Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога

...Конвоиры изобьют Елену Артемьевну... Она старенькая...

Помочь бы ей... Как? Скажу, что я, — неожиданно решила Рита.

— Я скандалила за воду, — заявила Рита.

— Ты? — протянул конвоир.

— Я! — хрипло подтвердила Рита.

113

— Мне все едино, — согласился конвоир, — слазь, с на чальником поговоришь.

— Это неправда. Я скандалила. Отойди, Рита, от дверей!

— Елена Артемьевна схватила Риту за руку.

— И я , — с трудом выдохнула Варвара Ивановна.

— Все мы скандалили, пить охота.

— Безыконникова боле всех нас!

— Воробьева не виновата!

— Доктор тоже!

— Пошто воды не даете?

— Цыган лошадь приучал, чтоб не ела, — сдохла лошадь, не приучил.

— Воды! Пить! Воды! — требовали женщины, сгрудив шиеся возле дверей.

— Дам воды. А вечером все едино скандалистов дерну, — согласился конвоир и лениво махнул рукой своим помощ никам.

Заключенные-малосрочники, осужденные не более, чем на пять лет, разносили вдоль эшелона хлеб и воду. Получив раз решение, малосрочники подали в вагон два ведра воды.

— Мало!

— Еще давайте!

— Тут на раз напиться не хватит, — роптали женщины.

— Ты мне котелочек плесни, начальник, — потребовала чернобровая молодая заключенная, протискиваясь к дверям.

— Держи, Аська! Пей!.. Напилась?

— Yry... Дай отдышаться, начальник. Еще глотну.

— Ты-то как к контрикам попала?

— Так и попала, начальник, — загадочно усмехнулась Аська.

— Я ж тебя нынешней зимой вез. Ты ж воровка. Как же к фашистам в вагон попала?

— Оторвалась я, начальник, из лагерей. Попутали и два червонца влепили, — охотно пояснила Аська.

— Двадцать лет... Многовато. За что тебя так?

— В лагере мастырку сделала, начальник.

— Кому? Какую? — с любопытством расспрашивал кон воир.

114

— Не себе... Паскуде одной. А мастырка простая... Я грязи с зубов наскребла, натерла той грязью нитку, намочила ее в сырой воде и зашила под шкуру повыше локтя. От этого температура бывает, нарывы... Та тварь сама меня просила, чтоб в больницу лечь... Ну, я и сделала. А у нее руку отре зали... Потом акт составили... Дали той дешевке двадцать лет по пятьдесят восемь четырнадцать, как за саботаж. Она и меня по делу потянула, сказала, кто ей мастырку заделал. Пустили меня как соучастницу, через семнадцатую — и лагерный суд к моим десяти привесил пятерку. Пятнадцать лет долго ждать, начальник... Я рванула когти. Схватили .меня — и влепили два червончика. Если от звонка до звонка чалиться — в шестьдесят пятом выскочу на волю.

— А бежать не думаешь? — деловито осведомился кон воир.

— Кто не думает, начальник? — тоскливо призналась Аська.

— Ты у меня не вздумай баловаться.

— Я ученая, начальник. С этапа рвать когти — бесполез няк... С места уйду.

— Ты баба умная! — похвалил конвоир. — В прошлый раз один заключенный раздухарился, пол в вагоне прорезал — и на полном ходу меж путей спрыгнул. А поезд скорость наб рал — километров сорок. Раньше такое проходило, если не попадет под колеса, ляжет вдоль пути по ходу поезда — по везло ему. Эшелон пройдет над ним, а он встанет, отряхнется — и пошел себе... А теперь мы умные стали... На последнем вагоне — кошка, это вроде как грабли железные, они над самыми шпалами идут и прихватывают все, что на пути есть.

Того беглеца кошка подхватила за одежонку и поволокла до соседней станции. Километров десять по шпалам за собой та щила. На станции проверили кошку — одни ошметки от него нашли. Руки где-то в пути колесами отдавило, а голова такая побитая, что у нас его по акту принимать не хотели, докажите, говорят, что это ваш беглец. А как докажешь, когда тахм мясо-то всё с хморды слезло: ни губ, ни носа, ни ушей, кровь да гря-зюка.

— Слыхала, начальник, про кошки, знаю — есть они... С

этапа не оторвусь.

115

— А из лагерей обязательно рванешь?

— Сказала Настя, как удастся, — усмехнулась Аська.

— Это твое дело, я за лагеря не отвечаю, — равнодушно согласился конвоир.

— Переведи меня в другой вагон, начальник, — попроси ла Аська.

— Не могу, ты теперь контрик.

— Какой я контрик? Переведи, начальник, — канючила Аська.

— Начальник эшелона ничего сделать не сможет. Зеки по статьям в вагонах разбросаны... Уголовники — к уголовникам, фашисты — к фашистам...

— Петушки к петушкам, раковые шейки — к раковым шейкам, — подхватила Аська.

Конвоир хохотнул.

— В картишки сыграть охота? — сочувственно спросил он.

— И в колотье сыграть неплохо. Скучно здесь... Воды и то вволю не напьешься, — жаловалась Аська.

— А кто сегодня скандал за воду поднимал? — поинтере совался конвоир.

— Я — воровка, начальник... Закладывать не стану. Стук нет кто на меня, я его по делу возьму.

— Молоток, Аська! Ты честная воровка! Давай котелок, плесну еще водички, — предложил конвоир.

— Плесни, — охотно согласилась Аська.

— Вы удовлетворите мою просьбу о переводе к уголов никам? — это сказала Аврора, уже успевшая проглотить свою суточную порцию воды.

— Гони ее, начальник, — лениво посоветовала Аська.

