Стая Тамерлана

Джафар оценивающе подумал: «А как должна быть прелестна эта красивая блондинка в постели!» И отвел предательски заблестевшие глаза. Он прекрасно знал свое место, в рамках которого не могло быть даже мечтаний о женщинах, принадлежащих старшим по рангу.

— А это Тамерлан, — подтолкнул Джафар вперед невзрачное скривившееся на бок существо, до того никем не замеченное.

— У-у, — невнятно отреагировал Заседин, не понимая связи между шикарными коврами, драгоценностями и этим странным заморышем.

Шестнадцать лет жизни у Якубова не изменили Крысенка. Худой, маленький, одна нога короче другой, узкое личико со скошенным лбом. Полуприкрытые выпуклыми веками, словно от смущения, глаза. Правая рука нелепо прижата к животу. На нем была пестрая в светлый горошек на синем фоне рубаха и брюки-хакки, заправленные в яловые сапоги. Он казался мальчишкой-инвалидом. Жертвой какой-то трагедии. Таким должны хорошо подавать милостыню. Даже несмотря на опрятный вид.

— Стая Тамерлана, уважаемый Аркадий Николаевич, — напомнил Джафар.

— Стая? — удивился хозяин.

— Пойдемте, уважаемый. Там, во дворе.

С фасадной стороны усадьба Заседина была обнесена высоким, выше трех с половиной метров кирпичным забором, имитирующим крепостную стену. Поверху ее украшали три нити колючей проволоки. На площадке между стильным забором и еще более шикарным домом стояли прибывшие сегодня от Якубова фордовский микроавтобус, доставивший ковры, и ЗИЛ с плотно завешенным тентом. Содержимым грузовика Аркадий Николаевич прежде времени интересоваться не стал, полагая, что и так все разъяснится. На всякий случай около него был оставлен дежурить охранник.

Джафар обошел машину и, остановившись метрах в пятнадцати, придержал под локоток шагнувшего было вперед хозяина. Затем дал команду поднять задний полог тента. Шофер отстегнул крепления и потянул за веревки. Показались две прикрепленные к бортам металлические клетки, между ними оставался неширокий проход. Из-за каждой решетчатой стенки на людей глянуло по крупной собачьей морде. На одной из них сию же секунду изобразился оскал, и раздалось негромкое, но грозное рычание, вторая осталась равнодушной.

— Собаки? Это для охраны что ли? — не понял Заседин. — Так у меня бойцы на то есть…

— Дядя хотел сделать вам сюрприз, уважаемый.

— Да? Какой еще сюрприз?

— Давайте отъедем куда-нибудь в лес, где никого не бывает, и я покажу их вам в деле.

— Прямо сейчас?

— Да. Только жену не берите с собой.

— Ну что ж, ну что ж, — пробормотал заинтригованный Аркадий Николаевич и глянул на часы. — Минут сорок у меня есть. А как вы их доставили?

— На самолете, прямо в этой машине. Дядя предоставил транспортный самолет. * * *

Оказалось, ЗИЛ привез не двух собак. Это стало ясно чуть позже, когда из кузова раздалась целая какофония, состоящая из хрипящего лая и воя. В этих воплях звучала столь неудержимая жажда убийства, такое нестерпимое желание разрушений, что кровь стыла в жилах. Они были ужасны. Но выступлению этого хора предшествовало событие еще более жуткое.

Лесная дорога привела небольшой кортеж на поляну. Там Джафар, попросив никого не покидать автомобили, а только приоткрыть окна, вытолкнул из салона худого узбека неопределенных лет. Потом что-то крикнул покинувшему грузовик Тамерлану и захлопнул за собой дверцу. Узбек бессмысленно оглянулся по сторонам, ухватился за дверную ручку и, напрягаясь всем телом и что-то бормоча, стал тянуть ее на себя. Однако слишком долго предаваться этому занятию ему помешал пес, выпущенный из кузова. Заметив собаку, человек взвизгнул, метнулся к другой машине, забрался на капот, а оттуда на крышу. Джафар высунул из окна руку с пистолетом, направил оружие на несчастного и разразился злобной тирадой. Вняв угрозе, узбек скатился на землю и, пригибаясь, побежал к лесу. Видно, рассчитывал, что пес не заметит его. Но не тут-то было. Это только в кино собака, преследуя человека, пробегает за ним полгорода. В реальности алабаю понадобилось несколько прыжков. Пес сбил жертву с ног и, не принимая во внимание отчаянное сопротивление своей добычи, в течение каких-то секунд добрался до горла, замер над ним, а потом рванул голову назад и вбок. Все было кончено.

