Чертополох. Мера за меру

- Понимаю, конечно, но и плащ жрицы ей теперь не сильно поможет. Что же до того, чтобы выдать её за дальнюю родственницу, то Дорин после своей интрижки с Церитимами должен сейчас сидеть тише храмовой мыши, а не прикрывать мне спину. - Олдер, при воспоминании о своей едва не состоявшейся свадьбе из-за промаха родственника недовольно дёрнул искалеченным плечом, а Иринд неожиданно усмехнулся.

- Всё верно, Остен. Твоего братца в это дело втягивать не стоит, а вот мне ничего не мешает обзавестись новой родственницей. А поскольку в Амэне девочек вписывает в семейную книгу лишь после тринадцати лет, провернуть это будет достаточно просто.

- Спасибо, Иринд. На такую помощь я даже не рассчитывал. Что я могу сделать для тебя взамен?

- Ничего особенного, Олдер. За исключением одного - если подвернётся случай, я хотел бы взглянуть на дочь Ирташа. Думаю, с ней интересно было бы кое о чём потолковать. Глаза тысячника чуть заметно сузились:

- Только если она сама согласится на эту встречу, Иринд. Энри не очень-то любит задушевные беседы.

- Естественно. На её месте я бы тоже их не любил. Но, возможно, она всё же не откажется от встречи с дряхлым стариком, уже одной ногой стоящим в могиле. - На морщинистых губах старого наставника вновь мелькнула улыбка. - Что же касается тебя, Олдер, то не теряй головы. Сейчас ты должен быть ещё более осторожен, чем прежде.

Эта встреча была одним из немногих светлых моментов, скрашивающих пребывание Остена в Милесте. Потому как разговор с двоюродным братом у Олдера совершенно не задался - в доме Дорина он с каждой минутой всё больше ощущал себя чужаком, а под конец визита ещё и схлопотал головную боль, которая прошла лишь во время вечерней службы в храме, на которую тысячник был обязан явиться... Да и сам Дорин... Остен не понимал, откуда у родственника вдруг появилось столь неуёмное хлебосольство и показное дружелюбие, и куда подевался двоюродный брат, которого он знал столько лет. И от этого было до странности горько - словно бы утратив связь с родичем, Остен потерял и что-то своё - далёкое и почти забытое, но от того не менее важное. Что же до всего остального, то торжественные службы в храмах, гуляния на площадях и княжеские приёмы, которые можно было пропустить лишь скоропостижно скончавшись, с каждым днём раздражали Остена всё больше и больше.

В конце концов, Праздник Свечей, а, точнее, его основная часть, должен отмечаться внутри семьи со своими близкими, а не с утратившими всякое понятие меры царедворцами. Поздравить тебя должен собственный ребёнок, а не завитый и разодетый в цвета Арвигена мальчишка на княжеском пиру, которому ты, по заведённому недавно обычаю, ещё и должен вручить позолоченное яблоко! Ещё более нелепые, на взгляд Остена, подарки полагалась вручать допущенным на праздник дочерям сановников и самим царедворцам вкупе с поздравлениями. Крошечные, не больше мизинца, игрушечные птички с жемчужными глазами, выточенные из драгоценного камня фигурки зверей и покрытые тонкой золотой фольгой сладости - всё это тысячник обнаружил в принесённом княжеским слугою ларце, к которому прилагалась очередная записка от князя. В ней Арвиген вначале сетовал на то, что Остен слишком редко бывает на больших приёмах и потому не знает о новой, полюбившейся столичной знати, моде, а после вкратце пояснял правила вручения подарков и их тайный смысл.

Тысячник, прочтя послание, только и мог, что желваками катнуть, но значения безделушек, зная Арвигена, выучил. А потом, на первом же пиру убедился, что царедворцы создали с их помощью целый тайный язык. Теперь, к двусмысленным фразам и взглядам ещё и прилагался предмет со значением, вот только сам князь уже выучил новую моду лучше самих придворных и теперь с лёгкой улыбкой наблюдал за их хитростями.

