Женить нельзя помиловать

— Я люблю тебя, — ровно. Без истерики. Чуть громче, чем раньше.

Грейнджер не отступает. Несмотря ни на что, она ищет брешь в жёсткой обороне Малфоя, ощетинившегося и спрятавшегося за броню напускного равнодушия. Только Гермиона видит насквозь эти жалкие попытки остаться невозмутимым — ведь внутри Драко всё пылает. От обиды. Гнева. Протеста.

— И что с того? Мне вот любопытно, ты молчала так долго, чтобы признаться именно сейчас? — усмехается Малфой, ещё больше растягивая слова. Знает, что подобная привычка особенно бесит Гермиону. — Выходит, тебя надо бросить, чтобы услышать эти три слова? Почему мы имеем право быть рядом только таким способом: изводя друг друга?!

Гермиона не обращает внимания на его подначивания — она чувствует: лёд тронулся. Может быть, теперь Драко поймёт и простит её. Но сначала выскажет всё, что наболело.

— Не надо никого изводить, — мягко, успокаивающе, шепчет она, подходя ближе. Потому что так хочется стать снова ближе. — Пойми наконец, я люблю тебя.

Он очень хочет поддаться, но простить её сейчас — значит, принять правила игры Грейнджер. Будто случившееся — пустяк. Досадное недоразумение. Но если не решить проблему теперь — дальше станет хуже, и уже ничего нельзя будет исправить. Её «я сама» должно остаться в прошлом. Отныне и навсегда — только «мы»! Конечно, Драко нравится её сила духа, иначе они не смогли бы быть вместе, но — чёрт возьми! — кто из них двоих мужчина?

Но как же сложно сопротивляться шёпоту!.. Её глазам. Собственным мыслям. Не железный же, в конце концов!

С трудом сбрасывая наваждение, Драко саркастически выгибает бровь:

— Ты нашла самое подходящее время, Грейнджер! Почему сейчас?

Он бросает слова, не задумываясь. Как будто давно собирался сказать, но сдерживался.

И в это мгновение его словно прорвало:

— Не полгода назад, когда ушёл после первого «нет»? — тихо.

— Не вчера, на столе, умоляя «ещё»? — громче.

— Не сегодня в кабинете? — на несколько тонов выше.

— Столько раз стонать подо мной и промолчать о главном?! — Драко уже не кричит, почти хрипит, и от этого становится страшно.

Когда-то давно, сотни дней и тысячи часов назад, он думал, что для неё их отношения — просто секс. Привычка. Поиск острых ощущений. Запретное удовольствие. Тогда сомневаться во взаимности стало для Малфоя больным и обыденным. А теперь... ему больно от её слов.

Они не голая дань чувствам — они способ его удержать.

Жестокий приём.

Гермиона замирает в полушаге, с трудом понимая, что он говорит.

А Драко смотрит прямо на неё, уже не в силах остановиться:

— Почему не тогда, а сейчас? Когда сделала из меня дурака! — кулаком о стену.

— Показала, что нас нет — только я и ты! — ещё один удар.

— Когда нам обоим больно! — вместо удара — крепко сжатый кулак, будто пытаясь удержать боль и не дать выплеснуться отчаянию.

— Какого хрена, Грейнджер?! — вспышка ярости сменяется ледяным тоном. — Какого хрена тебе оказалось легче обмануть меня, чем сказать эти три слова? — Малфой прожигает её глазами, испепеляя противное гриффиндорское всезнайство.

Гермиона с трудом переводит дыхание — он прав, абсолютно и безоговорочно. Это факт, с которым не поспоришь. Но она призналась ему в любви, а Драко злится. И грешить не на кого...

Кроме себя.

— Я люблю тебя, мне больше нечего сказать, — говорит в пустоту — он всё равно не услышит.

Или опять поймёт по-своему.

Он отступает. Снова идёт к двери. Не спеша. Не оглядываясь. Бездумно. Словно за ней решение проблемы.

Небрежно бросает через плечо:

— Найди другой аргумент, Грейнджер, — ты же умная, — напоследок снова сарказм.

Почему?

Теперь уже Гермиона злится не на шутку — на себя, на Малфоя, на всю эту идиотскую ситуацию с кольцом. И она поступает не как разумная, уверенная в себе девушка, а как глупенькая маленькая девочка.

