Бог примет всех

***

Всю ночь по дороге двигались отходящие части белой армии. Под утро стало тихо, ни голосов, ни стука копыт. Из-за моря встало яркое солнце. Теперь по дороге, непрерывной вереницей катились линейки и тачанки, на них плечо к плечу сидели мужские фигуры в красных повязках, с винтовками. Молодежь, из ближайших деревень, выкопав из земли, запрятанные еще при немцах винтовки, отовсюду шла и ехала записываться в красную армию. Неожиданно, вся эта колонна войск замерла на месте. По дороге, с развивающимся красным флагом мчался автомобиль. На повороте дороги машина неожиданно запыхтела и остановилась, окутавшись, синим бензиновым дымком. С сиденья автомобиля поднялся человек в черной кожаной куртке и стал громко говорить. В воздухе замелькали белые листки воззваний, раздавались крики, переходящие в громкое и продолжительное ура!

Нина стояла у калитки и с интересом смотрела на дорогу. Мимо нее медленно катилась ликующая человеческая река, кипящая общим подъемом. Она невольно вспомнила Киев. Как тогда билось у нее сердце в один такт с огромным всенародным сердцем, как сладок был свист пуль. Все, о чем так тогда грезилось — все рухнуло, развалилось, все утонуло в трясине кровавой грязи….

Через день столбы и заборы пестрели приказами военного коменданта Наливайко. Жителям запрещалось выходить после девяти часов вечера. За нарушение приказа — смерть. Поселок замер. Улицы опустели, нигде не видно было огней. Из деревни, что находилась не так далеко от поселка, часто слышались пьяные крики, прерываемые хаотичной стрельбой.

— Нина! — обратилась к ней мама. — Утром заходила княгиня, попросила тебя переночевать у нее.

— Зачем, мама?

— Боится она одна. Вчера к ней ломились какие-то люди, то ли красноармейцы, то ли бандиты.

— Неужели вы мама думаете, что я смогу ее каким-то образом защитить?

— Не знаю, Катя, но ты уж сходи, соседи вроде.

Была глухая ночь. На даче княгини все спали тревожным сном. Около часа ночи в дверь террасы кто-то тихо постучал. Нина накинула халат на ночную рубашку и направилась к двери.

— Кто там?

— Барыня откройте, это ваш садовник — Тихон.

Узнав по голосу садовника, Нина открыла дверь. Отстранив ее в сторону, в дверь быстро вошли три солдата с винтовками. Один из мужчин, видимо командир, властно спросил:

— Вы княгиня?

— Нет, княгиня, думаю спит. Что случилось?

— Разбуди ее, а то мне придется самому ее будить, а этому она будет не рада.

Три винтовочных ствола уставились в грудь Нины. Свеча в ее руке мелко задрожала, от чего тени на стене стали неимоверно кривляться, из стороны в сторону, приобретая какой-то страшный и непонятный вид.

— Хорошо, господа-товарищи, я ее сейчас разбужу. Скажите, что вам от нее нужно?

— Контрибуция на нее наложена в сумме пять тысяч рублей! Понятно? Что вы так на меня смотрите, словно впервые слышите это слово.

Солдат громко засмеялся. У него были большие крупные зубы, желтые от табака. На лице, заросшей рыжий щетиной, блуждала похотливая улыбка. Нина торопливо вошла в дверь спальни княгине. За спиной раздался чей-то ехидный смех. Солдаты смотрели на блестевший в лучах луны паркет, на черный стоявший в углу рояль. Один из них подошел к белой двери и открыл ее. За ним последовали и его друзья.

— Кто ты? — спросил солдат, заметив девушку, сидящую на кровати.

— Ася. А вы кто?

Солдаты, не отвечая, стояли посреди спальни и с жадным любопытством рассматривали бледные шелка, кружева подушек. В свете луны все это казалось им каким-то непонятным и сказочным. Услышав голос княгини, они вышли в зал.

