Другой путь Леннрота

- Он сломал камень, - сказал Юхани, снял свой головной убор и попытался придать ему форму, но тщетно. - О мою голову64.

Женщины всполошились, жена вцепилась в его спутанные волосы и начала искать любое свидетельство о полученном увечье. Ничего не нашла, даже шишки, и все сразу успокоились.

Оказалось, какой-то негодяй после расчета за сплав, сделал засаду на дороге и напал на первого же прохожего. Хотел деньги отобрать. На счастье прочих сплавщиков, жертвой оказался великан из Хумуваара. Это было несчастьем для бандита. Камень, которым тот хотел оглушить Юхани, сломался на две неровные части, а сам бандит пришел в себя только в конторе сплава, куда его притащил оскорбленный Кайнулайнен.

Пришлось потерять еще один день, пока полицаи приехали, протоколы свои составили, опознали в грабителе то ли немца, то ли русского, но без определенного места жительства.

- А это магистр к нам пришел, - сказали братья и указали на стоявшего в сторонке Леннрота. - Почитай, третий день тебя ждет. Рунами интересуется. На дудке играет.

- На флейте, - поправил Элиас.

В общем, они провели вместе несколько весьма плодотворных дней. Несмотря на то, что Юхани уже в четверг требовалось вновь идти на заработки, теперь уж со всеми братьями, удалось его откупить. Леннрот заплатил братьям деньги за то, что те не поленятся и выполнят всю работу за себя и за того парня, который в это время будет заниматься домашними обязанностями и при этом петь свои руны.

За соответствующую плату все оказались довольны. А довольнее всех, понятное дело, сам Юхани. Никогда ему еще не приходилось получать столь высокую оценку своего искусства.

Он охотно драл глотку, а вот записывать за ним у Леннрота решительно не получалось. Останавливая рунопевца посреди рулады, чтобы дописать очередную фразу, Элиас сбивал его с ритма, и тому вновь приходилось начинать сначала. Понятное дело, долго так продолжаться не могло. Юхани вкоре сломал бы камень о голову магистра - и на этом этнографическая экспедиция бы закончилась к едрене фене.

Тогда Леннрот принялся сходу заучивать, подвывая, руны вслух сразу же после того, как мастер заканчивал. Юхани это пришлось очень по душе. Иногда он валился на траву и, держась руками за бока, ожесточенно дрыгал ногами по направлению к небу.

Под вечер, когда у Кайнулайнена начинало першить во рту, Элиас милостиво разрешал тому идти, куда вздумается, а сам шел в лес к огромному камню, несколько веков назад вытолкнутому из земли сезонной кирзой65, и голосил ему руны, вспоминая и поправляя слова, если они по какой-то причине вылетали из памяти. Чем больше он пел, тем чище делался камень - мох с него то ли осыпался, то ли сползал.

Красивый получался валун, круглый и вполне гладкий. Леннрот перед поздними сумерками забирался на его вершину и переписывал, расположившись на нем, руны по памяти в свою тетрадь, каждую пропевая в уме. Камень слушал и отдавал скопленное за день тепло.

Уже тогда Элиас начал поражаться целостности напева Кайнулайнена. Если не считать житейских заговоров "на урожай репы", "на охоту на рябчиков", "на сбор малины и черники" или "на рыбалку на тайменя", то вырисовывалась линия жизни.

Сотворение человека, борьба за огонь, предательство и верность, всеобщая катастрофа, возрождение, опять порочный путь и вера в Спасителя. Много путешествий. Много борьбы добра и зла. И почти нет Творца.

Нет, конечно, с него все начинается, но на этом и заканчивается. Куда-то пропадает Господь, ни слуху о нем, ни духу. Самый близкий ему человек - это Спаситель. Да и тот быстро сходит со сцены - уморили его злопыхатели. Куда катимся66?

А прикатились к свадьбе. Вернулись братья Кайнулайнены, и все гуртом отправились на свадьбу. Даже задумчивого Леннрота с собой взяли. Тот был погружен в услышанные руны и постоянно дополнял свои записки, вспоминая тот или иной оборот речи.

- Айда с нами на гостевище! - сказали средние и младший брат. - А то надоело, поди, с овцами ночи проводить!

Элиас с этим бы не согласился. Овцы, точнее, хуторские девушки, были дики, но своеобразны. Им бы платья поновее, платки поярче, да туфли на высоких каблуках на грубые мозолистые ноги - красавицами бы были писанными. Да и так - красавицы. Только смеются много и засыпают быстро. Конечно, с утра до ночи в пахоте, расслабляться нельзя. Разве что чуть-чуть. Когда еще доведется с настоящим магистром в одном хлеву пожить!

Но пойти поглазеть на народную свадьбу Элиас согласился. Это было в новинку. Как-то за время детства не пришлось на подобных мероприятиях поприсутствовать. То ли не женился никто из родственников, то ли не приглашали.

Уже за самим праздничным столом он пожалел, что не записал всех плачей, что выли женщины по невесте, всех бравых заверений, что гоготали за жениха мужчины. Вся свадьба крутилась вокруг бани. Туда невесту доставляли, оттуда жениха выводили. Понятное дело, что баня не была топленной. Иначе хорошенькое дело бы вышло - свадьба по-нудистки.

И поп к столу пришел.

- Здорово! - сказал поп, похлопав Леннрота по плечу.

- Здорово! - обрадовался пономарю из Хяменлинны Элиас. - А я думал ты по колокольному звону специалист.

- Повышен до дьяка, - важно ответил тот. - В летнем храме в Кесялахти. Еще воск имеется?

- Был, да весь вышел, - усмехнулся Леннрот.

