Ксения

* * *

Записки Каспара Фидлера.

«Месяц июнь 1606 года, в Москве.

Теперь у московитов новый царь. Это князь Василий Шуйский, о котором я писал прежде. Сразу после гибели Дмитрия его венчали на царство, хотя народ не выразил по этому случаю большого довольства. Настроение в городе тревожное, ходит слух, что вместо Дмитрия убит похожий человек, а самому царю удалось спастись. К нему бежали несколько дворян во главе с Молчановым, а в Путивле уже поднимается возмущение, которым руководит князь Шаховской. Слухам о спасении прежнего царя я не верю, ибо сам видал его обезображенный труп, долго валявшийся перед Кремлем на торге. Тут же лежал его верный слуга Басманов. Сам воевода Мнишек и дочь его уцелели. Их сослали в Ярославль и держат пока в заточении, хотя, как мне думается, Шуйскому их придется отпустить, поскольку он не хочет ссориться с польским королем Сигизмундом.

Чтобы покончить со слухами об истинном Дмитрии, новый царь послал в Углич своих людей и велел привезти в Москву тело царевича, пролежавшее в земле семнадцать лет. Перед московскими стенами поезд из Углича встречал царь с боярами, священниками и монахами. Сюда же позвали и старую царицу, которой уж столько раз приходилось опознавать своего сына. Я сам из любопытства вышел в поле, пробиться к носилкам не мог, но слышал слова царя: „Ныне зрим мы истинного царевича Дмитрия, убиенного в Угличе, и божье провиденье сохранило его нетленным. Видим мы и орешки, коими играл он в последний свой день, и орешки те, наполненные его кровью, тоже целы. Се говорит о святости его и невинности“. Тело царевича перевезли в Архангельскую церковь, и там оно долго стояло, а подле него происходили чудесные исцеления калек и безнадежно больных. Все наши проявили к этому большое недоверие и подозревают, что вместо сгнившего царевича в гроб положили кого-то еще, то ли недавно помершего, то ли нарочно убитого к этому случаю.

Месяц август, в Москве.

Слухи о спасении Дмитрия растут, и новый царь ничего не может с этим поделать. На улицах появляются подметные письма, в которых народ призывают к свержению Шуйского. Восстал Путивль, а за ним Рязань, в особенности много мятежников накопилось в Ельце, куда царь Дмитрий доставил пушки и снаряжение для войны с крымцами. Все это попало в руки восставших. Шуйский послал в Елец воеводу Воротынского с ратью, но его окружили и разбили наголову. Между тем в Путивль прибыло целое войско под рукой атамана Ивана Болотникова. Как говорят, это весьма отважный человек, многое испытавший, бывший в плену у турок, а потом ставший казацким атаманом. Некоторое время он воевал под польскими знаменами в Венгрии, а после заключения мира с турками попал в Самбор и там встретил человека, назвавшегося спасенным Дмитрием. Этот Дмитрий вручил Болотникову саблю и грамоту с царской печатью, а мы знаем, что царская печать в самом деле попала в Самбор, так как уже видели отмеченные ею грамоты. Болотников со своими десятью тысячами казаков подкрепил в Путивле восставших, и теперь все ожидают его похода на Москву.

Месяц сентябрь, в Москве.

Положение немецких рыцарей при новом царе было до сих пор неопределенно. Но вот меня позвали к новому царю, и я впервые мог говорить прямо с такой высокой особой. Царь Шуйский спросил меня, согласен ли я служить ему, если он повысит меня чином и даст в подчинение сто немецких воинов. Такая честь весьма меня обнадежила, и я согласился. Царь предложил набрать мне воинов самому, ибо доверяет не всем немецким рыцарям и хочет, чтобы они служили ему верно. Я заверил царя, что такие воины найдутся. Присяга для немцев священна, они никогда ее не нарушат.

Через несколько дней я назвал царю имена моих подчиненных, и он поручил нам первое дело. Вместе с царским войском, коим предводительствует брат царя Иван Шуйский, мы должны отправиться под Калугу и разгромить Болотникова, который стремится к Москве.

Я никогда не выступал в роли командира, не все рыцари этим довольны, но я на них не сержусь, зависть дело обычное. Я постараюсь проявить все свои способности и добиться расположения нового царя, который проявил ко мне такое внимание».