Отпуск на даче

Я тут же припомнила, что Николай, когда обрисовывал характер Сергея, упоминал о том, что погибший кричал на соседских детей из-за их шалостей. На этот раз я была склонна признать, что у него были веские причины на них кричать.

— Бывают очень противные дети, — решила Аня. — Видно, соседские из этой категории.

— Ничего, обновишь Маринину стиральную машину, — попыталась я утешить «шкелета».

— Пойдёмте, девочки, пообедаем, а я заодно переоденусь.

— Ну, так как же, можно мне закончить окно? — раздался за спиной знакомый голос.

— Михал Михалыч, я же вам сказала, что я здесь не хозяйка, — терпеливо ответила Катя. — Вот приедет Марина, к ней и обращайтесь.

Садовник укоризненно посмотрел на неё, покачал головой и ушёл.

— Настырный какой! — тихо сказала Катя. — В третий раз ко мне с этим обращается.

Мы ушли в дом и с аппетитом поели.

— Вы как хотите, а я посплю, — решила Аня и растянулась на диване.

Катя занялась вознёй по хозяйству, а я решила поработать, поднялась на второй этаж, взяла свои бумаги, спустилась вниз, поглядела на безрадостную картину спящей Ани и решила, что в такой атмосфере вдохновение меня вряд ли посетит, поэтому отправилась в свою спальню. Я с удобством устроилась на кровати, разложилась со своим хозяйством и углубилась было в работу, но прервала её, чтобы записать разговор Михал Михалыча с Юлей. Мало ли что? Вдруг когда-нибудь понадобится вспомнить до мелочей, о чём же конкретно они говорили, а не сможешь? После этого меня словно что-то стукнуло, и я прислушалась: сверху очень тихо доносился вой. Я уже говорила, что днём я смелая, не то, что ночью, поэтому я решила подняться на третий этаж. Я не рассчитывала проникнуть на чердак, ведь надо всё-таки соизмерять свои возможности, но пройти по лестнице хотя бы до половины пролёта было вполне осуществимо.

В доме было тихо, одиноко, и я сразу же осознала, насколько он велик. И что Марине делать в такой махине? Да ещё она строит двухэтажный хозблок. Непонятно, зачем одному человеку два больших дома? Я поднялась по лестнице, прислушиваясь и замирая почти на каждой ступеньке, но всё было тихо. Даже воя не было слышно. Я осмелела и заглянула в коридор третьего этажа. Пусто, комнаты, двери в которые не были заперты, встречали меня откровенно нежилым видом. Две из них оказались на запоре. Я прислушалась, но ничего не разобрала. Сейчас я бы не удивилась, если бы внутри кто-то зашевелился, настолько разыгралась моя фантазия во время этой вылазки. Но нет, полное безмолвие. Я вернулась на лестницу и, подумав, осмелилась подняться выше, до самой двери на чердак. Я взялась за ручку, тихонько потянула на себя, потом от себя, но открыть не смогла. Дверь была на запоре. Я прислушалась, и холодок разлился у меня по спине: внутри временами кто-то вздыхал, иногда начинал подвывать, но быстро замолкал, а иногда раздавались какие-то звуки, словно кто-то не то шевелился, не то что-то искал.

Я торопливо спустилась вниз. Да-да, не в спальню, где я оставила свою работу, а именно вниз, к живым людям.

Я решила не посвящать в свои наблюдения Катю, поскольку она была всецело занята хозяйством и, как мне казалось, не слишком заинтересуется нашими изысканиями, а если заинтересуется, то не сможет сохранить в тайне от Марины. Раз уж у нас с Аней завелись секреты, то мы их будем наращивать вдвоём. Это даже внесёт определённую остроту в нашу здешнюю жизнь. У нас уже появилось двое знакомых, про приподнявшийся платок и про крест внутри зеркала знаем тоже только мы, если не учитывать Николая, так что пусть к этому прибавится и моё сегодняшнее маленькое приключение.

Я еле дождалась, когда Аня, наконец, проснётся.