А потом было застолье. Еды было в достаточном количестве. Бражки и понтикки - тоже. Но народ вел себя с двузубыми вилками и ложками очень сдержанно. А со стеклянными рюмками и стаканами - и подавно. Ни в обжорстве, ни в пьянстве никто себя проявить не старался. Даже бывший пономарь.

Когда дошел черед до песен, сначала старший Кайнулайнен, оседлав скамейку, ни к кому не обращаясь, меня тембр голоса, пропел о рождении мира. Он подыгрывал себе на кантеле и иной раз его голос просто звенел. Потом он поведал гостям, как женился Вяйнямейнен.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Пораздумал и размыслил:

Привести пойти девицу,

Деву с славною косою,

Взять из Похъёлы суровой,

Из туманной Сариолы,

Дочку Похъёлы, красотку,

Там, на севере, невесту67.

Что и говорить, красиво пел Юхани, душа просилась в пляс.

- Тут у нас человек есть, он на дудке здорово плясовые играет, - сказал младший брат Кайнулайнен.

Средние братья ожесточенно закивали головами: правильно говорит братан.

- На флейте, - поправил его Элиас.

- Ах, молодой человек, сыграйте нам самую веселую городскую песенку, - сразу защебетала девушка с красными щеками, невесть как оказавшаяся рядом. - Правда, девочки?

Девочки, сидевшие рядом, кому под восемьдесят, кому за сто - уныло закивали крючковатыми носами, что-то старательно пережевывая своими посиневшими ртами. Но их сразу оттеснили прелестницы возраста щебетуньи.

- Сыграйте, магистр, что вам стоит! - заговорили они со всех сторон.

Леннрот подошел к скамейке, с которой ушел Юхани, и лихо без продувки сыграл летку-енку.

Девушки плясали так, что стол шевелился. Парни отплясывали так, что земля застонала. Ну, а девочки под восемьдесят и за сто все также что-то старательно перетирали челюстями.

Больше Леннрот в тот вечер ничего не ел и не пил. Он дудел в свою дуду под хлопки довольной публики и радостный смех выделывающей коленца молодежи.

Свадьба запомнилась всем. Элиас был приглашен на праздник Юханнус всеми присутствовавшими на празднике компаниями. Эти приглашения были весьма ценными, потому что нельзя влиться в группу плещущихся в воде и сигающих через костер людей, не имея с ними знакомства.

Лишь только бывший пономарь, прихватив Леннрота за локоть, сказал:

- Ты ко мне в церкву наведайся. Тут кое-что есть такое, может, ученый ум тебе подскажет.

Голос, да и интонация попа была весьма озабоченной. Хотя за минуту до этого он также, как и весь народ смеялся и подзадоривал танцующих.

Элиас в ответ лишь кивнул. Странно, конечно, но пренебрегать возможной информацией в его положении было бы опрометчиво, да и неразумно, в общем-то. Можно верить в совпадения, но каким образом отдельно взятый пономарь из Хяменлинна, где служил при евангелическом пасторате, вдруг, оказался при ортодоксальной церкви, да еще в виде дьякона - это по меньшей мере должно настораживать.

У Леннрота разыгралась паранойя, слегка усугубленная принятой на грудь понтиккой. Но свадьба достигла своей кульминации, общий настрой, веселый и совершенно беззаботный, задушил паранойю и требовал отдыха.

Поп где-то подевался, а братья Кайнулайнены запихали в повозку Элиаса, запихались сами и жен своих не забыли, и поехали домой в Хумуваару.

Ночь была уже совсем белой. Где-то кричала ночная птица, а в остальном тишина была полной. Разве что комары, настроенные агрессивно, целыми комариными бандами атаковали, чтобы пасть в большинстве своем под меткими взмахами сорванных березовых веток. Разговаривать не хотелось никому. Да и все разговоры остались там, за праздничным столом.

До Юханнуса68 была еще целая неделя, поэтому Леннрот по рекомендации Юхани посетил еще несколько хуторов и деревень в округе, не преминув и Кесялахти. Везде его встречали, как уважаемого магистра, который оказался своим парнем, хоть и с придурью. Все знали о большом камне, который очистился от древнего мха с помощью заклинаний Элиаса. Баловство, конечно, но если бы он своим словом просеивал рожь или ячмень - цены бы такому рунопевцу не было.

Наконец, пришло приглашение на ночь в Юханнус.

Люди в глубинке не использовали голубей, не отправляли курьеров, даже не помышляли о помощи науки и техники, однако были в курсе всего происходящего у соседей. Общение между деревнями и хуторами прерывалось лишь на зиму, когда лед сковывал озера ледяным панцирем. В остальное время, когда не лил дождь, когда ветер не срывал шапки с людей, перед закатом специально выбранный человек спускался к берегу в том месте, где мало кувшинок, торчащих коряг и ясно просматривается озеро до другой земли.

Он опускался на одно колено, приставлял ко рту воронкой руки и голосил во всю мощь своих легких. Звук направлялся прямо на воду.

Рыба, конечно, от этого кверху пузом не всплывала, но на том берегу озера другой специально человек, оттопырив розовое ухо, слышал слова и доносил их до переговорщика. Тот воспринимал услышанное, как ему вздумается, и говорил ответ. Так и общались. Это называлось хухута69. Тот, кто был спец по связи, назывался хухутайя, а в карельской глуши - хуанчу. Все от санскритского "ху" - звук.

Первый раз попав на такие переговоры, Леннрот вспомнил о древних гуанчах с Канарских островов. Те, правда, жили в горах, но переговаривались тоже звуком - свистом. Если добавить к этому, как в деревнях называли пьяных, то корни выпивки уходили сразу же во времена добиблейские, сразу после появления человека.

Хумаллас70, разбив слово на три слога, переводится, как "звук на поверхность земли". Идет бухой человек и говорит в землю, потому как голову повесил.