— Другие аргументы? — прищуривается и тут же бросает: — Да без проблем!

Невербально приманить собственную туфлю — секундное дело. А швырнуть ею в спину Драко — и вовсе пустяки! Пусть это и впервой...

Бах!

Он разворачивается и впадает в ступор, оторопело глядя то на Грейнджер, то на изящную туфельку у его ног. Гермиона, сама не ожидавшая от себя подобного, тоже застывает, ожидая проклятий, криков, ругательств.

Маленькой бури.

Но Малфой быстро берёт в себя в руки, криво усмехается, так привычно и буднично, что у неё уже набита оскомина, ловко приподнимает башмачок и...

…ставит его на комод у двери.

— Теряешь сноровку, Жаба! Неубедительный довод, да и не трогает как-то...

Она чуть не захлёбывается возмущением от таких заявлений. И злость на ослиное упрямство Малфоя оказывается сильнее чувства вины:

— Да ну?! Может, стоило бросить посильнее? Чтобы до тебя, дурака, дошло... — Гермиона замолкает. Опять не то. Признания не помогают.

— Так в чём же дело? Давай! Ты, как никто, умеешь врезать со спины посильней! — Драко театрально протягивает туфельку как приглашение к действию, но что-то подсказывает — речь не о ней. Внутренне Малфой уверен — Грейнджер не посмеет проделать подобное ещё раз.

Так и есть.

Её «оружие» возвращается на комод.

— Да что же ты за человек!.. — Гермиона лихорадочно и бесполезно ищет слова: — Такой...

— Уж каким родился... Другого не будет. Да, я не Поттер, с которым у тебя гребаная душевная близость! Да, я не рыжий придурок, с которым ты спала! Я — Малфой. Злой, эгоистичный, ревнивый, который ни на что не годен, кроме как трахаться! — ехидно. — Но, мать твою, любимый!.. — во весь голос. Издевательски. Усмехаясь. Стараясь задеть. Показать себя во всей красе.

И что в ответ?

Ещё одна туфля — в лицо.

Только реакция спасает Драко от сумасшедшего бладжера в виде обуви — он пригибается, счастливо избежав малоприятного попадания прямо по лбу. В его серых глазах — удивление. Негодование. Неверие в случившееся — она всё-таки посмела! Слава Мерлину, не попала, а то бы...

«Стерва!» — в глазах Драко почти восхищение.

«Я промахнулась?.. Жаль!» — мелькает в голове Гермионы шальная мысль.

Но «драчливый диалог» оставлен без внимания — ведь Малфой ещё не всё сказал:

— Нарываешься, Грейнджер? Как же трепетно ты выражаешь свои чувства! — снова сарказм. — Это прямо прелюдия, ласковая моя... Давай, врежь мне ещё! Покажи, как ты меня любишь, — так жёлчно и колко, что можно почувствовать кожей всю ядовитость этих слов.

Гермиона не выдерживает:

— Я больше не люблю тебя! — громко. С вызовом. — Так тебе больше нравится? Сколько раз мне это повторить, чтобы ты поверил? Сто?!

Теперь она неумолимо движется вперёд, выкрикивая в лицо:

— Так ты этого хочешь?

Глаза напротив чуть округляются. Губы приоткрываются.

Но Гермиону уже не остановить:

— Могу повторить это в постели, когда ты жарко дышишь мне в шею, — в полголоса.

Малфой принимает их «дуэль» и шипит:

— А что тебе в этом не нравится?

— На столе, когда ты заглушаешь мой крик рукою! — громко, оставляя его выпад без ответа.

— А кто-то любит мои руки...

— Сейчас, когда ты ведёшь себя невыносимо! — почти до хрипоты.

— Я всегда так себя веду, да? Иначе не умею! Я ненавижу, когда ты такая! Когда ты мне врёшь! Когда темнишь, строя из себя... — его голос срывается.

Страсть — единственное, что у них было? Есть?.. Будет?.. Но разве это называют не по-другому? Чем-то большим...

