Чертополох. Мера за меру

В это же самое время всё ещё сидящий в кресле Арвиген захрипел и широко распахнул налитые кровью глаза - возвращение в обычное состояние принесло ему лишь новые страдания, так как сердечная боль не только никуда не делась, но, напротив, многократно усилилась. Владыка, понимая, что ступил на грань и сейчас доживает свои последние мгновенья, повернул голову к стоящему рядом с ним на коленях Орхаду. Из груди князя вновь вырвалось серое, сотканное из тумана щупальце, но в этот раз оно мгновенно разделилось на несколько плетей, что туго обвили шею и руки слуги. Чтобы не умереть, Владыке в этот раз нужна была человеческая душа, и Арвиген намеревался забрать её у Орхада.

Тот, осознав какая участь его ждёт, неожиданно сильно дёрнулся, но его молчаливый протест уже ничего не мог изменить. Напряжённые до предела мышцы Орхада почти сразу же обмякли, а обвившие его колдовские плети торопливо запульсировали, стараясь передать хозяину как можно больше сил. Повиснувший в чародейской ловушке, точно муха в паутине, чующий на глазах бледнел и съёживался - всего через несколько мгновений его кожа высохла и покрылась морщинами, а сам он уже более напоминал груду перевязанного верёвками тряпья, чем человека.

Щупальца судорожно вздрогнули ещё раз, но слуга уже был выпит ими до последней капли. Морщинистые веки сомкнулись, пряча совершенно выцветшие глаза Орхада, и тело с тихим шелестом осело на пол. Туманные щупальца немедля втянулись в грудь Арвигена, но он так и не двинулся с места, безразлично глядя на останки верного слуги и прикидывая, кто может его заменить. В темнице князя действительно имелась пара подходящих для такого дела человеческих заготовок, но возня с ними будет достаточно утомительной. Возможно, лучше взять достаточно бойкого подростка из младшей прислуги?

Решив отложить этот вопрос на более позднее время, князь встал из кресла и отодвинул преграждающие ему путь останки Орхада ногой - жалости к столько лет бывшему ему опорой и неизменным помощником слуге князь не испытывал. А вот что его действительно грызло, так эта неожиданно постигшая его слежку неудача. Если б только он смог дослушать разговор Остена с эмпатом до конца!

Но и из того, что Арвигену удалось услышать, он сделал вполне определённые выводы - Остен действительно лгал ему. Предупреждение о грядущем несчастье он получил вовсе не от своего Чующего, а, значит, скорее всего, это было послание с угрозой. Угрозой, которую Остен вполне естественно принял за вызов...

Подойдя к резному столику, на котором стоял кувшин с медовым вином, Арвиген плеснул питьё себе в кубок, и с наслаждением пригубил его, смакуя сдобренный пряностями вкус. Раз смерть вновь обошла его стороной, он сегодня будет добрым и милосердным правителем! А, значит, не станет мешать придворным попадать в ловушки сотворённых ими же глупостей. Ну, а если какая-то дворцовая клика решила воздействовать на тысячника шантажом, то туда им и дорога!.. Арвиген, решив, что не станет мешать Остену, усмехнулся. Слепцов надо наказывать, а Коршун... Коршун пусть ещё поживёт. Потому что даже смерть Олдера Остена должна принести пользу Амэну.

Олдер

Тысячник торопился - его снедали неопределённость и тревога. Со стороны это было незаметно, но Антар за много лет выучил повадки Остена на зубок, и теперь видел то, что оставалось неразличимым для других. Чуть более резкие, рубленые жесты, часто и мелко дрожащие ресницы, а в довесок - верхняя губа то и дело по-волчьи поднимается вверх, обнажая по-прежнему белые и крепкие зубы. Все эти признаки ясно указывали на то, что тысячник напряжён и обеспокоен до крайности, и лишь железная воля не даёт охватившим его чувствам взять верх над рассудком.

