Бог примет всех

В зале стало тихо. Было хорошо слышно, как бьется об стекло муха. Катерина одернула гимнастерку и посмотрела в зал, пытаясь найти глазами человека, задавшего ей этот вопрос. Однако найти ей его не удалось. Она откашлялась в кулак и произнесла:

— Вы правы, товарищ Фрунзе предложил командованию добровольческой армии сложить оружие, обещая им за это сохранить жизнь. Однако, его решение не было согласовано с решение ЦК. Да и сами белые генералы не спешат сложить оружие и прекратить свою борьбу с Советской властью. Поэтому, пока ничего не изменилось. Чем сильнее мы будем бить их, тем быстрее она сдадутся. Вопросы еще есть?

— Скажите, а, правда, товарищ чекист о том, что у вас родители тоже буржуи?

— Я никогда не скрывала своего происхождения перед своими товарищами. Ведь товарищ Ленин и другие вожди революции тоже не из пролетарских семей. Просто все они, в том числе и я однажды приняли решение, что нужно изменить привычный уклад жизни, что рабочие и крестьяне, создающие ценности не могут жить плохо. Вот мы и сделали эту революцию, а теперь нам всем нужно защитить ее от буржуазии. Вы только представьте, что эти люди снова будут у власти, что тогда будет? Они просто зальют нашу землю кровью, вашей кровью. Поэтому, нужно сделать так, чтобы эти люди больше, никогда не вернули себе власть. Теперь вы поняли, в чем принципиальная разница между Лениным и Фрунзе.

Катерина закончила говорить и, надев на голову кубанку, направилась к выходу.

***

Шевчук заломил кубанку и посмотрел на группу крестьян, которые стояли под охраной его красноармейцев.

— Все вернули, сволочи? — обратился он к мужикам. — Чего молчите?

— Все, товарищ командир, — ответил один из мужиков. — Простите нас — бес попутал.

Шевчук посмотрел на стоявшего недалеко от него комиссара отряда и громко произнес:

— Судить вас будем нашим рабоче-крестьянским судом. Соберите всех жителей села. Пусть народ решает, что с вами делать. Правильно я говорю, товарищ комиссар?

— Да, — произнес он не совсем уверенным голосом. — Будем судить общественным, рабоче-крестьянским судом. Пусть народ сам вынесет им приговор.

Прошло около часа и на сельской площади собралось около сотни мужчин и женщин. Из сельского правления, над которым развивался красный флаг, вышел Шевчук, комиссар и председатель правления.

— Товарищи крестьяне и красноармейцы! — громко произнес Шевчук. — Перед вами стоят не люди, а преступники, которых мы должны судить. Это мародеры, которые воспользовавшись бедой, похитили хлеб, предназначенный для пролетариата города, в котором дети пухнут от голода. Что заслуживают эти люди, только одно — смерть!

В толпе, собранной красноармейцами послушались причитания, крики с просьбами пощадить мужиков. Однако, комиссар и командир отряда были непреклонны. По приказу командира арестованных мужиков подвели к стенке амбара.

— Кто еще участвовал в разграблении поезда? Кто назовет их имена и тем самым спасет своих родных? — выкрикнул Шевчук.

Толпа замолчала. Каждый боялся прилюдно назвать новые фамилии. По команде комиссара напротив арестованных выстроилось отделение красноармейцев.

— Приготовиться!

Красноармейцы подняли винтовки.

— Погодите! Не стреляйте! — раздался женский голос. — Еще в разграблении поезда участвовали монахи из Преображенского монастыря. Отпустите моего мужа!

Шевчук улыбнулся и махнул рукой. Раздался недружный залп и белая стенка амбара, моментально окрасилась в красный цвет.

— А, а, а! — раздался истошный женский крик. — Убивцы!

— Это кто сказал! — встрепенулся комиссар. — Я сейчас покажу, кто убийцы!

