Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига

Как он их выносил на руках… У меня сердце кровью обливалось при виде замёрзших, исцарапанных и едва не задохнувшихся малышей. Джастер оставлял найдёныша возле меня и спешил дальше, неведомым чутьём понимая, где искать выживших. Старшего мальчонку, обнимавшего сестрёнку-двулетку, он так и принёс, обоих сразу.

Керика, пытавшегося защитить семью, ударили по голове и сочли мёртвым. Джастер достал его из-под завала. Агила тоже успела спрятаться в погребе, но крышку завалило, и она едва не задохнулась от скопившегося внизу дыма. Нанира удачно прикинулась мёртвой, а потом пряталась от каждого шороху. Она подошла к нам сама, услышав детские голоса.

Ребятишки бабам обрадовались не меньше, чем я. Всё-таки соседи, почти родные, а я чужая, хоть и травница.

Третью женщину, Олекшу, чудом не раздавило рухнувшей матицей.

Деда с бабкой Джастер и вовсе вытащил из выгребной ямы. Запах от них, даже умывшихся, шёл тот ещё, но оба были счастливы, что живы.

Джастер закончил перевязывать голову страдальца. Легко пробежался пальцами по висевшей плетью руке и резким рывком вправил выбитое плечо. Керик взвыл от неожиданности и тут же схватился здоровой рукой за голову.

— Руку побереги до завтра, и не дёргайся. — Шут выпрямился и посмотрел в сторону деревни.

— А ты куды ж собралси, молодец?! — всполошилась старуха. — На ночь-то глядючи! Колдун же у лиходеев заправляет!

— Колдун? — приподнял бровь Джастер, ставя ведро с грязной водой обратно на землю. — Что ещё за колдун?

— Микай его кликали, Тримвеля-кузнеца сын, — отозвался дед. — Отец его мнил, что волшебником малой уродился, а не нашли в нём дара-то. Микай — то подрос, к отцовскому делу рвение проявил, а случилась у него оказия, железка кака-то погорела. Тримвель побранил да забыл, а Нахломчик-то, сынка старостин, его колдуняшкой стал кликать. Оне обеи за Каринкой бегали, она никак выбрать не могла, хвостом вертела, от он оказией и взял.

— От и добегались, — вздохнула Агила. — Осадили бы обоих-то, глядишь и беды такой не случилось бы.

— Дальше что было? — Джастер спокойно ждал продолжения истории.

— Знамо что! — откликнулась Нанира. — Кака ж девка в уме за такого замуж пойдёт? Отказала она колдуняшке, посмеялась над ним да сватами его, а он в лес с обиды да позору сбёг!

— Не в лес, а на Гнилушку!

— Да один хрен, куды! Вы бабы, все дуры-то, не могли девке язык подвязать, чтоб охальными словами не раскидывалась!

— Ты, дед, помалкивай, не твоя девка была!

— А ты, Нанира, на мово деда рот не разевай!

— А ну тихо! — негромко и грозно сказал Джастер, разом пресекая начавшуюся ссору. — Нашли время голосить. Взад, что ли, лиходеев приманиваете ором своим?

Бабы разом закрыли рты, для верности позажимав их ладонями.

— Рассказывай, дед.

— Тык, а шо сказывать? — старик покосился на соседей. — Каринка за Нахломчика выскочила, Микай, видать в Гнилушке, сгинул, а с того лету и лихие дела начались. То зверь скотину посреди бела дня задерёт, то из лесу наши не вернутся. А мы ж уголь жжом, нам без лесу никак. От семерых мужиков к осени-то недосчитались… Зиму-то пережили, а токма этим летом куды хуже стало! По окрестным деревням молва пошла, что нечисть да мертвяки по лесу бродют, да на дворы налётывають… От наши-то мужики порешили что по нескольку дворов в очерёд сподручнее уголь жочь. Хучь и мало нажжом, а всё дворы не оголим. Беда-то нас стороной обходила, надеялись ужо, до осени дотянем… Эх…

Подтяжёлое молчание старик махнул рукой. Все понимали, что деревни больше нет. И тех мужиков, кто ушёл в лес на промысел, тоже больше нет.