— Товарищи! — выговаривая каждую букву, произнесла женщина. — Вот вам деньги, а теперь уходите.

Один из солдат тихо кашлянул.

— Извините, княгиня. Обыск нужно делать.

— Какой такой обыск? — возмущенно произнесла княгиня. — Что вы собираетесь искать в моем доме? Я никого не прячу….

Лицо княгини пылало от негодования. Один из солдат, словно испугавшись ее, начал пятиться назад, пока не уперся в рояль.

— Оружие графиня, прокламации там разные там против революции. Вы же враг, а у врага может быть все что угодно.

Он подошел к туалету и стал выдвигать ящики столика. Затем переместился к большому серванту. Он быстро нашел два футляра с колечками и опустил их в карман своей потертой и грязной шинели. Теперь княгиня хорошо рассмотрела его. Это был Арсений, сын местного кузнеца. Второй был прыщеватый, с опухшим лицом: известный деревенский пьяница — Левченко. Петр взял со столика, около кровати, золотые часики.

— Левченко, вот еще…. Смотри, какие красивые, наверное, очень дорогие.

Петр протянул ему небольшой футляр, в котором лежало ожерелье из жемчуга. К Нине подошел третий солдат — высокий, в рваной, прожженной шинели. Его редкие светлые волосы грязными сосульками спадали на его узкое лицо. Он оскалил свой беззубый рот, из которого пахнуло чесноком и каким-то спиртным.

— Что у тебя на руке? Покажи! — произнес он и схватил девушку за руку.

Нина робко протянула руку с небольшим золотым колечком. Глаза мужчины заблестели.

— Чего смотришь? Снимай! Хочешь, чтобы я тебе его снял вместе с твоим пальцем?

Он выхватил из ножен нож и посмотрел на испуганную девушку. Она сняла и молча, протянула кольцо солдату. В это время Петр и Левченко рылись в комоде, вываливая из него на пол чистое постельное белье.

— Где ценности!? — закричал высокий солдат на княгиню. — Тварь буржуйская! Отдай добровольно, пока мы тебя не расстреляли.

— У меня нет ценностей. Я их променяла на муку и мясо, — тихо произнесла графиня. — Можете не искать, вы ничего не найдете.

Солдат, молча, подошел к ней и сорвал с ее шеи золотую цепочку с крестиком.

— До утра никому из дома не выходить! Если тявкните о нас — убьем.

Развернувшись, они покинули дом.

***

Катерина подняла свой взгляд к бескрайнему звездному небу. Что-то непонятное екнуло в ее груди. Она почему-то вспомнила детство, когда она и Женька Варшавский вот также смотрели на небо, загадывая желание, каждый раз заметив падающую звезду. Тогда они даже предположить не могли, что жизнь их разметает в разные стороны. Она снова посмотрела на небо.

«Миллиарды людей до меня были рождены под этим небосводом, под взглядом вечных светлячков, — подумала она. — Сейчас я почему-то чувствую необъяснимую печаль и очередная победа Красной Армии, почему-то уже не так и радует. Жалко, что этот небесный свод больше не волнует меня и не радует, так, как раньше. Как раньше уже ничего не будет».

— О чем задумалась? — спросил ее заместитель командующего армии.

— Да так, Василий Семенович, о жизни. Вот думала, жизнь проходит, молодость уходит, а счастья нет. Все бои, бои…

— Сколько вам лет, Катерина Игнатьевна?

— Я, с 1886 года рождения, вот сами считайте сколько мне. Сколько воды утекло…. Я хотела с вами посоветоваться Василий Семенович. Жалуются мне на ваших красноармейцев, разбойничают, тащат все, что плохо лежит. Вчера вот изнасиловали пятнадцатилетнюю девочку, кобели. Если не пресечь все это, то можем настроить против себя массы народа.