Красноармейцы вытолкнули из толпы женщину средних лет, одетую в черный жупан.

— Что ты сказала? — спросил ее Шевчук. — Это кто здесь убийцы? Красноармейцы?

— Ты на меня не зыркай! Думаешь, напугал? — громко произнесла женщина. — Ты убийца! Нацепил на себя пистоль и стал здесь наместником Бога — хочу, казню, хочу — милую. Нет, ты не Бог! Погоди, отольются тебе наши слезы. Что не нравится, так убей меня. Вы только и можете воевать с бабами да с безоружными мужиками. Посмотрим, как ты поведешь себя, когда тебя донцы за цугундер схватят.

Сухо щелкнул выстрел. Женщина охнула и, схватившись за бок, повалилась на землю.

— Товарищи! Советская власть — власть трудового народа! Но она никогда не позволит себя шельмовать ворами и их приспешниками. Кто эта женщина, кто ее настроил против власти рабочих и крестьян. По всей вероятности ее муж, который посчитал, что может безнаказанно грабить и воровать хлеб, принадлежащий рабочим. Нет, товарищи, Советская власть может за себя постоять! Если ты друг власти, то и она к тебе по-товарищески, если ты враг, то на пощаду не рассчитывай. Это урок вам всем!

Комиссар закончил свою речь и, взглянув на Шевчука, направился к бричке, которая стояла рядом с правлением. По команде командира красноармейцы построились в колонну и направились из поселка. Кто-то из них запел песню, которую подхватили бойцы.

***

Ранее утро. Колокол бил мерно, призывая православных на утреннюю молитву. Ворота монастыря были широко раскрыты. Около них, устроившись на земле, нищие выпрашивали милостыню. Отряд красногвардейцев двигался по полю цепью, стараясь перекрыть все возможные выходы из монастыря.

Шевчук, размахивая «Маузером», первый вошел в храм и остановился у порога.

— Ша! — стараясь перекричать церковный хор, произнес он. — Хватит, помолились и будет.

В храме было не очень много народа, в основном братия, да жители ближайших к монастырю населенных пунктов. Все испугано посмотрели на мужчину, одетого в кожаную потертую куртку и такую же фуражку, на которой словно кровавое пятно, светилась пятиконечная красная звезда. К нему подошел настоятель и попытался что-то сказать, но сильный удар в лицо остановил его.

— Что, суки! Кровососы! Кончилось ваше время, — прохрипел Шевчук, — Выходите во двор, там и поговорим!

Прихожане и монахи стали по одному выходить во двор монастыря.

— Товарищ командир! Вы только посмотрите, кого мы здесь нашли в кельях. Это же раненые казачки. Вот выходит где они отлеживались!

Шевчук был приятно удивлен. Теперь у него были все основания на ликвидацию этого белогвардейского гнезда. Он посмотрел на комиссара отряда и указал «Маузером» на раненых казаков.

— Что скажешь комиссар?

— А что здесь говорить, факт на лицо — контрреволюционное гнездо. Я не удивлюсь, что и монахи, это переодетые белогвардейцы. Ребята, вы пошукайте по амбарам может, и хлебушек найдете, ведь не могли эти мироеды весь его поесть.

— Что будем делать? — обратился к комиссару Шевчук. — Я имею в виду, с этими, не тащить же их в город?

Он рукой указал на мужиков и женщин, толпившихся во дворе монастыря.

— Гони их в шею, — ответил комиссар. — Здесь есть с кем заниматься.

Красноармейцы, выставив перед собой штыки винтовок, стали теснить народ к воротам.

— Давай, домой! — доносилось со двора.

В ворота въехали подводы. Красноармейцы стали грузить на них мешки с зерном, которые обнаружили в амбарах монастыря. Настоятель, молча, наблюдал за происходящим. Молчала и братия.

— Чего молчите? — обратился к ним комиссар. — Нахапали, хлебушка кровососы! В городе люди голодают, а у вас полные амбары зерна.

