Чертополох. Мера за меру

- Тело твоего отца, Энри, было подвергнуто осквернению. Его было велено прибить над воротами, через которые мы покидали Реймет... Вернее то, что от него осталось. От такого ответа мои руки сами с собою сжались в кулаки, а внимательно наблюдавший за мною кривоплечий тихо добавил.

- Антар снял тело той же ночью. А ещё - выбрал место для могилы твоему отцу ровно так, как это умеют Чующие. Так что, хоть земля и не освящена, душа твоего отца обрела покой, а не стала одним из призраков разрушенного Реймета.

- А какая сложилась судьба тех воинов, которые истребили мою семью, тебе известно? - Я и сама не знала, зачем задала вопрос, который мог лишь увеличить разлившую в душе горечь. Ясно ведь, что мне сейчас ответят - живут где-нибудь в провинции, в доме, построенном на выделенном после походов наделе, получают скромную пенсию, и, пропустив стаканчик-другой хмельного, спят по ночам, как младенцы. И никакие призраки убитых и истерзанных людей их не тревожат.

- Ты имеешь в виду Лемейра и его дружков? - глаза кривоплечего, и без того чёрные, в один миг, казалось, потемнели ещё больше. - Если да, то они мертвы. И смерть их не была лёгкой. Можешь мне поверить.

- Я верю, - разговаривать расхотелось. Я смотрела на нахмуренное, с резко проступившими морщинами у губ, лицо тысячника, и понимала, чья рука оборвала жизнь Лемейра. Но ни одобрения, ни осуждения, ни радости от того, что насильников настигла кара, не чувствовала. Сердце словно бы покрылось льдом - точь-в-точь, как поверхность раскинувшегося передо мною пруда. Оно словно бы онемело.

- Пойдём отсюда, - горькие размышления о былом неожиданно оборвал тысячник. Аккуратно взяв меня под локоть, он направился прочь от водоёма, тихо заметив. - Месть редко приносит удовлетворение, так что давай поговорим о чём-нибудь другом.

- И о чём же? - теперь мы шли по тропинке меж укрытых снегом кустов. Тропинка была узкой, а кусты почему-то казались сейчас спящими сказочными зверями. Безмолвными стражами, охраняющими нас с тысячником от досужих глаз.

- Мне уже много дней не давала покоя одна загадка, Энри. Когда ты попала ко мне, твоя рана от арбалетного болта выглядела очень свежей. А новости о том, что Ревинар с Мелиром кое-кого потеряли, я узнал за несколько дней до этого. И это трудно объяснить чем-то иным, кроме вмешательства слуг Седобородого.

Я украдкой взглянула на Остена. Если рассказывать всё, как есть, то придётся поведать и о Мориде, и о проклятом храме. И как ко всему этому отнесётся тысячник, неизвестно. С другой стороны, мне не хотелось, чтобы правда о Мориде была так же замолчана и похоронена, как и правда о моём отце. И пусть новому Ловчему людские толки и пересуды уже не важны, его семья, возможно, получит поддержку... Поразмыслив ещё немного, я решила рискнуть.

- Я действительно бродила по тропам Ловчих. Но оказалась на них с согласия слуг Седобородого. А незадолго до этого видела одного из Ловчих так же близко, как тебя, Остен.

- Хм, с нашей последней встречи ты, похоже, обзавелась множеством полезных, хотя и довольно рискованных знакомств, Энри. - Хотя тысячник и выглядел изумлённым, шпильку в разговор он вставить всё одно не забыл. Я же в этот раз решила не вступать в обмен колкостями.

- Это правда. Последние месяцы моей жизни были более чем богаты на события. Думаю, тебе будет небезынтересно узнать о некоторых из них.

...Следующий косой час я рассказывала Остену обо всём, что со мной и Моридом случилось в Мэлдине, и о том, что нас ждало после. Поведала и об устроенном святошами над умирающим 'карающем' судилище, и о смерти Морида, и о его семье. Тысячник слушал меня внимательно, лишь иногда задавая тот или иной вопрос, а в конце заметил.

