Реплика

“Но...” Александр осёкся. Всё равно не смог бы сказать, её палец крепко прижат к его губам, но возникло такое же ощущение, что сказал. Вероника беззвучно рассмеялась, запрокидывая голову – смех воспринимался так же, словно Александр только что его услышал. Тело Вероники стало горячим, её ладони крепко держали Александра за плечи. Он с трудом удерживал зрение в фокусе: очертания Вероники отчётливо плыли и текли, лишь изредка возвращая резкость. И всё то же стало происходить с остальными органами чувств – наплывы восприятия, то обострённого и яркого, то смазанного.

<p align="center" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

* * *</p>

Александр не сразу понял, что словно видит о воспринимает всё не своими органами чувств, словно он стал зрителем. Комната перед ним – несомненно, офис, но какой именно – не понять. Женщина сидела перед ним на стуле, улыбаясь, глядя в глаза – но видела явно не Александра. Очень похожая на саму Веронику женщина – худощавая, стройная, рыжеволосая и с зелёными глазами. Она протянула руку и погладила – кого? – по голове. Александр ощутил, насколько это понравилось той, чьими органами чувств он воспринимает.

— Мама, а где мой папа? – услышал Александр, не сразу осознавая, что “персонаж” этого действа – Вероника, смутно ощущая её сидящей на его коленях.

— Он охраняет нас, – серьёзно ответила женщина – ей на вид лет двадцать пять, и если Веронике восемнадцать – отчего-то Александр это знает – то её мама выглядит намного моложе своих лет. – Ты видела его, Ника, он не может оставить свой пост надолго. И он очень любит тебя, – улыбнулась Метельская-старшая.

— Ты его любишь?

— Очень, и мне тоже его очень не хватает. Но мы будем вместе, вот увидишь. – Метельская-старшая встаёт и обнимает свою дочь. – Такие как мы влюбляются только однажды. Береги своё сердце, Ника, – Метельская-старшая отпускает дочь, улыбаясь ей. – И помни наш уговор.

Вероника-младшая кивает.

— Прийти сюда, если будет знак. Забрать всё, что в твоём столе. И не беспокоиться за тебя.

Метельская-старшая кивает и снова обнимает свою дочь.

— И не беспокоиться за меня, – она целует дочь в лоб. – Я всегда рядом, и всегда буду рядом.

<p align="center" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

* * *</p>

Александр осознал, что трансляция воспоминаний, или что это было, окончилась. Вероника так и сидела на его коленях, жаркие волны накатывали на Александра, втекая из её ладоней в плечи и скатываясь по телу. Александр смутно осознавал, что те самые песочные часы стоят на столике у кресла, что песок не то чтобы замер, повиснув в воздухе, но иногда отчётливо движется вспять. Вероника подняла голову, глаза её подёрнулись дымкой, улыбка стала доброй и нежной. Она отпустила левое плечо Александра, погладила его по голове.

“Римма говорила тебе, я знаю. Пять раз это случалось. Пять раз я умирала, мама была права. Шестой будет последним, я знаю”. Он наклонилась, коснувшись губами его губ, и обняла, вжалась лицом в плечо.

Александр погладил её по голове. Нужные слова, если такие существовали, просто не приходили на ум.

“Она сказала – такие как мы. О ком она говорила?”

“Не знаю”, Вероника уселась вертикально, её очертания всё ещё плыли и теряли резкость, а песок в часах вовсю нарушал законы физики, двигаясь то вверх, то вниз. “Она говорила, обо мне позаботятся, меня не оставят. Но я осталась одна. Пожалуйста, не оставляй меня. Все, кто меня знают и любят, сейчас в этой квартире”.

И опять не пришли правильные слова. Вероника улыбнулась и вновь прижала палец к его губам, кивнула.

“Да. Ты понял. Не нужно слов”. Жар схлынул – словно подул прохладный ветер и разогнал собравшийся зной.

