Приключения Оливера Твиста [англ. и рус. параллельные тексты]

'Think, dear Rose, think what you have heard to-night.'

- Подумайте, дорогая Роз, подумайте о том, что вы услышали сегодня вечером.

' And what have I heard!

- А что я услышала?

What have I heard!' cried Rose.

Что я услышала? - воскликнула Роз.

'That a sense of his deep disgrace so worked upon my own father that he shunned all-there, we have said enough, Harry, we have said enough.'

- Сознание, что он обесчещен, так повлияло на моего отца, что он бежал от всех... Вот что я услышала! Довольно... достаточно сказано, Гарри, достаточно сказано!

'Not yet, not yet,' said the young man, detaining her as she rose.

- Еще нет! - сказал молодой человек, удерживая ее, когда она встала.

'My hopes, my wishes, prospects, feeling: every thought in life except my love for you: have undergone a change.

- Мои надежды, желания, виды на будущее, чувства, каждая мысль - все, за исключением моей любви к вам, претерпело изменения.

I offer you, now, no distinction among a bustling crowd; no mingling with a world of malice and detraction, where the blood is called into honest cheeks by aught but real disgrace and shame; but a home-a heart and home-yes, dearest Rose, and those, and those alone, are all I have to offer.'

Я не предлагаю вам теперь почетного положения в суетном свете, я не предлагаю вам общаться с миром злобы и унижений, где честного человека заставляют краснеть отнюдь не из-за подлинного бесчестия и позора... Я предлагаю свой домашний очаг - сердце и домашний очаг, - да, дорогая Роз, и только это, только это я и могу вам предложить.

'What do you mean!' she faltered.

- Что вы хотите сказать? - запинаясь, выговорила Роз.

'I mean but this-that when I left you last, I left you with a firm determination to level all fancied barriers between yourself and me; resolved that if my world could not be yours, I would make yours mine; that no pride of birth should curl the lip at you, for I would turn from it.

- Я хочу сказать только одно: когда я расстался с вами в последний раз, я вас покинул с твердой решимостью сравнять с землей все воображаемые преграды между вами и мной. Я решил, что, если мой мир не может быть вашим, я сделаю ваш мир своим; я решил, что ни один из тех, кто чванится своим происхождением, не будет презрительно смотреть на вас, ибо я отвернусь от них.

This I have done.

Это я сделал.

Those who have shrunk from me because of this, have shrunk from you, and proved you so far right.

Те, которые отшатнулись от меня из-за этого, отшатнулись от вас и доказали, что в этом смысле вы были правы.

Such power and patronage: such relatives of influence and rank: as smiled upon me then, look coldly now; but there are smiling fields and waving trees in England's richest county; and by one village church-mine, Rose, my own!-there stands a rustic dwelling which you can make me prouder of, than all the hopes I have renounced, measured a thousandfold.

Те покровители, власть имущие, и те влиятельные и знатные родственники, которые улыбались мне тогда, смотрят теперь холодно. Но есть в самом преуспевающем графстве Англии веселые поля и колеблемые ветром рощи, а близ одной деревенской церкви - моей церкви. Роз, моей! - стоит деревенский коттедж, и вы можете заставить меня гордиться им в тысячу раз больше, чем всеми надеждами, от которых я отрекся.

This is my rank and station now, and here I lay it down!'

Таково теперь мое положение и звание, и я их кладу к вашим ногам.

'It's a trying thing waiting supper for lovers,' said Mr. Grimwig, waking up, and pulling his pocket-handkerchief from over his head.

- Пренеприятная штука - ждать влюбленных к ужину! - сказал мистер Гримуиг, просыпаясь и сдергивая с головы носовой платок.

Truth to tell, the supper had been waiting a most unreasonable time.

По правде говоря, ужин откладывали возмутительно долго...

Neither Mrs. Maylie, nor Harry, nor Rose (who all came in together), could offer a word in extenuation.

Ни миссис Мэйли, ни Гарри, ни Роз (которые вошли все вместе) ничего не могли сказать в оправдание.

'I had serious thoughts of eating my head to-night,' said Mr. Grimwig, 'for I began to think I should get nothing else.

- У меня было серьезное намерение съесть сегодня вечером свою голову, - сказал мистер Гримуиг, - так как я начал подумывать, что ничего другого не получу.