Тихо вздохнув, Антар вновь перевёл взгляд с лица тысячника на холку собственной лошади. До этого дня он никогда не жалел о том, что подменил жребий Остена, пожертвовав на это жизнью Бражовца, но теперь и его грызли сомнения. Тысячник с глазу на глаз рассказал ему о ночном явлении призрака мёртвого эмпата и о произнесённом им предупреждении, так что теперь Антар мучительно размышлял о том, не было ли в произошедшем и его вины?

При жизни Веилен Бражовец действительно отличался не только даром и смелостью, но и чистым, горячим сердцем, вот только, лишённый последнего покоя, накрепко привязанный к чужой судьбе и жизни, его неприкаянный дух вполне мог озлобиться. А потом, в тщетном желании освободиться, нанести своему невольному мучителю жестокий удар.

Антар как никто другой понимал, что гибель Дари сломает тысячника в точности так, как нечаянный порыв ветра обрушивает на землю вроде бы ещё крепкое, вековое дерево, перенёсшее до того не мало ненастий и гроз. Но и смерть дочери Мартиара Ирташа не обернётся ничем хорошим. У Остена было мало уязвимых мест, но Бражовец за годы призрачного существования вполне мог их обнаружить, хотя могло быть и так, что все рассуждения об этом ложны.

Лаконец, хоть это и редкость, мог оказаться выше ненависти и желания отомстить, но тогда как истолковать данное им предсказание? Кем может быть незваный гость, который не уйдёт без того, что считает своим? Всё же проникшей в дом заразной болезнью? Разбойниками? Мародёрами? Людьми Арвигена?.. Антар прокручивал в голове всё новые и новые варианты неизвестной беды, но ни на один из них его чутьё так и не сработало. И это тревожило пожилого эмпата ещё больше - он никак не мог найти нужную, пронизывающую мироздание нить, и это было скверно.

...Отряд Остена достиг 'Серебряных тополей' в ранних сумерках - с небес тихо падали пушистые комья снега, а словно бы уснувшее до весны имение выглядело сейчас покойно и мирно. Но тысячник сейчас не был склонен доверять первым впечатлениям, а потому продолжал присматриваться ко всему, даже несмотря на отчёт управляющего о том, что на его землях и в доме царит порядок - треклятая зараза, мародёры или иные бедствия по-прежнему обходили владения Остена стороной.

Отчёт был правдив - в этом тысячник не сомневался, но при этом нутром чувствовал, что в доме происходит что-то не то. Вот только чёткого определения своим ощущением дать никак не мог ровно до того момента, пока не навестил Дари. Тот, завидев отца на пороге, немедля вскочил на ноги и птицей кинулся к нему на встречу. Энейра тоже поднялась со своего места. Без лишних слов закрыла толстый книжный том и поприветствовала Остена коротким кивком. Олдер ответил ей таким же, а потом поднял Дари на руки и прижал к груди:

- Я ведь обещал, что не задержусь надолго, оленёнок.

Вместо ответа Дари вздохнул и крепко обнял отца за шею, а потом торопливо шепнул ему на ухо: 'Мне надо что-то рассказать тебе, папа'. 'Я понял, ' - тихо ответил сыну тысячник и, как ни в чём не бывало, снова повернувшись к замершей у стола Энейре, сказал:

-Энри, будь так добра - займись моим ужином. Пусть его принесут сюда. Я слишком устал для церемоний и хочу побыть с сыном подольше.

Ответом ему стал новый кивок, а потом Энейра бесшумно скользнула к дверям и скрылась за порогом. Тысячник, проводив её взглядом, не мог не отметить того, что видимые в полукруглом вырезе платья ключицы лесовички стали, кажется, ещё более чётко очерченными, чем раньше. Да и проступившую на исхудалой шее тонкую синюю жилку вряд ли можно было счесть признаком здоровья - из крейговки словно бы выцеживали жизнь и силы. День за днём и капля за каплей.

- Энри теперь плачет во сне, - неожиданно произнёс проследивший взгляд отца Дари, и тут же торопливо добавил. - Я не выдумываю, правда.