Олдеру же столичные празднования опротивели после этого ещё больше - относительный покой от суеты и пустоты он обретал только в казармах. Занимаясь привычной рутиной, он ненадолго отстранялся от шума и блеска Милеста, с нетерпением дожидаясь того момента, когда через две недели сможет, наконец, покинуть опостылевшую столицу. Вот только одно неожиданное событие сорвало его с места много раньше назначенного срока.

В тот день тысячник дотемна засиделся за армейской бухгалтерией - цифры отчётов никак не желали сходиться. Ну, а когда Остен всё же нашёл причину ошибки, свечи на его столе прогорели на треть. Потянувшись так, что хрустнули кости, Остен поднялся со своего места и неспешно вышел на плац, но стоило ему взглянуть в усыпанное звездами небо, как он заметил скользнувшую над крышами казарм светлую тень. Один круг, второй, третий...

Смекнув, что видит перед собою одетого в непривычно светлое перо ястреба, тысячник уже было решил, что это одна из упущенных княжескими сокольничими на последней охоте птиц, когда светлая тень неожиданно сложила крылья и рухнула вниз - аккурат в хозяйственные постройки. Мысленно выругавшись, Остен направился к лошадям, но едва переступил порог конюшни, как тут же замер, точно вкопанный. Ведь в непонятно как проникшем в тёмную конюшню луче лунного света аккурат между стойлами перед тысячником стоял никто иной, как Веилен Бражовец. Тот самый эмпат-лаконец, с которым Остен схлестнулся давней зимой среди укрытых глубоким снегом гор.

В этот раз не было ни плаща из птичьих перьев, ни пронзительных ястребиных глаз на человеческом лице - лаконец выглядел так, словно явился к Остену прямо из той памятной битвы. Лёгкая кольчуга, меч у пояса, облепленный снегом плащ, шлем с нащёчниками и тонкой стрелкой- наносником... А ещё - торчащий из груди обломок стрелы, который теперь, естественно, не причинял мертвецу даже малейшего беспокойства.

- Что ты здесь делаешь?- Остен сжал рукоять носимого на поясе кинжала, но Бражовец лишь чуть заметно покачал головой и тихо, словно бы с упрёком, произнёс.

- Ты снова опаздываешь, амэнец, ведь в твой дом уже пожаловал незваный гость. И с пустыми руками он не уйдёт.

- Даже если и так, почему ты говоришь мне об этом? - Получив дурное предсказание, Остен мгновенно подобрался, тут же обретя неожиданное сходство с готовым напасть волком, а лаконец тяжело вздохнул.

- Из-за подменённого жребия я не могу уйти, амэнец, ведь мы так и остались связаны. Только тогда, когда твой земной путь закончится, я смогу обрести покой. Но до тех пор я принуждён наблюдать за твоей жизнью, и сейчас мне не хочется, чтобы в твоём доме случилась смерть.

- Вот как? И кто же этот, несущий гибель, незваный гость? - Тысячник уже было сделал осторожный шаг вперёд, как Бражовец, шепнув 'не могу сказать', мгновенно истаял в воздухе. От лаконца осталось лишь одиноко лежащее на соломе ястребиное перо. Олдер, немного поколебавшись, поднял его и отправил за пазуху. Если Бражовец прав, а у тысячника не было повода сомневаться в правдивости его предсказаний, то ему следует спешить. Даже если это вызовет гнев Арвигена.

Остаток ночи ушёл на спешные сборы, а утром Остен вновь стоял у Северных ворот, поджидая вознамерившегося совершить очередную конную прогулку Владыку. В этот раз у тысячника не было письма с печатью, но Арвиген, заприметив его, приглашающие взмахнул рукой, и молчаливые охранники позволили Остену подъехать к князю.

- Пусть Владыка здравствует. - Тысячник, как и положено, склонил голову в приветствии, а Арвиген тут же наградил его цепким взглядом.