I'll take the liberty, if you'll allow me, of saluting the bride that is to be.'

С вашего разрешения, я беру на себя смелость поцеловать невесту.

Mr. Grimwig lost no time in carrying this notice into effect upon the blushing girl; and the example, being contagious, was followed both by the doctor and Mr. Brownlow: some people affirm that Harry Maylie had been observed to set it, originally, in a dark room adjoining; but the best authorities consider this downright scandal: he being young and a clergyman.

Не теряя времени, мистер Гримуиг привел эти слова в исполнение и поцеловал зарумянившуюся девушку, а его примеру, оказавшемуся заразительным, последовали и доктор и мистер Браунлоу. Кое-кто утверждает, что Гарри Мэйли первый подал пример в соседней комнате, но наиболее авторитетные лица считают это явной клеветой, так как он молод и к тому же священник.

'Oliver, my child,' said Mrs. Maylie, 'where have you been, and why do you look so sad?

- Оливер, дитя мое, - сказала миссис Мэйли, - где ты был и почему у тебя такой печальный вид?

There are tears stealing down your face at this moment.

Вот и сейчас ты плачешь.

What is the matter?'

Что случилось?

It is a world of disappointment: often to the hopes we most cherish, and hopes that do our nature the greatest honour.

Наш мир - мир разочарований, и нередко разочарований в тех надеждах, какие мы больше всего лелеем, и в надеждах, которые делают великую честь нашей природе.

Poor Dick was dead!

Бедный Дик умер!

CHAPTER LII FAGIN'S LAST NIGHT ALIVE
ГЛАВА LII Последняя ночь Феджина

The court was paved, from floor to roof, with human faces.

Снизу доверху зал суда был битком набит людьми.

Inquisitive and eager eyes peered from every inch of space.

Испытующие, горящие нетерпением глаза заполняли каждый дюйм пространства.

From the rail before the dock, away into the sharpest angle of the smallest corner in the galleries, all looks were fixed upon one man-Fagin. Before him and behind: above, below, on the right and on the left: he seemed to stand surrounded by a firmament, all bright with gleaming eyes.

От перил перед скамьей подсудимых и вплоть до самого тесного и крохотного уголка на галерее все взоры были прикованы к одному человеку -Феджину, - перед ним, сзади него, вверху, внизу, справа и слева; он, казалось, стоял окруженный небосводом, усеянным сверкающими глазами.

He stood there, in all this glare of living light, with one hand resting on the wooden slab before him, the other held to his ear, and his head thrust forward to enable him to catch with greater distinctness every word that fell from the presiding judge, who was delivering his charge to the jury.

Он стоял в лучах этого живого света, одну руку опустив на деревянную перекладину перед собой, другую - поднеся к уху и вытягивая шею, чтобы отчетливее слышать каждое слово, срывавшееся с уст председательствующего судьи, который обращался с речью к присяжным.

At times, he turned his eyes sharply upon them to observe the effect of the slightest featherweight in his favour; and when the points against him were stated with terrible distinctness, looked towards his counsel, in mute appeal that he would, even then, urge something in his behalf.

Иногда он быстро переводил на них взгляд, стараясь подметить впечатление, произведенное каким-нибудь незначительным, почти невесомым доводом в его пользу, а когда обвинительные пункты излагались с ужасающей ясностью, посматривал на своего адвоката с немой мольбой, чтобы тот хоть теперь сказал что-нибудь в его защиту.

Beyond these manifestations of anxiety, he stirred not hand or foot.

Если не считать этих проявлений тревоги, он не шевельнул ни рукой, ни ногой.

He had scarcely moved since the trial began; and now that the judge ceased to speak, he still remained in the same strained attitude of close attention, with his gaze bent on him, as though he listened still.

Вряд ли он сделал хоть одно движение с самого начала судебного разбирательства, и теперь, когда судья умолк, он оставался в той же напряженной позе, выражавшей глубокое внимание, и не сводил с него глаз, словно все еще слушал.

A slight bustle in the court, recalled him to himself.

Легкая суета в зале заставила его опомниться.

Looking round, he saw that the juryman had turned together, to consider their verdict.

Оглянувшись, он увидел, что присяжные придвинулись друг к другу, чтобы обсудить приговор.

