Котел, полный солнечного света

Глава 5. Солнцелист

— Северус, посмотри какая прелесть!

Они стояли на полянке, опоясанной густыми кустарниками и плющом. Пенни в магловском джинсовом комбинезоне и футболке держала в руках зачарованную корзину, куда она складывала побеги растений и бутоны цветов, которым предстояло стать ингредиентами для будущих зелий. Лучи солнца пробивались сквозь молодую листву и окутывали светлые волосы Пенелопы ярким сиянием, отчего она казалась похожей на вейлу. Снейп не спеша подошел, левитируя собственную корзину следом.

«Действительно, смотрится отлично», — пронеслось в голове, пока он нарочито медленно шагал по траве, глядя на теплый ореол вокруг ее головы.

Девушка указывала куда-то в сторону. Он последовал взглядом в том направлении, и бровь удивленно приподнялась. Чуть в отдалении, среди замшелых пней и коряг, рос необычный цветок. Его лепестки сияли чистым золотом, а мерцающая пыльца клубилась над соцветием, словно стайка крохотных фей.

— Солнцелист?

Северус и Пенни, не сговариваясь, двинулись к чудесному цветку. Зельевар опустился на одно колено и протянул руку, бережно дотрагиваясь до стебля. Цветок издал легкий мелодичный звон.

Улыбка заиграла на двух лицах одновременно. Снейп легонько отнял пальцы от растения.

— Каковы были шансы найти Солнцелист в Запретном Лесу, Северус?

Зельевар лишь восхищенно покачал головой. Это был один из самых редких цветков и наиболее дорогих ингредиентов в мире. Одного такого малыша можно было сразу обменять на всю аптеку Малпеппера вместе с самим зданием и месячным заработком. Вероятность обнаружить его в паре миль от замка равнялась примерно нулю целых, невозможно десятых процентов. И тем не менее, вот он, растет себе и трепетно подрагивает изогнутыми лепестками.

— Если ты не принимала с утра Феликс Фелицис, Пенни, то это — чудо.

[image_23228|center]

Пенелопа улыбнулась. Хлебнуть зелья удачи ей хотелось каждый день на протяжении последнего десятилетия, и вовсе не для поисков редких растений. Чего греха таить, она изготовляла сложнейший эликсир для себя добрую дюжину раз, решаясь на комплексный процесс в минуты крайнего отчаяния. И ни разу не выпивала — неправильность подобного поступка останавливала зельеварку. Зато получилось заработать на крохотный, но уютный домик в Хогсмиде, продавая Феликса зажиточным клиентам.

И все-таки полгода назад ей будто бы подмешали этот напиток в огневиски — она направилась в спальню к Северусу, съедаемая болью и обидой, и осталась там до утра, наслаждаясь лучшей ночью в своей жизни. Первой лучшей ночью.

— Чудо, — согласилась она, имея ввиду совсем не цветок.

Глаза мужчины горели, пока он изучал переливающиеся лепестки, и Пенелопа залюбовалась его лицом. Другие могли сколько угодно называть Северуса смурым, жестким, отталкивающим, но для нее его резкие, грубые черты были самыми притягательными на свете. Его безмятежность, открытая улыбка, что разгладила такие ранние морщинки, свечение Солнцелиста, отраженное черным зеркалом глаз, — это было гораздо более редким и ценным, чем целый вагон редчайших ингредиентов.

Чтобы Солнцелист не потерял своих качеств, его нужно было срезать в лунную ночь. Сегодня как раз обещала быть такая, и волшебники, не сговариваясь, приняли решения дождаться темноты. Ни один уважающий себя зельевар не стал бы рисковать, уходя от волшебного цветка, который мог найти прохожий зверь или, что еще хуже — другой зельевар.

Северус оплел растение тонкими нитями магической защиты, и они с Пенни устроились на поваленном дереве в тридцати футах от Солнцелиста. Девушка достала из котомки сэндвичи, и они пообедали, рассуждая о том, какие необыкновенные эликсиры теперь смогут приготовить.

