотрит за Катькой, а ты, как освободишься, отвези ее к маме.

В решении домашних проблем Юрий привык полагаться на жену. Всегда поступал, следуя ее советам. А чьим еще? Она сидела дома, цацкалась с дочерью, воспитывала ее, возила на музыку, приглашала к ней учителей. Да и все прочие хозяйственные заботы несла на своих плечах, не привлекая никакой прислуги, хотя вполне могла — в средствах муж не ограничивал. Куда можно срочно пристроить Катерину? Татьяне лучше знать. И правда — ближе всего теща. Пришлось к ней.

У многих людей живут в головах разнообразные тараканы. Но самыми погаными насекомыми, отличающимися уж совсем особыми вывертами, как правило, населены тещи. Мызинская давно и прочно бзикнулась на кошках. Развела их аж семь штук. Собак же на дух не переносила. Она могла служить наглядной иллюстрацией к пословице: «С кем поведешься, от того и наберешься». У нее развился чисто кошачий брезгливый снобизм, помноженный на иррациональный страх перед волчьими потомками. Как же быть с Принцем? А может, возьмет в виде исключения? Видя каменное упорство бабки, Катька устроила сцену: «Хочу Принца с собой, не увози его, папа!» И в слезы. Старая чуть в обморок не хлопнулась, представив этакую смердящую псиной громадину в окружении ее разленившихся кошечек с розовыми бантиками.

— Да это все равно, что тигра в крольчатник пустить! Да он же их одним глотком заглотит и не поперхнется! — запричитала она. — Нет, вези его с собой! Он и машине перекантуется!

Не помог и внушительный мешок с собачьим кормом, по дороге купленный Мызиным. Не убедил. Ясно, что такие безобразные собаки перед завтраком, обедом и ужином только и мечтают об одном: разнообразить меню зазевавшимся котиком. А сама теща как сможет остаться в квартире с псом? Они все кусаются и гадят напропалую, а еще брешут по поводу и без него. Собака в доме — прямая дорога к инфаркту, параличу, бессоннице, лихорадке, холере, псориазу и сотне других болячек (тещина медицинская осведомленность всегда повергала Юрия в ужас), не в пример киске, от которой только польза здоровью. Хотя бабка внучку любила до безумия, потакала ей во всем, но тут стала насмерть. Пришлось Мызину выматериться про себя, и взять мастифа в «Свечу». * * *

Годы летели незаметно, и Тамерлан не почувствовал, как стал жить совсем в другой стране. Впрочем, сразу этого не поняли до конца и куда более здравые умом граждане. Словно мелкие щепки за выходящими в бушующее море каравеллами и фрегатами, они потянулись в новую жизнь вслед за большими политиками. Паруса кораблей раздували ветры амбиций, бури упоительной самостийности гремели над головами маршами научно выверенной надежды. Такелаж, состоящий из попутчиков, советников и прочих романтиков светлой будущности, белых и пушистых на вид, но циничных и корыстолюбивых, по сути, успокаивающе потрескивал и бодро скрипел, обещая небывалые рассветы впереди. Щепки барахтались в кильватерных волнах и наивно радовались долетающим с флагмана красивым словечкам: «перестройка, гласность, демократия, свобода печати, выборы, приватизация» и другой мишуре, как будто вся эта терминологическая канитель предназначалась исключительно для их пользы. Огромная империя развалилась как трухлявый пень. В одночасье. Не потребовался даже удар какого-нибудь завалящего ржавого топора. В этой кажущейся мягкости перехода из одной формации в другую с трудом угадывались близкие потоки крови и слез, слабо брезжило скоротечное рождение баснословных воровских состояний и повсеместное распространение плесени вопиющей нищеты.

Вместе с током истории менялся и Салим Якубов. Он не утонул в новом политическом океане, потому что был непотопляем. Выбросив корочку большевистского партбилета, как белка пустую шишку, Якубов влился в состав нового, теперь уже по-настоящему народного правительства. Ему нравился текущий момент. Он предоставлял больше возможностей. Соответственно, требовал и больших затрат личного времени. У многочисленных родственников Якубова прорезались коммерческие жилки. Тугими петлями обвивались жилки вокруг принадлежащих раньше государству предприятий. И в каждой петельке, каждом узелке оставляла след лапа члена народного правительства. Другие его лапы выпускали острые когти и обороняли нажитое, а третьи — тянулись дальше и выцарапывали чужие куски. Из-за всех этих каждодневных хлопот Якубов все реже посещал обнесенный плетеным забором пятачок в степи, где хромой Тамерлан воспитывал псов-убийц.

А к тому времени, когда созрел и оформился новый альянс с Засединым — «проект века» — интерес Салима Раджабовича к загрызанию людей собаками вовсе поуменьшился. Что поделаешь — все приедается. Даже спорт.

Существенную роль в изменении вкусов сыграл один неприятный случай. Племянник Якубова Джафар Алтыбеков, тот самый, на чьей свадьбе впервые пересеклись пути хромого псаря и его нового хозяина, полюбил остроту кровавых представлений едва ли не больше дядюшки. Он часто приезжал без своего высокого родственника навестить собак. Полюбоваться ими. Почувствовать свою причастность. Особо Джафар выделял кобеля, белого, как снежные шапки, венчающие стерильные вершины гор. Его звали Дарган. Это был уже четвертый пес Тамерлана с таким именем. Обычно все белые самцы носили у него одинаковую кличку и были любимцами. Дарган казался наиболее смышленым и уравновешенным из всех собак, живущих сейчас на степной заимке. Несмотря на свою зверскую профессию, он неплохо разбирался в людях. Понимал, кто жертва, а кого трогать нельзя. С ним можно было где угодно спокойно гулять, ведя его на поводке. Хоть по городу.