Бог примет всех

— К стенке строят, расстреливать будут!

— Глупости говоришь. Видишь, строят в два ряда, значит, расстреливать не будут.

Обоз остановился. К ним подкатил автомобиль. В нем находились матросы. Развивались по ветру гвардейские желто-оранжевые ленточки матросских бескозырок.

— Кто командир? — спросил один из матросов у красноармейцев.

— Комендант Сорокин! А вы кто будете?

— Это который? — спросил матрос, проигнорировав вопрос. — Рыжий что ли?

К матросу бросилась одна из женщин. Она была хорошо одета, в шляпке и вуали.

— Товарищ красный матрос! Мой муж арестован, а он советский служащий, вот его документы, сами можете убедиться.

— Иди к черту! — отмахнулся матрос от нее. — Если он арестован, то значит, было за что. Здесь нет случайных людей. А сейчас, проваливай, не путайся под ногами!

Матрос подошел к Сорокину и отвел его в сторону.

— Гнать всех в окопы! Никаких разговоров и поблажек. Перед революцией все равны! — донеслись до Ивана Ильича слова матроса.

Всем велели спешиться и построиться в две шеренги.

***

Луна исчезла за набегающей тучей. Стало темно и от этого как-то неуютно. Где-то вдали глухо ухнул филин. Варшавский ударил шпорами коня, отчего тот вздрогнул крупом и медленно двинулся вперед.

— Шашки на гало! — громко скомандовал Евгений. — Вперед! Ура!

Где-то сбоку ударил пулемет, но словно поперхнувшись, замолчал. Сотня на скаку ворвалась в село, рубя налево и направо, обезумевших от ужаса красноармейцев. Из-за забора в нижнем белье выбежал красноармеец, он на какой-то миг остановился и, вскинув винтовку, выстрелил в Евгения Варшавского. Пули просвистела около уха. Евгений вскинул шашку и опустил ее на голову противника. Он почувствовал, как шашка, прорубив кость черепной коробки, уперлась в ключицу. Боец тихо охнул и, выпустив из рук винтовку, упал под копыта коня.

— Руби, краснопузых! — выкрикнул казачий подъесаул, достав шашкой очередного красноармейца.

Где-то в центре села по наступающим кавалеристам ударил пулемет. Несколько казаков повалились с лошадей. Варшавский соскочил с коня и, сунув поводья ординарцу, бросился в темноту. Продираясь сквозь кусты вишни и терновника, он оказался в тылу пулеметчика, который вел огонь по казакам. Достав из-за пояса гранату, он швырнул ее в красноармейцев. Яркая вспышка озарила ближайшие дома. Евгений выскочил из кустов и двумя выстрелами из «Нагана» застрелил раненого красноармейца, рука которого потянулась к винтовке. Через минуту его окружили спешившиеся казаки, которые по его команде приступили к зачистке села.

На востоке заалела заря. Евгений сидел на крыльце дома, на котором все еще висел красный стяг. Достав из портсигара папиросу, он закурил.

— Ваше благородие, — обратился к нему казак, — что будем делать с пленными?

— Сколько их? — спросил он.

— Около пяти десятка набирается, — ответил казак. — Вон стоят голубчики.

Варшавский взглянул в сторону и увидел небольшую толпу. Одетые, в белое нижнее белье, они сгрудились в кучу. Многие из них были ранены и темные пятна крови были отчетливо заметны на светлом нижнем белье.

— Это не ко мне, — ответил он, — спроси об этом подъесаула. — Он знает, что с ними делать.

Казак козырнул и исчез внутри дома. Он вскоре вернулся, и, хлопнув нагайкой по голенищу сапога, велел вести пленных к оврагу. Из дома вышел Петр и посмотрел на Варшавского.

— Ваше благородие. Не хотите поупражняться в стрельбе по живым мишеням?