As his eyes wandered to the gallery, he could see the people rising above each other to see his face: some hastily applying their glasses to their eyes: and others whispering their neighbours with looks expressive of abhorrence.

Когда его взгляд блуждал по галерее, он мог наблюдать, как люди приподнимаются, стараясь разглядеть его лицо; одни торопливо подносили к глазам бинокль, другие с видом, выражающим омерзение, шептали что-то соседям.

A few there were, who seemed unmindful of him, and looked only to the jury, in impatient wonder how they could delay.

Были здесь немногие, которые как будто не обращали на него внимания и смотрели только на присяжных, досадливо недоумевая, как могут они медлить.

But in no one face-not even among the women, of whom there were many there-could he read the faintest sympathy with himself, or any feeling but one of all-absorbing interest that he should be condemned.

Но ни на одном лице - даже у женщин, которых здесь было множество, не прочел он ни малейшего сочувствия, ничего, кроме всепоглощающего желания услышать, как его осудят.

As he saw all this in one bewildered glance, the deathlike stillness came again, and looking back he saw that the jurymen had turned towards the judge.

Когда он все это заметил, бросив вокруг растерянный взгляд, снова наступила мертвая тишина, и, оглянувшись, он увидел, что присяжные повернулись к судье.

Hush!

Тише!

They only sought permission to retire.

Но они просили только разрешения удалиться.

He looked, wistfully, into their faces, one by one when they passed out, as though to see which way the greater number leant; but that was fruitless.

Он пристально всматривался в их лица, когда один за другим они выходили, как будто надеялся узнать, к чему склоняется большинство; но это было тщетно.

The jailer touched him on the shoulder.

Тюремщик тронул его за плечо.

He followed mechanically to the end of the dock, and sat down on a chair.

Он машинально последовал за ним с помоста и сел на стул.

The man pointed it out, or he would not have seen it.

Стул указал ему тюремщик, иначе он бы его не увидел.

He looked up into the gallery again.

Снова он поднял глаза к галерее.

Some of the people were eating, and some fanning themselves with handkerchiefs; for the crowded place was very hot.

Кое-кто из публики закусывал, а некоторые обмахивались носовыми платками, так как в переполненном зале было очень жарко.

There was one young man sketching his face in a little note-book.

Какой-то молодой человек зарисовывал его лицо в маленькую записную книжку.

He wondered whether it was like, and looked on when the artist broke his pencil-point, and made another with his knife, as any idle spectator might have done.

Он задал себе вопрос, есть ли сходство, и, словно был праздным зрителем, смотрел на художника, когда тот сломал карандаш и очинил его перочинным ножом.

In the same way, when he turned his eyes towards the judge, his mind began to busy itself with the fashion of his dress, and what it cost, and how he put it on.

Когда он перевел взгляд на судью, в голове у него закопошились мысли о покрое его одежды, о том, сколько она стоит и как он ее надевает.

There was an old fat gentleman on the bench, too, who had gone out, some half an hour before, and now come back.

Одно из судейских кресел занимал старый толстый джентльмен, который с полчаса назад вышел и сейчас вернулся.

He wondered within himself whether this man had been to get his dinner, what he had had, and where he had had it; and pursued this train of careless thought until some new object caught his eye and roused another.

Он задавал себе вопрос, уходил ли этот человек обедать, что было у него на обед и где он обедал, и предавался этим пустым размышлениям, пока какой-то другой человек не привлек его внимания и не вызвал новых размышлений.

Not that, all this time, his mind was, for an instant, free from one oppressive overwhelming sense of the grave that opened at his feet; it was ever present to him, but in a vague and general way, and he could not fix his thoughts upon it.

Однако в течение всего этого времени его мозг ни на секунду не мог избавиться от гнетущего, ошеломляющего сознания, что у ног его разверзлась могила; оно не покидало его, но это было смутное, неопределенное представление, и он не мог на нем сосредоточиться.

Thus, even while he trembled, and turned burning hot at the idea of speedy death, he fell to counting the iron spikes before him, and wondering how the head of one had been broken off, and whether they would mend it, or leave it as it was.

Но даже сейчас, когда он дрожал и его бросало в жар при мысли о близкой смерти, он принялся считать железные прутья перед собой и размышлять о том, как могла отломиться верхушка одного из них и починят ли ее или оставят такой, какая есть.