— Как приятно чуть-чуть подремать! — зевая, сказала она.

— А теперь можно и вставать, — ответила я. — Пойдём, погуляем. Может, встретим твоего Михаила.

Это моментально привело Аню в чувство.

— Правда, пойдём скорее. Если мы его увидим, то что я должна делать?

— Быть задумчивой и рассеянной, — подсказала я.

Я тут же представила, как моя подруга проходит мимо него, будто его не замечая, поэтому пояснила:

— Ты с ним любезно поздороваешься, но этак… с отвлечённым видом, словно тебя одолевают думы о чём-то… высоком… или далёком. Сама определишься с тем, о чём ты размышляешь. Ты должна казаться ему очень интересной, даже загадочной женщиной, словно у тебя есть тайна, причём хорошая тайна, ничего неприличного.

— Конечно, — испугалась Аня. — Не хватает только, чтобы меня заподозрили в чём-то плохом. Можешь на меня положиться, я сумею быть женщиной-загадкой. Наверняка художнику понравится загадочность, ведь он сам натура артистическая.

— Должно понравиться. Знаешь, как писали о Гаршине? На его глаза иногда набегала таинственная слеза. От тебя не требуется проливать слёзы, но попробуй временами напускать на себя отрешённый вид и при этом не выглядеть ненормальной.

Почему-то мне сразу разонравилась моя идея привлечь Михаила загадочностью, но отступать было уже поздно.

Мы прошли до рынка, потом до пруда, издали видели Николая, вновь похожего на орангутанга, потому что, как и обезьяна, не имел на себе даже майки, правда, в отличие от неё, носил плавки. Грудь у него была заросшая, поэтому я его с самого начала и сравнила с орангутангом. Мы не стали подходить к нему, тем более что он нас не видел, и пошли обратно. Решили идти к станции. Место трагедии мы прошли медленно, вглядываясь в асфальт, словно на нём могла сохраниться кровь.

— Жутко, — сказала Аня. — Вот так, неожиданно, в полной темноте на тебя набрасывается большая собака и начинает кусать…

— А может, собака не была огромной, — предположила я. — Её ведь никто не видел. Мало ли что потом выдумают. Раз человек растерзан, то, разумеется, страшным зверем чудовищных размеров. А может, это была не такая уж крупная собака. Выскочила в темноте, вцепилась в горло, вот и конец человеку пришёл. А уж потом она его всего изодрала. Кто знает, может, он её первым стал гнать или ударил. Николай ведь сказал, что он гонял бездомных собак.

— Может быть, и так, — согласилась Аня. — А может, вообще была целая стая. Задрал кто-то один, а окружала его стая, потому он даже сопротивляться не мог.

— А может, это была чупакабра, — сказала я. — Ты сейчас способна думать о чём-то другом, кроме Михаила?

— Конечно, например, о чупакабре, — ответила Аня. — Это что-то вроде собаки, кажется?

— Неизвестный науке зверь. На вид похож на особо уродливую собаку, но сама я судить не могу. Слава богу, не встречала её. Чупакабра нападает на домашних животных и, как писали, напала однажды на человека, но тот отбился. Однако речь сейчас о другом. Слушай внимательно, только никому не рассказывай: ни Марине, ни Кате, ни нашим новым знакомым.

Я поведала ей о том, что услышала у двери на чердак.

— Интере-е-есно! — протянула Аня. — И кто же это такой? Я думала, что призраки воют только по ночам. Днём мы, вроде, его не слышали.

— А мы прислушивались? — возразила я. — Мы всё время разговариваем или вообще уходим из дома. Да и что можно услышать на первом этаже, если кто-то засел на чердаке? Мы же не торчим днём в спальне.

— Это правда. Но интересно всё-таки, кто там сидит?

Упоминание о чупакабре навело меня на невероятную мысль.

— Аня, как ты считаешь, Марина любит собак?