Вот после этой короткой и неравной борьбы, поляну и огласили дикие вопли. Заморыш взвизгнул, и лай мгновенно оборвался. Затем он произвел горлом нечто, напоминающее карканье простуженной вороны. Пес, тот самый, что рычал на людей из кузова, оторвался от лежащего на траве человека и, наклонив голову, послушно запрыгнул в клетку. Тамерлан защелкнул две большие щеколды.

Только после этого Джафар открыл дверь машины, и они с Аркадием Николаевичем вышли на поляну. Лицо последнего стало еще более озабоченным и даже рассерженным.

— Ну, вы, бляха, ребята, мастаки! Развлекли, ничего не скажешь! Ты что охренел, Джафар?

— А что?

— Ну, на хера мне эти звери? Чем вы там с Салимом думали?

— Думали, вам интересно будет, уважаемый!

— Ёпрст, интересно мне будет! Это же вам не Азия, это Россия все-таки! Что теперь с трупом будем делать? — раздраженно произнес он.

— Да ничего не надо, уважаемый, — белозубо улыбнулся Джафар. — Мы его сейчас заберем, а там о нем собаки позаботятся — ничего не останется, ни одной кости, проверено.

— Людоеды они, блин, что ли?

— Ну, почему, не только. Они и быка едят, и конину, и кашу им варят из риса…

— А пропажа человека? Как с этим быть? Куда его списывать?

— Это не человек. Это раб был. Без документов, без родственников. Никому он не нужен. Искать не станут.

— Та-ак.

— Со мной еще такие есть, уважаемый.

— Ах, еще есть!? Корм, да?

— Нет, просто рабы.

— А когда кончатся, чем прикажешь кормить?

— Ну, кашу они едят, конину, я же сказал…

— Конину им подавай, дьявол! И что мне прикажешь со всем этим хозяйством делать?

Джафар понял, что столь ценный в его глазах дар вызывает у Заседина скорее недовольство, чем восхищение, но не смутился:

— Укажите место, я поставлю вольеры. Все предусмотрено, уважаемый, — и с ноткой почтительной робости в голосе осведомился. — А вы знаете, сколько такие животные стоят?

— Какая разница? Да-а, положеньице! Мне-то они на хрена? А?

— Что, обратно, что ли их отправлять? Подарок, все же… хороший…

— Хороший? Ах, вашу мать, хорош подарок, ничего не скажешь. И так проблем по горло, а тут еще… А, ладно… погоди… вот!

Заседин обернулся к выстроившимся позади него людям и приказал:

— Перевезите все это в «Свечу», ну, расширьте там собачник. Там, в «Свече», им самое место. Я сам туда на днях загляну… * * *

Личное обращение вызывает больше доверия. Портнов сам позвонил Соболихину.

«Юбилей «Свечи»? Какого черта? — подумал Соболь. — Тут своих вопросов хватает. Или что-то они разнюхали? Поделиться хотят?» Отказываться не стал — кто их знает, что им в голову стукнет, вдруг и его заподозрят, если не поехать? Пока оснований на то нет, но в чужую голову залезть, это не в лавку за водкой сходить — вспомнилось чья-то сентенция.