- Разве я когда-нибудь обвинял тебя во лжи? - Остен, так и не выпустив сына из рук, опустился в кресло. - Рассказывай, что тут у вас творится.

- Я не знаю, - Дари ненадолго замолчал. Он, опустив глаза, словно бы что-то напряжённо обдумывал, но потом всё же решился. - Илар, например, мне не поверил. Решил, что я наслушался страшных историй из людской, и даже решил выговорить за это Энри. Она же после этого решила, что меня мучают кошмары и теперь спит в кресле в моей комнате. А я... Я ей вру, что действительно боюсь. Вру каждый вечер, а она волнуется за меня.

Произнеся такое признание, Дари низко опустил голову, чтобы скрыть пылающие от стыда щёки, но Остен не стал его журить, а ласково потрепал по волосам.

- Полагаю, у твоей лжи есть причина - ни за что не поверю, что ты стал бы лишать Энри так необходимых ей часов сна и отдыха из-за пустой прихоти. Я ведь не ошибаюсь? Дари решительно кивнул:

- Я знаю, что поступаю нехорошо, папа, но ничего лучшего не придумал. Да и после Илара советоваться мне особо то и не с кем. Потому как все в доме точно слепые - ничего не замечают! Но я каждую ночь слышу перестук копыт под окнами. И голос. А потом вижу иней на рамах в комнате Энри, и тени в углах - будто живые... Но когда она со мной, её не трогают.

Дари, выпалив всё накипевшее за один присест, притих, а Остен нахмурился. Ночные мары хоть и сильно отличаются друг от друга, в первую очередь всё же тревожат именно детей - как самых слабых и не способных толком защититься. Но сейчас целью была выбрана Энейра - значит, ночной гость решил, что именно она особо уязвима перед его чарами. Вот только что натолкнуло его на такое решение - блокирующий дар ошейник или что-то иное? И какая именно нечисть охотится теперь за лесовичкой? Этого из сбивчивого рассказа Дари было не понять.

- Скажи, сын, а что происходит с самой Энри? Она слышит всадника?

Дари ненадолго задумался, а потом неуверенно произнёс:

- Не знаю, папа. Иногда кажется, что слышит, а иногда - будто нет.

- Ясно, - Олдер нахмурился, размышляя, а потом невесело хмыкнул.- Вот что мы сделаем, Дари. Сейчас я поговорю с Энри, а на ночь останусь ночевать с тобой. Попытаемся подкараулить этого таинственного всадника вместе. Заодно и выясним, что он такое. Главное - не лезь впереди меня. Договорились?

Дари торопливо кивнул отцу в ответ. Потом, правда, спохватился и хотел, видимо, возразить, но сказать уже ничего не успел. За дверью раздались лёгкие шаги, и в комнату вошла Энейра в сопровождении слуги, который нёс тяжёлый поднос.

немедля отпустил слугу, и, осмотрев собранный для него ужин, тихо хмыкнул. После чего налил себе подогретого вина и, утащив с подноса полоску мяса со специями, вновь обратился к крейговке:

- Расскажи, как вы с Дари провели эти дни? Всё ли спокойно?

- Люди Ревинара здесь не появлялись, да и никаких других гостей не было. У нас другая беда. - при этих словах лицо Энейры как то осунулось, а потом она взглянула на всё ещё сидящего возле отца мальчика, и твёрдо произнесла. - Дари стал в последнее время плохо спать, но я никак не могу прогнать мару, что его тревожит. Ни заговоры, ни железо не помогают.

Вопреки ожиданиям крейговки, тысячник, услышав такую новость, даже не изменился в лице, а лишь спокойно заметил:

- Железо в таком деле в действительности помогает далеко не всегда. Тем более сейчас, когда разной нечисти самое раздолье. Кстати, тебя саму дурные сны не тревожат?

- Нет. Впрочем, я и сплю в последнее время мало, - сказав это, Энейра вновь опустила глаза - она словно бы стыдилась своей слабости, но Олдер не собирался её упрекать.