— Не знаю. Может, бездомную собаку и пожалеет, кинет ей что-нибудь, хотя…

— Нет, вряд ли даст ей поесть, — решительно возразила я, вспомнив, как скупо потчевали нас, пока мы не взяли хозяйство в свои руки.

— Да, вряд ли даст, — согласилась Аня, вероятно, тоже припомнив, как ушла от неё на дрожащих от голода ногах. А почему ты заговорила о собаках?

— Просто подумала, вдруг на чердаке она прячет собаку? Может, когда вёлся отстрел бродячих животных, одна из собак забежала к ней, а она пожалела её и спрятала на чердаке?

Я сама понимала невероятность такого события.

— Нет, это невозможно, — решила Аня. — Марина не станет пускать к себе незнакомую собаку. Да и зачем ей держать её на чердаке? Собака — не преступник, скрывающийся от полиции. Она не могла убить её мужа, иначе она и на Марину бы набросилась.

У меня был другой довод против моего предположения. Если бы Марина знала, что это воет настоящая собака, она бы не боялась этого воя и не позвала меня пожить у неё эти сорок дней. Зачем ей моя компания, если у неё уже есть собака? Но даже если предположить с её стороны такой нелогичный поступок, то она не боялась бы ночных звуков, а если бы по какой-то причине делала вид, что боится, то они бы не помешали ей спокойно спать. Нет, она не притворяется, она по-настоящему, до безумия напугана. Если бы не наше присутствие, она могла бы не выдержать такого чрезвычайного нервного напряжения.

— Да, она не могла спрятать туда собаку, — согласилась я и продолжала, осенённая новой мыслью. — А вдруг это сделал её муж, когда был ещё жив? Характер у него был тяжёлый, неприятный, так что он мог решить попугать свою жену. Он спрятал собаку…

— Нет, — перебила Аня. — Помнишь, Марина сказала, что должна была уехать с дачи, но осталась чисто случайно. Сергей знал, что её не будет, поэтому ему незачем было прятать на чердаке собаку, чтобы пугать жену.

— И это верно, — продолжала я. — Тогда давай рассмотрим ещё одну возможность…

— Это в тебе сказывается писатель. Ты сейчас придумываешь все возможные варианты, а потом выберешь самый подходящий и напишешь роман о собаке, спрятанной на чердаке.

— Не перебивай, а то мысль ускользнёт. Предположим, это Сергей захотел завести собаку. Он приобрёл её и, зная, что жена уедет, спрятал её пока на чердаке. Вечером он бы вернулся на дачу и, поскольку Марина уже уехала бы, забрал псину. Но он погиб, и собака воет, запертая на чердаке.

— Она бы уже умерла от голода, — сказала Аня.

— От голода так быстро не умирают. К тому же, неизвестно, может, Сергей оставил ей гору еды. И вода на чердаке может быть. Сергей мог налить её в какую-нибудь большую ёмкость, в таз, например.

Аня прикидывала такую возможность, и постепенно её лицо просветлело.

— А ведь такое могло быть! — обрадовалась она. — Мы-то ночами умираем от страха, а несчастная животина умирает от тоски и голода. Ты говоришь, что вой был совсем слабым? А вдруг она уже на последнем издыхании?

— Чердак заперт, а взломать дверь я не решусь, — сразу предупредила я. — Надо подождать Марину, объяснить ей ситуацию и с её разрешения или вместе с ней туда подняться и спасти бедное животное.

— Ну вот, теперь мне покоя не будет до самого вечера, — пожаловалась Аня.

Но она ошиблась. Встреча, к которой мы стремились, но о которой из-за волнующего разговора забыли, на время заслонила собой все мысли о злосчастной собаке.

— Вот он! — сообщила Аня страшным голосом и даже изменилась в лице. — Значит, сейчас я должна изображать задумчивость, женщину-загадку?

— Попробуй его заинтересовать.

Михаил сидел перед мольбертом на опушке леса за станцией и рисовал. Мне показалось, что он не обрадовался при виде нас, но быстро овладел собой и изобразил довольную улыбку.