Мало того, если они будут достаточно везучими, из созревших семян сможет прорасти потомство!

Разговор тек рекой, а сумерки потихоньку сгущались над лесом. Пение цикад, крик филина вдалеке и незаметно расползавшаяся тьма возвещали о надвигающемся вечере. Пенни поежилась — становилось свежо.

Рука Северуса скользнула за ее спину и легонько потянула к себе. Пенелопа послушно придвинулась ближе, позволяя ему укутать себя плащом.

— Теплее?

Ее глаза искрились смешинками.

— Немного.

Северус чуть нагнулся и коснулся губами уголка ее рта. Вторая рука легла ей на колено.

— А так?

По спине бежала знакомая дрожь, и девушка бережно взяла его лицо в ладони.

— Все еще зябко.

Поцелуй был долгим и будоражащим. Пенни поднялась с коряги и легко скользнула Северусу на колени, сев к нему лицом и обхватив его торс ногами. Его руки получили лучший доступ к ее телу, и вскоре лямки комбинезона были расстегнуты, а футболка повисла на сучьях соседнего деревца. Мужчина ласкал губами и языком ее скулы, шею, плечи, а руки нежно скользили по обнаженной спине.

Пенни закрыла глаза, позволяя себе раствориться в его объятьях. Радостная улыбка играла на покрасневших от поцелуев губах, пока она таяла в его ладонях, как мед под солнечными лучами.

Несколько месяцев со Святочного бала пролетели, как одно мгновение — самое сладкое мгновение в жизни. Каждый раз в его объятьях она млела, как в первый, и каждый раз сходила с ума от его дыхания на своей коже, касаний влажных губ, жадных пальцев. Его тепло, его запах, его вкус наполняли ее до краев, и будто в бреду она шептала любимое имя, умоляя никогда не отпускать, всегда быть рядом.

Тела слились, и девушка, словно танцующая в руках мужчины под собой, откинула голову, приветствуя всходящую луну затуманенным взглядом. Светлая кожа отражала мягкое сверкание ночных светил, и сияла, как единорожья кровь. Северус любовался мерцанием ее волос и бледной груди и помогал Пенни наращивать темп, поддерживая подрагивающие бедра ладонями. Ее пляска превратилась в страстное родео, от которого вскоре не устояли они оба — острое удовольствие заставило их спугнуть громким вскриком ночных птиц.

Она благодарила его смеющимися поцелуями. Пушистые ресницы щекотали его лицо, а пальцы изучали контуры его спины, пока он прижимал ее к груди, накрыв плечи тканью из мягкой черной шерсти.

С той первой ночи Пенни не смела больше признаваться ему в чувствах, хотя хотелось жутко. Вот и сейчас она изнемогала от желания шептать ему как невыносимо сильно она любит его сильные руки, тепло его разгоряченного близостью тела, его густой баритон и редкий, принадлежащий ей одной смех. Однако страх надавить, спугнуть его расположение словами о невзаимных чувствах запечатал ей рот получше любого Силенцио. Вместо слов, любовь демонстрировал каждый вдох и каждое касание.

Луна стояла в зените, когда она разомкнула руки и медленно поднялась, не стесняясь наготы, извлекла из сумы острый серп и направилась к цветку. Северус, в другое время не доверивший бы кому бы то ни было прикасаться к столь ценной находке, устроился поудобнее, наслаждаясь открывшимся перед собой зрелищем.

Серебро ее кожи, сталь в руке и золото Солнцелиста пятнами выделялись на фоне темных веток. Снейп внимательно изучал каждую деталь этого почти ритуального действа, желая сохранить момент в памяти.

Пенни бережно опустила добычу в зачарованную стеклянную колбу.

— Кажется, у меня появился новый любимый цветок, Северус.

Он улыбался. Что-то внутри тихонько шепнуло, что и у него тоже.