— С того лета началось, говоришь? — Джастер нахмурился ещё сильнее. — И что ж из города помощь не позвали?

— Звали, звали! Как ни звали? — снова встрепенулась бабка. — А только солдатики-то, королевски, по опушечкам да по солнышку прогулялися, закрома наши потрясли, а в Гнилушку-то не полезли… А где ж еще нежити с мертвяками жить, как не в болоте-то?

— Весело у вас тут, как я погляжу, — Шут взял ведро. — Ладно, я за водой пойду, покуда не стемнело совсем. У нас ещё лошади не обихожены. А вы хоть дров для костра соберите, да травы, что ли. Не на голой земле же спать.

Керик отправился за дровами в сторону леса. Олекша увязалась за Кериком, и мне показалось, что она не из-за раненой руки старалась держаться поближе к нему. Агила с Нанирой и ребятишками рвали траву на лугу, я распрягала лошадей. Только старики тихонько сидели, прижимаясь друг к другу, и тихо вздыхали.

Джастер вернулся от колодца и принёс не только два ведра воды, но и отмытый чугунок, полный мелкой репы и моркови.

Пока мы с ним занимались лошадьми, женщины снаружи чистили овощи, а ребятишки со стариками устраивали постели, солнце село, а в небе показалась почти полная луна.

Пока в чугунке варился наш ужин, погорельцы собрались у костра. Ребятишек Шут укрыл нашим пологом, свернув его в несколько раз.

Джастер взял свою торбу и достал оттуда пироги, которые нам дала в дорогу Вольта. Часть мы уже съели, но оставшегося хватило каждому по половинке.

— От благодарствуем, молодец, — бабка чуть ли не поклонилась, когда Шут протянул им угощение. — Ох, спаситель ты наш…

— Ешьте, — хмыкнул воин, разламывая очередной пирог. — Мы-то хотели с дороги поесть да поспать в постели, а тут вас самих чуть не съели.

— Дядька, — старший мальчонка несмело подёргал Джастера за рукав, пока его сестрёнка тихонько ела угощение. — А ты тоже колдун? Молвишь смешно и одёжа у тя ненашинская?

— Сумик! — прикрикнула на него Агила. — Хворостины на тя нету! Шо за невежда такой?!

— Шут я, — воин ласково потрепал любопытного мальчонку по вихрам. — По дорогам хожу, людей веселю, песни пою да сказки сказываю.

На слово «сказки» малышня заинтересованно навострила уши и засверкала глазами.

— А про что сказки?! — глаза Сумика, выбравшегося из под полога, восхищённо горели. — Про зайцев? Про медведёв? А про лису знашь? Лушка про лису страсть как любит! А на этой штуке как играть? Вот так дёргать?

— Всяких знаю, — улыбнулся Джастер, отодвигая лютню подальше от любопытных рук. — Вот поедим сперва, и расскажу. Вон, уже готово всё. Так что давай сбегай, лопухов нарви, заместо мисок вам будут. Я вон за этой стенкой видал, жирные растут.

Мальчишка с весёлым писком скатился с колена Шута, кубарем пронёсся по моему подолу и скрылся за углом, с боем отвоёвывая лопухи и ничуть не боясь сгустившихся сумерек.

После ужина Джастер достал из своей торбы самые настоящие игрушки. Вырезанные из дерева звери и люди в одежде из цветных лоскутков, оживали в его руках. Джастер говорил на разные голоса, разыгрывал сказку за сказкой и не только дети, но и взрослые заворожено и азартно следили за приключениями волка и лисы, зайца и медведя, за хитрым дедом и глупым волком… Даже Лушка, которая до того всё время испуганно жалась к брату, перебралась на колени Шута и с восторгом тянула ручонки то к одной игрушке, то к другой.

Я смотрела на эти лица и глаза, и вдруг подумала, что Джастер сделал лучшее из всего, что возможно. Он подарил этим людям не только душевное тепло и покой, в котором они так нуждались. Он ненадолго вернул их в детство, когда всё вокруг кажется сказкой и даже горе и беда всего лишь испытание, а не конец жизни…

— Ладно, хватит сказок на сегодня. Спать пора, — сказал Шут, закончив очередную историю.