- Ну что ж, теперь понятно, почему жрецы боятся упоминания Мэлдина, как огня... И да, последствия его падения будут много обширнее, чем тебе кажется сейчас, Энри.

- И чем это обернётся для семьи Морида? - я бросила на Остена настороженный взгляд, а он ответил мне едва заметной усмешкой.

- Если они будут молчать о мэлдинских событиях, то ничем. И не надо так на меня смотреть - в обиду я домашних Морида не дам, и заслуженная пенсия у них будет. Слово Остена.

Тут дело в другом. Наш Владыка уже давно хочет подмять жрецов и жриц под себя, вот только сделать это было не так то и просто. Зато теперь у него на руках есть железные доводы. Матерь Ольжана обладала и властью, и связями, и положением, а жрицы из её храма часто были наставницами в самых благородных семьях Милеста. И если она на самом деле служила Аркосу, то как знать, насколько глубоко была разнесена эта зараза? Арвиген будет настаивать на розысках и дознании по всем храмам княжества, жрецам, дабы не быть заподозренными в сочувствии к ереси, придётся с ним согласиться, и это станет началом их конца.

Уверен, что доверенные люди Арвигена, проводя розыск, вызнают обо всех их прегрешениях - как больших, так и малых, и у нашего Владыки появится возможность прижать Служителей богов к ногтю. Так что плащ жрицы Милостивой больше не будет для тебя защитой, Энри. По крайней мере, в Амэне. Но есть в этом всём и надежда на хорошее - занятый расследованием Арвиген, возможно, подзабудет о той, что похитила его беркута. А так ли это, я узнаю, когда отправлюсь на грядущие праздники в Милест.

- Ты уезжаешь? - мысль о том, что тысячник вскоре покинет имение, почему-то меня не порадовала. Но ещё больше не порадовал его ответ.

- Дней через десять. Обернусь быстро - вы с Дари даже соскучиться не успеете.

Тревога, которая поселилась у меня под сердцем с того самого часа, когда я узнала о скором отъезде Остена, никуда не делась и на следующий день. Возможно, именно она, да ещё вкупе с воспоминаниями о Мориде, и вызвала сновидение, которое заставило меня проснуться глухой ночью, дрожа от озноба.

Я снова была в Римлоне, в келье, выделенной Хозяйкой обители для Морида. Стояла посреди комнаты, сжимая в руках бесполезные теперь эликсиры и полотняные бинты для перевязки, в отчаянии смотрела на пустую, старательно укрытую покрывалом постель. А в голове у меня билась только одна мысль: 'опоздала'. А ведь, сварив утоляющие боль зелья, я позволила вздремнуть себе всего час, вот только этот час оказался роковым. Если бы не моя слабость, Морид не умер бы в одиночестве, думая, что о нём все забыли. Если бы я...

- Энри! - обернувшись на голос, я увидела стоящего в дверях 'карающего', и бесценное зелье выскользнуло у меня из рук.

- Морид?- я с удивлением смотрела на его лукавые глаза, на улыбку, на чистую кожу без единого струпа или язвы. - Ты же умер?

- И кто тебе сказал подобную глупость? - Морид шагнул ко мне и обнял за плечи.

- Посмотри на меня. Разве я похож на мертвеца?

- Нет, - хотя 'карающий' улыбался, от его рук шёл холод. И это было неправильно. Так же, как и то, что его болезнь исчезла без следа. Было и ещё что-то, но я никак не могла вспомнить, что именно. А Морид провёл рукой по моим волосам.

- Ты так исхудала, Энри, и не только от тоски. Что случилось?

- Много чего, - я всё ещё всматривалась в лицо Морида, тщетно пытаясь понять, почему его речь меня так пугает, когда он, коснувшись пальцами моего ошейника, внезапно помрачнел:

- Вижу, тебе здесь плохо... Но ничего - совсем скоро я заберу тебя.

- Что? - увидев, как глаза 'карающего' обращаются в наполненные серебром очи Ловчих, я рванулась из его рук, но он и не держал меня - уже в следующее мгновение на месте человеческой фигуры был лишь серый, клубящийся туман.