* * *

Солнцелист едва заметно трепыхал лепестками за стеклом. Зельевар лежал на постели, оперев голову на согнутую в локте руку. Пенни свернулась рядом калачиком, ее волосы разметались по подушке.

Мужчина протянул ладонь и легонько погладил персиковую гладкость щеки. Пенни улыбнулась во сне.

— Северус… — прошептала она, устраиваясь поудобнее и прижимаясь к его теплым пальцам. «Любимый», — шепнули вдогонку мысли, открытые перед ним, как распахнутая книга.

Снейп шумно выдохнул. Прошло чуть меньше шести месяцев с того первого вечера, а он все никак не мог к этому привыкнуть.

Поначалу и не хотел — он безумно жалел о той мимолетной слабости, что заставила его сдаться под напором взбалмошной ассистентки. Он же четко и ясно дал ей понять — ничего у них не будет, им нужно прекратить видеться. И вот, стоило ей поцеловать его, вместо рассудительного и сдержанного мужчины его телом взялся управлять шестнадцатилетний патлатый юнец, словно впервые коснувшийся девушки.

Вероятно, он просто слишком устал — напряжение, жгучая боль в запястье, потрёпанные Игорем нервы, и это ее неожиданное и такое неуместное чувство, призванное лишить его единственного друга и верной помощницы, — все вместе гремучим коктейлем опрокинулось на него, заставляя холодный разум отойти куда-то на задворки восприятия.

Они должны были немедленно разорвать связь, а вместо этого сплелись, как змеиный клубок на его постели. Он пытался все исправить наутро, но Пенни слушать ничего не хотела. Эта сумасбродная девчонка вцепилась в него неожиданно сильными пальцами и покрывала его грудь и плечи поцелуями, пока он пытался вселить в ее сознание хоть каплю здравомыслия. Когда ее руки скользнули ниже, находить нужные доводы стало куда сложнее, и порыв наслать на Пенелопу Инкарцеро сменился ноющим желанием повторить вчерашнюю ночь. Оно было исполнено незамедлительно. «Плоть слаба», так, кажется, говорится в богословских книгах?

Их встречи, ласки и соития повторялись снова и снова, хотя Северус и убеждал себя каждый раз, что следующее утро будет последним.

Он чувствовал себя подлецом по отношению к Лили, любовь к которой хранил которую декаду, как святыню. Пенни очень скоро разгадала, о чем он думает. Это был тяжелый разговор, и он тогда довел ее до слез.

— Северус, нельзя предать человека, с которым тебя не связывали обещания верности или супружеские обеты. Даже браки заключаются до момента «пока смерть не разлучит вас»! — сказала она ему в сердцах.

Он очень грубо оттолкнул ее, наговорил кучу гадких неприятных слов. Он вообще много чего ей наговорил за полгода.

Спящая Пенни уткнулась носом в его ладонь и засопела, словно маленький бурундучок. Легкая улыбка озаряла умиротворенное лицо.

Как она не замечала, что полюбила мрак и безысходность? Как не видела, что он, Северус Снейп, не был достоин чьей-либо любви? Даже та, которую он когда-то боготворил, не видела в нем ничего, кроме друга. Да и друга не видела в последние-то годы. Он умудрялся оттолкнуть от себя всех. Он предал одних — и в результате погибла Лили. Он предал других — и был вынужден жить за двумя масками, прятать чувства и желания, ненавидеть и беречь мальчишку Поттера, играть роль сволочи и становиться таковым на самом деле. Родители не смогли найти места в своих сердцах для маленького Северуса. Школьные «друзья» не любили его. Ни один ученик факультета, что он возглавлял, не проникся к нему нежностью. Дамблдору и Темному Лорду он был одинаково безразличен. Он даже самому себе был отвратителен и ограничивал себя во всем, начиная с малейших поводов для радости. И лишь Пенни, обворожительная, умная, прекрасная, несносная Пенни была словно соткана из всепоглощающей любви к нему, которую он невольно считывал с каждым прикосновением пальцев, с каждым взглядом или поцелуем.