— Вы не имеете права давать ей вторую порцию воды!

И разговаривать с заключенными запрещено! — разбушева лась Безыконникова.

— Заткни ей хлебало, начальник! — Аська побагровела от злобы.

— Новостей-то нет? Об амнистии не слыхать? — тихо спро сила Аня синеглазого малосрочника.

— Дезертиров освобождают. И прогульщиков, те, кто на военных заводах прогулял, — вполголоса бросил синеглазый.

116

— А нас-то не слыхать? — с робкой надеждой спросила Аня.

— Не слышал я, — признался синеглазый.

— Начальник! Почему так долго стоим? — поинтересова лась Аська.

— Воинские эшелоны срочно на восток идут. Пропускаем мы их, ждем.

— Куда они прут, начальник?

— Тут одна дорога, на Дальний Восток. А куда — не мне знать. Может, в Японию, может, в Китай, — пожал плечами конвоир.

— Вы выдаете врагам народа государственные секреты!

Вы не имеете права разглашать тайну о продвижении воин ских эшелонов! Я доложу на вас и на Аську вашу! Она шпион ка! Она собирает секретные сведения и продает их! — прон зительно закричала Безыконникова.

С лица конвоира медленно сползла краска. Какую-то долю секунды off смотрел на Безыконникову расширенными от уж а са глазами. Что делать? В соседних вагонах несомненно услы шали этот крик.

— Врешь, стукачка! Ты сама скандал поднимала о воде!

— завопила Аська и мертвой хваткой вцепилась в волосы Безыконниковой.

— Отпусти, Аська! — прикрикнул конвоир.

Аська неохотно разжала пальцы.

— Кто скандалил из-за воды? — строго спросил конвоир.

— Она! Безыконникова! Весь вагой подтвердит! — выпа лила Аська.

— Доложу начальнику охраны.

— На Аврору докладывай, начальник! — голос Аськи сор вался на крик.

— Кроме нее не на кого, — согласился конвоир, — ш-ша!

Чтобы мне без звука! Услышу что — на три дня воды лишу.

Закрывай двери! — распорядился конвоир.

— Не бойся, Рита, — прошептала Аська, когда шаги кон воира заглохли вдали. — Я с этим мусором по петушкам давно живу.

— По петушкам? — удивилась Рита.

117

— Дружим мы, — рассмеялась Аська, — он у меня на крючке...

— На каком крючке? — не поняла Рита.

— Трудно тебе будет в лагере: ничего ты не понимаешь...

Знаю я о нем кое-что... Побоится он на меня стучать — вот это и значит «на крючке». В случае чего мы с ним дотолкуемся...

— Чего ты сексотка подслушиваешь?! Под нары! — прика зала Аська Безыконпиковой.

Аврора бессильно скрипнула зубами.

— Я не посмотрю, что ты Аврора. Тоже мне — крейсер.

Я сама линкор! — лютовала Аська, наступая на Безыконникову.

— Не троньте ее, Ася, — тихо попросила Елена Артемьевна.

— А вы чего за нее вступаетесь? Жалеете? — удивилась Ася.

— Она человек обманутый, верит сама, что по правде поступает... Или сомневается в чем-то, самом сокровенном для нее, — задумчиво пояснила Елена Артемьевна.

— Эта обманутая всех продавать готова... И вас... и меня...

Она вам в лагере покажет! Там ее за доносы кормить будут.

— Не сомневаюсь, Ася... И все же не троньте ее. Y Авро ры злобы много накопилось.

— Так что ж, на пас ту злобу выплескивать? — глухо спросила Ася.

— За драку весь вагон воды лишат, — ни к кому не обра щаясь, сказала соседка Варвары Ивановны. Голос ее, глухой и тоскливый, прозвучал негромко, но Рита знала, что к словам этой седовласой женщины прислушивается даже неугомонная Аська.

— И то правда... Не тронь дерьмо, оно не воняет, — не охотно согласилась Ася.

— Почему вы вступились за Безыкопникову, Прасковья Дмитриевна? Жаль ее или...

— Испугалась? Чего мне бояться, Варвара Ивановна? Ше стой десяток доживаю. С моим здоровьем — больше восьми лет не протяну. Это вам любой врач скажет... Я и сама врач...

Мне ли не знать своей участи... Шутники наши судьи, чаро деи... — невесело рассмеялась Прасковья Дмитриевна.

— При чем тут судья? — недоумевала Варвара Ивановна.

118

— Они мне жизнь продлили, — пояснила Прасковья Дмит риевна.

— Вы шутите?

— Ничуть. Медицинские светила приговор мне вынесли: восемь лет от силы проскриплю и — ad Patres, к праотцам, в могилку... А осудили меня на двадцать пять... Семнадцать лет лишних подарили... Живи, старуха, помни нашу доброту. Ка кому Гиппократу двадцатого века такой подвиг по плечу? А

нашим судьям все легко. В молодости мне посчастливилось беседовать с Кони, великий юрист был. Помню, сказал он: «Я

как первоприсутствующий кассационных департаментов сена та могу, если согласятся мои коллеги, отменить несправедли вый приговор. Но как член Медицинского совета — а в те годы Медицинский совет был высшим врачебным учрежде нием в России — и буквы одной изменить бессилен из приго вора, что вынесут ваши коллеги. Смерть кассаций не прини мает». — Прасковья Дмитриевна замолчала и грустным взгля дом окинула собеседницу.

— А как же с Безыконниковой? — помолчав, спросила Варвара Ивановна.

— Ах, какая вы право... Не сердитесь, голубушка. Пони маю, что вы от печальных мыслей пытаетесь отвлечь меня...