Заместитель командующего встал из-за стола. Он сделал несколько шагов в сторону Катерины и встал рядом с ней. Он мельком взглянул на звездное небо и, не обнаружив ничего того, что могло бы привлечь на небе, посмотрел на женщину. Он был из бывших офицеров царской армии и хорошо знал, к чему может привести анархия, которая процветала в полках и дивизиях армии.

— Я с вами согласен, Катерина Игнатьевна. Нам, партизанщина не нужна. Она просто разлагает полки и дивизии. Для искоренения подобного явления нужно принимать исключительные меры. Красная Армия это не сборище бандитов, мародеров и насильников.

— Я рада, что мы нашли понимание в этом вопросе, — произнесла она.

— Катерина Игнатьевна! Меня очень беспокоит летучий отряд белых, что действует у нас в тылу. Говорят, что им командует какой-то поручик по фамилии Варшавский, что его отряд буквально следует по попятам нашего штаба. Я уже распорядился усилить охрану.

Она улыбнулась, так как хорошо знала, чего хочет Варшавский. Его отряд численностью выше триста сабель, словно, заноза засел в теле штаба армии и каждый его удачный налет на тылы армии, приводил к пополнению его сил.

— Ничего, Василий Семенович, я думаю, что у нас достаточно сил, чтобы уничтожить этот отряд. Я уже направила несколько своих людей в его отряд. Скоро нам станет известна его берлога.

Катерина, пожав руку, Василий Семеновичу, покинула кабинет.

Она шла по коридору, размышляя о своем разговоре с заместителем командующего армией.

«Выходит правду говорят о нем командиры полков и дивизий. Одно дело — слюнтяй. Похоже, он до сих пор еще не определился к какому берегу прибиться. Наверняка, в случае чего, переметнется к белым. Единственно в чем он прав, это в том, что в армии отсутствует дисциплина, а армия без нее, уже не армия. Что делать с ним? — подумала Катерина. — С кем советоваться с Лениным, Сталины или Фрунзе. Наверное, со Сталиным. Его позиция в отношении военспецов, мне больше импонирует».

Она вышла из здания и направилась к ожидавшему ее автомобилю.

***

Под утро в дверь террасы дома княгини вновь постучали. На этот раз стук был сильный и властный. Хозяйка дома со страхом посмотрела на дверь и подняла руки к небу:

— Господи, когда же все это прекратится!? Уже забрали все, что могли унести, что еще нужно этим людям!

В дом вошли солдаты с винтовками. Впереди солдат вышагивал командир, одетый в кожаную куртку с револьвером у пояса. Он остановился посреди зала и сурово посмотрел на хозяйку дома.

— Хозяйка! Оружие, бинокли, велосипеды есть? Как в отношении военного обмундирования?

Графиня с удивлением посмотрела на этого молодого мужчину. Лицо со впалыми щеками, нездоровый взгляд холодных серых глаз, не сулили ей ничего хорошего.

— Извините, товарищ, я не знаю, как вас называть, но у меня ничего нет. Золото, деньги и ценности сегодня ночью забрали ваши солдаты. Все это они почему-то назвали контрибуцией.

Командир удивленно посмотрел на княгиню. Он был явно удивлен словами женщины.

— Наши? Какую контрибуцию? Что вы мне голову, морочите…. Какие солдаты? Я никого к вам не направлял!

— Не знаю, товарищ. Все забрали и ушли. Еще обещали расстрелять, если я кому-то пожалуюсь.

Командир закусил губу и посмотрел на княгиню. Только сегодня утром он получил указание командования армии о пресечении фактов мародерства, грабежей и насилия и вдруг, этот не совсем приятный факт. Можно было бы махнуть рукой на все это, ведь эта старая княгиня все равно никуда не пойдет, и не будет жаловаться на этот факт, но какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, чтобы он правильно отреагировал на услышанную от нее информацию. Он сел за стол и посмотрел на красноармейцев.

— Я сейчас велю построить перед вами весь свой отряд, всех до одного. Укажите, кто это сделал. Не бойтесь, они не посмеют вас тронуть.