— Это наше зерно, — тихо ответил настоятель. — Бог все видит, он обязательно покарает вас.

— А мне плевать на вашего Бога. Это Бог богатых. У нас Бога нет, мы за мировую революцию, за справедливость….

— Это же какая справедливость? У одних отбираете — другим раздаете. Оставьте хоть на посевную.

Шевчук рассмеялся и, схватив настоятеля за крест, подтянул его к себе.

— Все кончилась ваша власть. Хватит угнетать народ….

Он еще хотел что-то сказать, но его остановил комиссар.

— Хватит, Шевчук, метать бисер перед свиньями. Сколько волка не корми, он все равно на лес смотрит. За контрреволюционную пропаганду, мародерство вы все приговариваетесь к смертной казни. Приговор окончательный….

Красногвардейцы оттеснили монахов и раненых казаков к амбару. Раздался залп. Отряд направился к выходу из монастыря, запалив храм и дворовые постройки.

***

Варшавский взмахом руки остановил свой отряд. Впереди показался монастырь.

— Петр! Сотник! Направь разведку. Что-то мне не нравится эта тишина, — скомандовал Евгений. — Почему-то и колокола молчат…

Два всадника помчались в сторону монастыря. Варшавский закурил и приложил к глазам бинокль.

«Почему так долго? — подумал Евгений. — Неужели что-то произошло? Может там красные?»

По дороге, ведущей из монастыря, мчались два всадника. До слуха Варшавского донеслось несколько выстрелов. Судя по всему, это возвращалась разведка.

— Господин поручик, в монастыре красные, — выпалил, подскочивший к нему казак. — Их человек пятьдесят-шестьдесят. Есть пулеметы…

Евгений снова приложил бинокль к глазам. Над монастырем поднимался черный столб дыма.

«Похоже, подожгли монастырь, — подумал Варшавский. — Что они сделали с монахами и настоятелем?».

Из ворот храма показалась колонна красноармейцев, в конце которой двигалось с десяток телег. Евгений сразу понял, что это карательный отряд красноармейцев, который должен был найти и изъять растащенный крестьянами хлеб.

«Ведь говорил я настоятелю, чтобы не брали хлеб, похоже, не послушал моего совета», — подумал он.

— Подъесаул! Приготовь людей, будем атаковать.

Шевчук сидел на телеге. Он скрутил самокрутку и закурил. Он оглянулся назад, отметив про себя, как ярко горел храм Преображения Христа. Длинная пулеметная очередь, словно остро отточенная коса, скосила первые ряды идущих по дороге красноармейцев. Это было так неожиданно, что ни он, ни комиссар не сразу поняли, что произошло. Из балки со свистом и гиканьем выскочили казаки, размахивая сверкающими на солнце шашками, врезались в поредевшую колонну. Раздались выстрелы, несколько всадников слетело с коней, но остановить мчавшуюся на них лаву из людей и коней, они не могли.

Командир отряда выхватил «Маузер» и дважды выстрелил в ближайшего от него всадника. То ли рука дрогнула, то ли что-то другое помешало ему попасть в казака, но он промахнулся. Он оглянулся назад, пытаясь найти глазами комиссара, но того нигде не было. В какой-то момент Шевчук заметил офицера, который ловко управляя шашкой, срубил двух его бойцов. Сейчас он хорошо понимал, что бежать не имело никакого смысла, так как уйти от конного, было не возможно. Он выстрелил в офицера. Пуля сбила с него фуражку, которая исчезла в дорожной пыли.

Варшавский почувствовал, как пуля сбила с его головы фуражку, и обожгла голову. Он сразу заметил человека в кожаной потертой куртке и направил на него своего коня. Из-за перевернутой набок телеги показался молоденький красноармеец. Он явно был напуган и не знал, что ему делать. Он попытался перезарядить винтовку, но клинок Евгения с силой ударил его по голове, разнеся ее на две половины.