— Ешшо, дядька! — заканючили мальчишки. — Ешшо скажи…

— Я вам лучше колыбельную спою, — Джастер улыбнулся. — А вы все ложитесь. Утро вечера мудренее.

— Лушка, куклу дай, — Сумик попытался отобрать у сестры игрушку, которую та баюкала в ладошках. В глазах ребенка появились слёзы, но разреветься она не успела.

— Держи, — Джастер бережно сжал кулачок девчушки на кукле. — Вы тоже берите, кому что глянулось, и бегом спать.

Обрадованные ребятишки кинулись разбирать нежданные подарки. Сумик сунул сестре лису, а себе ухватил коня и медведя. Остальные после недолгих споров поделили оставшееся.

— А как же ты-то, милок? — Бабка покачала головой, наблюдая за счастливой ребятнёй. — Как сказки-то сказывать буш?

— Ещё наделаю, — улыбнулся Джастер, а я вспомнила, как сосредоточенно он вырезал игрушки ночами у костра. А ведь ещё и у домэров ребятишек ими одарил…

Пока Шут негромко наигрывал приятную и спокойную мелодию, дети и взрослые устраивались на ночь.

— И ты ложись, — он посмотрел на меня. Серые глаза были тёмными и глубокими.

Спать, похоже, он не собирался.

Неужели он хочет пойти искать разбойников?! Ночью?! Один?!

Я покачала головой, давая понять, что не оставлю его в одиночестве. По крайней мере, пока не выясню, что он задумал.

Шут ничего не ответил и запел.

— Спят вокруг леса и ёлки, спят ежи в глубокой норке. Ветер дремлет на ветвях, дремлют звёзды в облаках…

Мелодия журчала, как лесной ручей, глубокий и мягкий голос обволакивал, убаюкивал и уносил в сон так незаметно, что мне всё казалось: я сижу рядом с Джастером у костра и слушаю его голос, сплетающийся с музыкой…

В себя я пришла совершенно неожиданно, словно что-то меня толкнуло изнутри.

Джастера не было.

Я села, закутавшись в свой плащ, оглядываясь и прислушиваясь к ночным звукам.

Всё как обычно. Совы иногда ухают, ветер в кронах шумит, люди спят… Женщины обнимали подбившихся к ним детей, дед тихо сопел, зарывшись в траву, а Керик тяжело вздыхал и иногда негромко стонал.

Лошади тоже спали, иногда прядя ушами.

Костёр прогорел. Почти полная луна озаряла мёртвую деревню, и выглядело это… жутко.

Я не сразу поняла, что привлекло моё внимание.

Движение.

Что-то тёмное двигалось по дороге между деревней и нашим прибежищем.

Я выбежала наружу, напряжённо вглядываясь в игру лунного света и теней.

Неужели…

Чёрная высокая фигура в плаще спокойно и уверенно направлялась в мёртвую деревню. Зеленоватой холодной искрой горело навершие посоха в правой руке.

Неуловимый, глубокий, низкий звук порывом ветра долетел до меня. Я не могла бы его описать, но внезапным могильным холодом пробрало до костей.

Зелёный огонёк взметнулся вверх. И я закусила кулак, потому что над пожарищами стали подниматься…

«А про умертвия ничего не говорят люди?»

Люди за моей спиной спали, убаюканные волшебной колыбельной.

Если бы не мой дар, я бы тоже мирно спала вместе со всеми.

Бледные призраки погибших стекались к фигуре в чёрном. Они шли на его зов и на свет его посоха.

Джастер остановился: огонёк перестал двигаться и описал широкий круг. Луна щедро поливала светом всё, что происходило под ней.

Призраки густым туманом колебались около одинокой фигуры, не переступая границы круга. Неведомые слова, тяжёлые и тёмные, падали с губ Шута, и от каждого расходились невидимые круги.

Я не слышала их, но ощущала всей собой. Мой дар откликался на это неведомое колдовство, которое и пугало и завораживало одновременно.