— Ты почувствовал, я знаю. Ты был при нашем с ней разговоре. Это был последний разговор. – Вероника снова погладила его по голове. – И ты чувствовал её любовь, я знаю. Чувствовал, как чувствовала её я.

Александр кивнул, с трудом переводя дух. Покосился на песочные часы. Весь песок перетёк в нижнюю колбу.

— Как это возможно? Есть хоть какое-то объяснение?!

— У нас с Риммой полно объяснений. – Вероника улыбается. – Только вот современная физика с этим не очень согласна.

— Такого признания в любви со мной не было, – покачал головой Александр. Вероника тихонько рассмеялась. – И я тебя как будто знаю много лет. Вообще с детства.

Вероника покивала и спрыгнула с его колен. Взяла стоящую рядом с креслом бутылку с минеральной водой, молча предложила. О, да. Жажда невероятная. Александр спохватился, оставил ей половину бутылки – Вероника выпила её не так жадно, но удовольствие читалось на её лице.

— Два или три часа, – ответила она на не заданный вопрос. – И семь с половиной минут здесь.

— Так вот как ты успела всему научиться! – дошло неожиданно до Александра. – Ого!

— А ты работал по двадцать восемь часов в сутки. Если не веришь, посмотри статистику работ. – Вероника помогла ему подняться из кресла. – Есть хочу ужасно. – Она покосилась на кровать... заметила, что Александр глянул туда же, и оба рассмеялись.

— Если мы там окажемся, то я даже не знаю, когда выберемся обратно. – Вероника потянула его за руку. – Идём, ещё столько всего нужно рассказать.

<p align="center" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

* * *</p>

Ника, в те же самые несколько минут, чуть не выронила швабру (Римма подхватила) и опустилась на стул – лицо её вновь стало мечтательным и счастливым, а зрачки светились белым.

— Всё поняла, не дура, – покивала Римма с довольным видом. – Но это что-то другое.

— Ты о чём? – спросила Ника едва слышно.

— Эк тебя плющит... – покачала головой Римма. Ей самой было хорошо – всякий раз, когда маме было хорошо, это передавалось. – Я к тому, что они там остались не для того, чтобы перепихнуться.

Ника выпрямилась, глаза её всё равно подёрнуты туманом, улыбка никуда не делась.

— Тебе обязательно говорить такие ужасные слова? – посмотрела она строго (насколько позволяла улыбка).

— Ой, прямо кисейная барышня. Да, прости, мама их тоже не любит. Они там не любовью занимались. Что-то совсем другое... ну почти совсем.

В этот момент на кухне появились оба человека.

— Клёво выглядите! – одобрила Римма. – Мама, вот теперь вижу, что ты счастлива. Вы бы поели, а? У Ники уже всё готово. Не знаю, чем вы там занимались, но устали – просто жесть.

— Римма, ты зануда! – Вероника потрепала её по голове и чмокнула в макушку. – Ну хоть один день перестань быть доктором. Спасибо, Ника, я жутко есть хочу.

За обедом говорили о чём угодно, только не о том, что действительно могло занимать умы собравшихся.

— Меня всё равно ищут, – вздохнула Вероника, посмотрев на телефон. – Сейчас, это быстро.

— Слушай, отбери у неё телефон! – посоветовала Римма Александру. – Знаю я эти её дела. На самом важном месте вскочит и убежит отвечать на письмо.

Вероника с улыбкой отмахнулась – да ну тебя – и исчезла в направлении спальни.

— Вот там и отбери, – посоветовала Римма Александру. – А лучше – отбери и выключи. Не парься, мы тут сами со всем справимся, заодно и поболтаем.

<p align="center" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

* * *</p>

Ника критически оглядела кухню. Вроде всё в порядке, всюду порядок. Сразу видно, что Саша жил один: единственное место, где на кухне был хоть какой-то порядок – холодильник. И то потому что там почти ничего не было.

Теперь есть.