— Увольте, господин подъесаул, я не палач, я офицер. Я пленных не расстреливаю…. В бою, порубал бы, а так извольте…

— Как пожелаете, поручик, — ответил Петр. — Думаю, что они вас не пощадили бы?

— Я это знаю. Да, Бог им судья.

Бросив папиросу, Евгений направился к ординарцу, который держал под уздцы его лошадь. Где-то рядом, затрещали винтовочные выстрелы. На востоке небо посветлело, и первые лучи солнца, словно разбросанные бриллианты, засверкали в мелких каплях росы.

— Подъесаул! Собирай людей, уходим! — громко приказал Евгений.

Минут через десять, казачья сотня уже выходила из села. Позади, скрепя рессорами, двигалась повозка, на которой лежало несколько раненых в бою казаков.

***

Фрунзе сидел за столом. Он только что закончил свой доклад и сейчас слушал донесения командующих армиями. Иногда он жестом руки останавливал докладчика и что-то быстро записывал в свою тетрадь мелким убористым подчерком. Неожиданно он остановил доклад командующего 13-ой армии.

— Скажите, что вы предпринимаете по ликвидации банды белых казаков у себя в тылу? Насколько я знаю, она спокойно действует у вас в тылу около двух недель.

— Товарищ Фрунзе. Мы не однократно пытались ее ликвидировать, но они словно призраки исчезали из наших сетей. Впрочем, спросите об этом представителя ВЧК. Это она занимается поиском и ликвидацией этой группы поручика Варшавского.

Катерина поднялась из-за стола. Ее русые волосы, рассыпались по плечам, придавая ей какой-то сказочный образ. На ее щеках появился легкий румянец, что придавал ее лицу еще большую привлекательность.

— Скажите, это правда, что командир этой белоказацкой банды ваш жених? — спросил ее Фрунзе.

Катерина улыбнулась.

— У меня один жених, — это революция и других милых у меня больше нет. Я знаю Варшавского. Их семья жила напротив нашего дома и в детстве, мы часто ходили, друг к другу в гости. Наши родители дружили и мечтали соединить нас, но революция развела нас по разным баррикадам. Могу сказать, что мне удалось внедрить к нему несколько своих людей. Я располагаю сведениями об их дислокации, пока эти места не позволяют провести мероприятия по полному уничтожению этой группы.

Фрунзе пристально посмотрел на Катерину. Он много слышал об этой женщине. Он хорошо знал, что она за его спиной информирует ЦК о планируемых операциях, жалуется Ленину и Сталину о его попытках реабилитировать белых офицеров и казаков, добровольно отказавшихся от вооруженной борьбы с Красной армией.

— Выходит, что вы выступаете добровольным наблюдателем за тем, как эта шайка убивает наших товарищей? — спросил ее командующий фронтом и посмотрел на командармов.

— Почему же спокойно, товарищ Фрунзе. Я открыто борюсь с буржуазией…. И еще одна причина, товарищ командующий фронтом, нами выявлена контрреволюционная организация. Сейчас, проверяем, связана ли она с группой Варшавского.

— Что за группа, почему я не знаю ничего о ней? Численность, состав?

— Пока не могу ответить на ваш вопрос.

Фрунзе замолчал и посмотрел на Катерину.

«Что за группа? — подумал он. — Или это очередной маневр ВЧК? Не перегнуть бы палку в этом вопросе».

— Садитесь. Я жду от вас подробного доклада по ликвидации группы Варшавского, а заодно и о выявленной вами подпольной организации.

Они возвращались из штаба фронта. Молчавший все это время командующий 13-ой армии повернулся к ней лицом и задал ей вопрос, который не давал ему покоя.

— Скажите, что за подпольная организация в моей армии? Почему я не знаю о ней?

— Даю вам честное слово, что вы первый узнаете о ее ликвидации, — ответила ему Катерина.

В тот же вечер силами сотрудников ВЧК было арестовано двадцать шесть бывших офицеров императорской армии, через два дня все они были расстреляны.