Проснувшись, я, дрожа от холода, первым делом зажгла свечу - в эти мгновения живой огонь казался мне единственным спасением от ночного кошмара, и чувства меня не подвели. Как только слабый свет озарил комнату, все, окружающие меня тени, разом канули в небытие. Лишь на овечьей шкуре, служившей мне дополнительным одеялом, серебрился иней... Но когда я, озадаченная и испуганная, поднесла к нему свечу, то оказалось, что на шкуре ничего нет - это была всего лишь игра света.

А уже к полудню мой странный сон как-то незаметно забылся - точно отшептал кто.

Олдер

Когда до отъезда в Милест оставалось ровно четыре дня, Остен вытащил из тайника сумку Энейры Ирташ, и, выудив из её недр, печатку с гербом Бжестровых, ещё долго крутил перстень в руке. Эта находка неприятно удивила его ещё во время первого осмотра вещей так внезапно появившейся в его доме лесовички, да и сейчас это неприятие никуда не делось. В сумке, конечно, были и более интересные предметы - на разбор записей в старой тетради тысячник и вовсе убил несколько вечеров, но злополучная печатка была точно заноза.

С каким бы удовольствием он положил бы этот перстень на стол перед Энейрой и, глядя ей в глаза, напрямую бы спросил её о Ставгаре! Вот только подобный поступок был бы несусветной глупостью. В конце концов, печатка может означать совсем не то, что утверждал молодой Бжестров - он ведь, получается, знал её истинное происхождение, а значит, мог подарить то, что в случае нужды станет пропуском. Но даже если это не так, вести себя, точно ревнивый муж, не стоило. Энри вполне может оскорбиться на подобный выпад, а установившийся между ними мир и так был хрупок, точно первый осенний ледок. И держался он главным образом (тут тысячник себе не льстил) за счёт Дари.

Что ж, есть и другие способы вызнать нужное. Тяжело вздохнув, тысячник отправил ненавистную печатку в сумку, и отправился с ней в комнату к Энейре Ирташ.

Поскольку у Дари в это время шли очередные занятия с Иларом, лесовичка действительно была в своей комнате и снова вышивала, устроившись у окна. Олдеру хватило всего пары мгновений для того, чтобы оценить и строгий профиль, и тяжёлый узел волос на затылке склонённой над работой женщины, но потом она повернула голову, и волшебство тут же рассеялось. На тысячника смотрели грустно, устало и, как ему показалось, равнодушно.

- Энри, - Остен всё же позволил себе улыбнуться, хотя знал, что ответной улыбки ему не дождаться. - Поскольку ищейкам Владыки пока не до нас, я решил, что эти вещи можно больше не прятать.

Он выставил видавшую виды сумку на скамью, и Энейра, увидев её, тут же встала со своего места. С подозрением взглянув на тысячника, подошла к сумке, и, легко её подхватив, провела ладонью по прочной коже.

- Ты... Смотрел, что внутри?

- Разумеется, - Остен даже не попытался изобразить раскаяние, потому как не чувствовал за собою вины.- Должен же я знать, чем живёт женщина, которая обретается в моём доме.

- И как, узнал? - В этот раз губы Энри изогнулись в неком подобии улыбки, которая, по всей видимости, должна была уязвить Олдера, но стрела прошла мимо.

- Если честно, не совсем. - Тысячник чуть склонил голову, всем своим видом демонстрируя миролюбие.- Но я пришёл не ради обсуждения твоих маленьких секретов, Энри. В конце концов, ты имеешь на них полное право. Просто мне тут подумалось, что не произойдёт ничего страшного, если ты пошлёшь весть своим знакомцам в Крейге. Не стоит устраивать им пытку неведением.

- Не ты ли сам говорил, что храмовая почта теперь небезопасна? - меж нахмурившихся бровей Энейры проявилась небольшая складка, и тысячник с трудом подавил острое желание разгладить эту крошечную морщинку самыми кончиками пальцев. Это было бы неуместно. Во всяком случае, сейчас...