— И о чём ты хотела поболтать? – поинтересовалась Ника, глядя на довольную Римму с очередной чашкой воды в руке. – Смотри, будешь булькать!

— Да ну тебя! – заржала Римма и осеклась. – Ой, прости, я опять не совсем из роли вышла. Так это не я, это ты хотела поболтать.

— Правда? – улыбнулась Ника.

— Конечно. Ты хотела узнать больше о моей маме. Она разрешила рассказывать о чём угодно. Что-то конкретное?

— Расскажи о том, как она влюбилась, – попросила Ника и прикрыла глаза.

Римма покачала головой и протянула руки.

— Прямой контакт? А то я так могу до конца той недели рассказывать.

— А мы куда-то торопимся?

Они обе рассмеялись, и Римма посерьёзнела.

— Хорошо, будем как они. Так правильнее. Слушай.

...Мама как раз придумала, как производить адаптивный коллоид и, самое главное, управлять процессом его размножения. И Римма, уже третий месяц как во плоти, пусть и искусственной, не могла нарадоваться. Избавила маму почти от всех домашних хлопот – и любила, когда вечером у мамы выдавалась свободная минутка, сесть рядом и говорить, говорить...

Римма возникла как одна из первых Реплик. К моменту, когда Вероника “пробудилась” – как только смогла использовать свой “день сурка”, чтобы обучаться за считанные часы тому, для чего требовались месяцы – Римма уже была настолько человеком, насколько можно вообразить. И не желала относиться к Веронике иначе, как к матери.

И постепенно пришло понимание, что никого в жизни Вероники, кроме Риммы, нет. Римма давно научилась воспринимать состояние людей по летучим веществам, выделяемым их кожей – простыми словами, по запаху. И вот как-то раз мама вернулась с работы в необычно радостном настроении, а в её запахе Римма почуяла что-то новое. Понятно, что всё это гормоны, специфические их сочетания, но этот конкретный букет оказался доселе неизвестным.

— Мама, с тобой всё хорошо? – поинтересовалась Римма, с некоторой тревогой отметив необычный блеск её глаз.

— Лучше не бывает! – с улыбкой отозвалась мама и, внезапно, крепко обняла свою дочь и чмокнула в щёку.

— Ты влюбилась?! – дошло до Риммы. Вот это да! Мама счастливо кивнула.

— Завтра иду на свидание! – заметила она гордо. – Ты ведь этого хотела, да?

Ну... не то чтобы очень хотела. Но время шло, и пусть мама ещё очень молода, поневоле встревожишься, когда поймёшь, что её никто не интересует. Кроме Риммы, конечно. Но ведь это всё-таки не совсем настоящая семья. Неполная.

Римма обрадовалась. Очень обрадовалась. И именно в этот день поняла, что начала чувствовать то, что чувствует мама, даже на большом расстоянии. Весь вечер она расспрашивала маму об её избраннике, хотя того, что мама принесла с собой – запаха – хватило, чтобы составить впечатление. Впечатление оказалось хорошим.

На следующий день мама отпросилась с работы, хотя казалось, что ничего, кроме работы и Риммы – в равных долях – маму не интересует. Она стояла у зеркала, прихорашиваясь, когда Римма, в этот момент в магазине в пяти минутах ходьбы, почувствовала неладное. Когда она ворвалась в квартиру, мама лежала в кресле – краше в гроб кладут. И Римма отчётливо поняла, что мама умирает. Всё указывало. Самое страшное, что со здоровьем у мамы всё замечательно, и что делать – совершенно неясно.

Римма сумела превозмочь панику и принялась, заглянув в свою обширную медицинскую базу данных, справляться с симптомами. Уже через пятнадцать минут мама перестала выглядеть лежачим мертвецом, а ещё через полчаса Римма узнала о гибели её мужчины. Совершенно нелепой и жуткой гибели – ДТП, да такое, после которого на тело смотреть страшно.