Вообще-то еще неделей раньше такое приглашение за честь бы почел, тем более не одного зовут, а с парнями. Уважают, знать, москвичи. А возможно, это и к лучшему. Собираются объединить усилия? В том, что те ведут самостоятельное расследование, он не сомневался, но их, местных, не привлекают. Понятно — уровень все-таки разный. Да, видно, и у самих затор. Кого же с собой взять? Опасности там никакой не предвидится. И все же — телохрана, Резкова, иначе не солидно. Гридина, разумеется. А еще кого? * * *

Было полуденное время. За занавеской о стекло билась лбом муха и зло жужжала от обиды на неожиданно затвердевший воздух, где-то дальше тонко и растерянно блеяла коза, очевидно, молодая и неопытная. Да, хорошо жить на окраине: чем дальше от центра, тем ближе к природе.

После женитьбы Константин Гридин, если представлялась возможность, старался обедать дома. Ленька, пока и не думающий куда-то пристраиваться, периодически столовался у брата. Они сидели на огромной кухне и допивали чай. Наташка, которой пока еще не надоело хозяйствовать, хотя муж предлагал обзавестись прислугой, убрала посуду, улыбнулась братьям и вышла, сообщив, что ей надо навестить подругу, посмотреть какой-то новый наряд. Мужчины остались вдвоем.

Внешне братья были сходны только в том, что досталось им от отца — носами с небольшими горбинками, материнские же черты рассредоточились по лицам, создавая разницу, а не подобие. Широко открытые материнские глаза смотрели на мир с Ленькиной физии, а Костя был награжден полноватыми губами и ямочками на щеках. Старший был ниже, но плотнее, в разговоре с ним, если они стояли, Ленька всегда умолял свой рост, и оттого искренне считал, что они с братом одинаковые.

Константин никогда всерьез не допускал Леньку до своих дел; как мать всегда мечтала о «чистой» работе для своих чад, так и он желал брату легального поприща. Но склонная к романтике натура младшего не желала мириться с таким положением вещей. Вот и сейчас он старался перевести разговор в интересующую его колею.

— Мы, по-моему, эту тему закрыли, — нелюбезно ответил Костик, закуривая. — Сколько можно трепаться об одном? Учись, получай образование. А там я тебя куда-нибудь пристрою, будешь свои бабки законно строгать. Зачем тебе во все это лезть? Чертик в жопе играет? Спать не дает? Ты знаешь, сколько братвы положили? Сходи на кладбище, полюбуйся. Тоже туда хочется?

— Сейчас времена уже не те. Соболю вон скоро полтинник, и ничего с ним не стало. А ты чего, боишься, что ли? — подначил Ленька Константина.

— Ах ты, паршивец! Чего мне бояться? Мне уже дороги взад нет. Узелок завязан, и крантец. А за тебя, да, боюсь. Ты посмотри: все самые крутые, что выжили, в бизнесмены записались или в думы там всякие пошли, в администрации разные, политику крутят. Они своих родственничков на разборки не шлют. Есть для этого негры. Да тот же Соболь, он кто? Нормальный бизнесмен, а не гопник-стопник какой-то. А ты куда лезешь?

— Попробовать хочется.

— Пацан! Вот я сейчас перед тобой сижу в своем доме, а завтра, может, жена моя вдовой сделается.

— Да ты чего, Костик, в самом деле? Завтра! Да ты сто лет проживешь!

Константин вздохнул, зло вонзил окурок в пепельницу, глянул на брата в упор и сказал, как-то вопреки своему жесту, вяло, без эмоций:

— Предчувствие у меня какое-то в последнее время дурное. Не знаю. Обещай: если со мной что случится, ты по моей дороге не пойдешь!

— Да ладно тебе. Тоже мне Нострадамус выискался.

— Не ладно! Понял? Не ладно! Матерью поклянись! Сейчас же!

Строгий вид брата заставил Леньку стушеваться и оставить ернический тон.

— Хорошо, Костя, обещаю, — пожал он плечами.

— Поклянись!

— Ну, хорошо, клянусь мамой… что… что по твоей дороге не пойду.

— Вот так.

— А откуда у тебя предчувствие? В самом деле, что-то есть?

— Если б прикуп знать… Слушай, у меня тут тайник оборудован, в доме. В нем деньги и оружие. Жена не в курсе. Пойдем, покажу. И смотри — об этом знаем только ты и я!

— Да, понял я, Костик, не продам.

Когда они вернулись на кухню, зазвонил телефон.