Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3

Вопрос о Четвертом решен навечно, и если кто-то еще сомневается в этом решении, то критика истории воскресения прозвучит для него громовым голосом.

Что касается критики истории воскресения, которая займет нас в конце, то нам не остается ничего другого, как показать, как одно изложение возникло из другого и как противоречия между ними были неизбежны при их возникновении. Попытка здесь, в конце, полемизировать непосредственно против богословских попыток сохранить достоверность, скрыть противоречия в сообщениях и разоблачить их ничтожность была бы оскорблением критического метода, бесцельно ставить под сомнение результат нашей работы и, наконец, оскорблением смелых, достойных людей и особенно одного человека среди них, которого Германия считает и всегда будет считать одним из своих величайших.

В область воображения, в которую отошла вся жизнь и страдания исторического Христа, отошло и его воскресение, воскресение, мысль о котором возможна только для религиозного духа, который, недоступный общим представлениям, может представить себе победу принципа только так, что думает о человеке, пожертвовавшем собой ради него, как о нерушимой личности, воскресшей после смерти и сохранившей себя такой же навеки.

Если критический метод уже раньше был проверкой самого себя, если, наконец, критика истории Страстей была проверкой нашего расчета, то было бы неправильно, если бы мы теперь захотели начать все сначала, растворить позднейшие сообщения в их огромных противоречиях и таким образом пробиться только к первоначальному сообщению. Вопрос решен. Мы начинаем с Марка, чтобы от него перейти к его преемникам, и нам уже нет необходимости подробно доказывать необоснованность позднейших докладов — мы и так достаточно часто разоблачали наготу этих беспочвенных оборотов речи — простое изложение докладов будет скорее их полной и достаточной характеристикой.

Сколько слабаков поносили Эдельмана, оскорбляли его, не видя ни строчки из его сочинений, Лилиенталь же знал его, но не опровергал, и только сообщаемые им выдержки из его сочинений доказывают, каким он был человеком и с каким благородным негодованием вырывался из паутины лжи теологии. Было бы оскорблением для его памяти, если бы мы выставляли выдумку Матфея о римском могильном страже как частную выдумку, и ни один теолог еще не опроверг мнение Эдельмана, и никто не опровергнет его, пока существует мир, тезис о том, что воскресение Христа, как его представляет себе религиозный дух, будет не воскресением из мертвых, а скорее новым вхождением в ту же смерть, из которой он должен был воскреснуть.

Храбрый, принципиально честный Реймарус, ты вывел на свет противоречия истории о воскресении, насколько это было в состоянии сделать твое чистое, непорочное чувство при тогдашнем состоянии критики, но никто тебя не опроверг.

С Лессингом, который так рыцарски отстоял честного фрагментатора от дегустаторов, знал жестокость десяти параграфов честного человека и сделал ее еще более грозной и который, как известно, так метко описал вкус, который богословская пища имеет для незапятнанного нёба, с таким человеком, как Лессинг, люди, которые всегда заботятся только о лицах, душах и спасении, т. е. о нуждах своих бедных людей, не верят, что они вправе. то есть нуждами своих бедных душ, никогда не занимаются делом и возвышающим принципом, чтобы справиться с ним путем томления: в наше время Лессинг думал бы совсем иначе. Вы не знаете его труда, вы его не читали: иначе вы знали бы, что он сказал бы в ответ на ваше причитание.

Спросите, наконец, как принцип, ради которого Лессинг работал, страдал и за который он умер, решит и должен решить дело в наши дни.

Таким образом, он разрешит противоречия, представив и объяснив их.

Раздел четырнадцатый. История воскресения и вознесения Христа.