Драко смотрит на Гермиону в алом, как кровь, платье, но видит совсем другое. Она — голая. Она — развратная. Она — с ним. Этот безумный цвет как любовь на поле их боя: горит незаживающей раной. Что за чёрт?! Он снова хочет Грейнджер. Даже сейчас.

Нет, сейчас особенно!

Но Малфой не намерен уступать. Только не теперь, потому что почти выиграл в этой нелепой дуэли. Или проиграл?

— Так что тебя во мне не устраивает? — Драко едва не трясёт. — Для Грейнджер я слишком плох?

Гермиона выговаривает громко и чётко, вбивая слова в его дурную натуру:

— Драко, мы одержимы друг другом. Синяки и укусы — уже норма наших отношений. И я признаю это. А ты... ты всё переворачиваешь!

— Любая одержимость — болезнь. Посмотри, что с нами стало!

Они на пороге «зимы».

— А что с нами стало? Скажи… Скажи это вслух. Скажи, не боясь. Давай!

Они — счастье и боль друг для друга.

Гермиону едва качнуло:

— Тебе плевать, что нам обоим плохо? — конечно, ему не плевать, но: — Потому ты не можешь простить меня, лишь бы не казаться слабым? — голос дрожит.

От страха. От отчаяния. От ожидания.

Гермиона делает над собой усилие и заканчивает твёрдо:

— Неужели ты готов перечеркнуть всё разом? То особенное, что у нас есть?

Недолгая пауза.

— Да, — неуверенно. И жестоко. «Но, Мерлин, как же больно!..»

Ну не идиот?!

Гермиона вздрагивает. Усилием воли пытается сдержать слёзы. И негромко чеканит:

— Тогда пошёл ты! — похоже, все аргументы, кроме этого, закончились.

Драко застывает.

— Что ты?.. — тихо. Не веря. Почти зверея. — Какого?!.. — он стискивает зубы, стараясь не послать в отместку, потому что…

Пора уже заткнуть Грейнджер. Потому что её заносит. Заткнуть наконец по его правилам — без всякого приглашения. Заткнуть раз и навсегда. Дабы отучить посылать почти мужа куда подальше!

И ещё тише, пытаясь скрыть желание:

— Гермиона...

В ответ — хлёстко, как плетью, наотмашь:

— Всё, я тебя не люблю! Ненавижу! Катись к чертям, Малфой!

Драко, не ожидавший перемен, тем более таких полярных, приглушённо воет, закипая от гнева:

— Ты уже сказала, что любишь! — рука тисками впивается в обнажённое плечо. — Не смей брать свои слова назад! Что ты творишь, чёрт возьми? — он ослабляет хватку, наблюдая, как собственные пальцы скользят вниз к локтю. Отпускает. Драко отступает назад, подальше от искушающей близости и поближе к выходу. Разговор не закончен.

Не на этой ноте!

— Думай, как знаешь, — уже тише говорит Гермиона. Она устала ругаться. — Если для тебя так важно это кольцо, пустая гордыня, если тебе так претят человеческие ошибки — вперёд! Никто удерживать не станет.

— А что важно тебе, Гермиона? И не смей мне лгать! Я жду...

— Нет, Драко, теперь я жду. Решай, что за жизнь тебе нужна. Решай сердцем, а не упёртой до идиотизма башкой! У тебя ведь есть сердце, я это точно знаю. Но не медли, Малфой, выбирай здесь и теперь...

Он надменно разглядывает Грейнджер. Цинично кривит губы. Кажется, ещё немного — и Драко рассмеётся. Зло. Непростительно. Отчаянно.

Только это всё напускное. Потому что кровь пульсирует, отбивая в венах:

«Заткни. Её. Наконец».

Видя, что Драко не особо спешит разбираться в себе, что он не желает озвучить «их истину», Гермиона швыряет в него свою волшебную палочку. Совсем слабо. Глупо. На эмоциях.

Точно в грудь — теперь не промахнулась.

— Прекрати драться, Грейнджер! — шипит он, перехватывая занесённую в поисках очередного довода руку. Крепко сжимает запястье и опускает вдоль тела. — Хватит! — подталкивая назад и придерживая за талию. Впиваясь в губы с каким-то остервенением. И резко отстраняется, понимая, что произошло — он проиграл. Её губам: горьким от упрёков и сладким от признаний. — Хватит, Гермиона...