- Что заставило тебя искать со мною встречи с самого утра, Остен? Сегодняшние торжества начнутся после заката.

- У меня есть просьба, которая не может ждать до вечера, князь. - Остен поднял голову и, прямо глядя в глаза Арвигену, произнёс. - Мне надо сегодня же покинуть Милест и вернуться в 'Серебряные тополя', Владыка.

- И что за нужда гонит тебя от моего двора, тысячник? - Арвиген, услышав просьбу, казалось, больше удивился, чем разгневался. - Ты столько крови пролил за Амэн и за меня, так что этот отдых и веселье твои по праву. Возможно, конечно, что ты отвык от дворцовой жизни, но поверь мне, старику - вкус к такому времяпрепровождению появляется очень быстро. Останься.

- Я бы остался, Владыка, да только дело не терпит промедления. Мой эмпат почуял нечто недоброе, что вот-вот произойдёт в доме в моё отсутствие.- Олдер по-прежнему не отводил взгляд в сторону, так как говорил чистую правду. Бражовец действительно в некотором роде был 'его эмпатом' - вечной занозой в памяти, совестью, которая нет- нет, да и напоминала о себе, не позволяя переходить определённую грань в своих поступках и всё же разделять средства и цели... Но князь, естественно, истолковал слова тысячника по-своему.

- Твой эмпат? Этот, доживающий своё, Чующий, что остался тебе в качестве наследства? Вряд ли он способен на настоящее пророчество. Да и ты, Остен, как мне казалось, никогда не увлекался гаданием.

- Я и сейчас не люблю кликуш, но Антар хорошо чувствует нити, что связывают наш мир, а подобные пророчествам высказывания позволяет себе очень редко, так что я склонен ему верить.

Теперь Арвиген казался озадаченным - некоторое время князь и тысячник ехали молча. Арвиген, отвернувшись от собеседника, смотрел на заснеженные поля, но потом, приняв какое-то решение, вновь обернулся к Остену.

- В северных землях, как мне доложили, сейчас гуляет поветрие. Ты считаешь, что мои люди плохо с ним справляются?

- У меня нет повода для упрёков, князь. Они делают всё, что возможно, но и все случайности предугадать невозможно. Во всяком случае, падальщика в своём саду я уже находил. - Олдер, почуяв, что вновь ступает на особенно скользкую почву, стал ещё более осторожен в словах, но князя всё одно передёрнуло.

- Падальщик в саду? Более мерзкого гостя трудно себе даже вообразить. Надеюсь, он никого не порвал?

- Он не успел причинить вреда. Но напугал моего сына. - Олдер постарался произнести это самым ровным голосом, но в этот раз его хитрость не удалась, так как Арвиген цокнул языком и произнёс.

- Полно, тысячник. Не пытайся показаться ещё большим сухарём, чем ты есть на самом деле. Мерзкая тварь в качестве гостя действительно крайне неприятна. Но ещё более неприятно потерять рабочие руки из-за пошести или имущество в результате бунта с поджогом. Так что, если ты склонен доверять дурным предчувствиям находящегося на излёте сил Чующего, дело твоё.

Возвращайся в свою вотчину, но помни - отныне за тобою есть небольшой долг. И когда я решу, что ты должен его закрыть, с твоей стороны не должно быть ни просьб, ни условий, ни промедлений.

- Благодарю за снисхождение, князь, - Остен почтительно склонился в седле, но тут же уточнил. - В счёт долга пойдёт поход на Триполем? Или войска вновь двинутся на Крейг?

- Пока не знаю, тысячник. - Арвиген задумчиво нахмурился, покачал головой. - Лезмет в высшей степени недостойный трона и неспособный править Владыка, так что изгнать его из Крейга - дело чести. Да и укротить триполемских василисков, вновь отрастивших ядовитые зубы, было бы не лишним. Но и то, и другое пока преждевременно, так что раньше осени, вряд ли что-то решится. А теперь ступай - если видения эмпата правдивы, медлить и, правда, незачем.