***

Варшавский дремал, покачиваясь в седле. Он иногда открывал глаза, но усталость, словно, непомерный груз, снова и снова закрывала его налитые свинцом веки. К нему подскакал казак и, придерживая танцующего коня, стал докладывать:

— Ваша благородь! Впереди монастырь!

— Проверьте, если там нет красных, то там и отдохнем.

Казак стеганул по крупу коня нагайкой и устремился вперед. Евгений поднял руку и, повинуясь его команде, сотня остановилась в ожидании возвращения разведки. К нему подъехал подъесаул.

— Казаки устали, поручик. Нужно хоть немного отдохнуть….

Варшавский промолчал, он тоже подумал об этом, наблюдая, за уставшими от длительного перехода людьми.

— Будем ждать разведку, что она скажет….

Прошло около получаса, прежде чем вдали показалась разведка.

— Все тихо, ваш благородие, — произнес казак, приложив руку к фуражке.

Евгений махнул рукой, и отряд двинулся вперед. Из ворот монастыря вышел настоятель и остановился, поджидая, когда к нему подойдут всадники.

— Здравствуйте, владыка. Пустите передохнуть в столь непростое время?

— Милости просим, — ответил настоятель и осенил казаков крестным знамением. — Проезжайте, чем богаты, тем и рады.

Отряд медленно втянулся в ворота монастыря. Казаки со смехом и шутками стали распрягать лошадей.

— Подъесаул, выставите боевое охранение, — скомандовал Варшавский и, передав поводья, направился вслед за настоятелем.

Евгений умылся и сел за стол.

— Как вы здесь? Красные у вас уже бывали или нет? — спросил он настоятеля. — Говорят, что зверствуют они в отношении иноков?

— Пока Бог миловал, — тихо ответил настоятель и велел подавать на стол. — Скажите, поручик, это ваши люди постреляли красноармейцев из продотряда?

Варшавский усмехнулся.

— Мне без разницы, кто они, батюшка, из продотряда или нет. Они просто красные и этого вполне достаточно чтобы их уничтожать…

— Ожесточились люди, брат на брата идет….

Варшавский, молча, приступил к трапезе. На первое подали наваристый борщ.

— Похоже, хорошо братия живет, — произнес Евгений и усмехнулся. — Мясо ест…..

Теперь усмехнулся настоятель.

— Всю скотину пустили под нож, — словно оправдываясь, ответил он. — Не ждать же пока красные отберут у братии. Вот так и живем одним днем.

— Спасибо за обед, владыка. Где бы у вас отдохнуть, устал я очень.

Настоятель крикнул и в дверях показался молодой послушник.

— Отведи гостя в келью, пусть отдохнет.

Варшавский поднялся из-за стола, перекрестился и направился вслед за послушником.

***

Нина приехала в город с надеждой увидеться с Катериной и переговорить с ней об освобождении отца. Однако встретиться с ней не удалось. Член ВЧК тринадцатой армии выехала в штаб фронта. Нина ходила по городу, не зная, что ей предпринять. Знакомых и родных у нее в городе не было. Немного подумав, она направилась к тюрьме, которая находилась на окраине города. По улице красноармейцы гнали толпу арестованных. Она сразу увидела высокую фигуру своего отца. Его длинные волосы, спутанные ветром, седыми косицами падали на его узкие плечи.

— Папа! Папа! — закричала она. — Папа!

Иван Ильич не сразу услышал голос дочери. Рядом с ним, с лопатой на плече, шел седобородый генерал и два священника в черных рясах. Ворота тюрьмы открылись, словно человеческий рот перед приемом пищи, пропуская внутрь арестованных.

— Папа! Папа! — снова закричала Нина.

Иван Ильич, увидел дочь и хотел выйти из строя, но штык красноармейца уперся ему в грудь.

— Куда прешь, буржуйская сволочь! — закричал на него конвоир. — Не положено!