На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию

Если вернуться к языковым аналогиям, можно сказать, что мы переводим язык реального мира (как его задумал Творец) на язык нашего смысла, язык наших познавательных возможностей. Между этими двумя языками (реального мира и мира нашего опыта) существует определенная аналогия. Как ее объяснить? Очевидно тем, что наши познавательные способности есть в конечном счете также творение Бога. В таком случае, воспользовавшись метафорой перевода, скажем: категории рассудка суть базовые правила перевода, а трансцендентальная апперцепция есть базовая способность владеть языком и переводить. Без этой способности мы были бы лишены как правил перевода, так и самой возможности переводить.

3. Идеи чистого разума: душа, мир и Бог. Впрочем, возникает один важный вопрос: имеется ли гарантия того, что создаваемый нами предметный мир не есть иллюзия? Если мы познаем не вещи сами в себе, а лишь явления, то откуда мы знаем, что эти явления дают нам адекватную картину, а не ложные проекции?

Кант изменяет само значение выражения «объективная реальность». До Канта «быть объективным» означало «существовать вне нашего сознания». Для Канта же «быть объективным» значит быть предметами, созданными по универсальным правилам синтезирования (категориям). Да, явления являются проекциями. Но это общие проекции для всех существ, имеющих способы чувственного восприятия и рассудочной деятельности, похожие на наши. Треугольник как идеальная фигура является проекцией. Однако всякое рациональное существо конструирует одну и ту же фигуру. Для этого достаточно знать, что такое точка, прямая и отрезок. Имеем определение: «треугольник - это фигура, состоящая из трех точек, не лежащих на одной прямой, и трех отрезков, попарно соединяющих эти точки». После этого мы можем взять лист бумаги или подойти к доске и начертить треугольник. Далее можно определить, какой это треугольник, каковы его свойства и т. п. Только существо, имеющее чувственное восприятие, может это сделать. И для всех таких существ речь будет идти об одной и той же фигуре.

Конечно, есть явления, которые мы воспринимаем по-разному (вкус, цвет, эмоции и т. п.). Это обусловлено нашими субъективными особенностями, наличие которых Кант не отрицает. Но там, где речь идет о научном познании, мы в большинстве случаев способны превратить свои субъективные восприятия в общий для всех нас опыт. Иллюзия возникает, когда у человека нарушены какие-то чувственные или интеллектуальные функции. То есть, когда познавательные инструменты конкретного индивида ломаются. Если же они работают в нормальном режиме, то все мы, получая схожую информацию (определенный комплекс чувственных данностей) от внешнего мира, проецируем благодаря нашим познавательным инструментам одни и те же явления.

Однако иллюзия может возникать и в других случаях. Наши познавательные инструменты (категории рассудка) работают только в пределах опыта. Без опыта они являются всего лишь пустыми формами (всего лишь чистыми априорными правилами). И если эти инструменты начинают применять к сфере сверхчувственного (того, что находится по ту сторону наших чувств), у нас возникают трансцендентальные иллюзии. Мы строим достаточно убедительные цепочки рациональных доказательств и аргументов, но при этом ничего не познаем. Склонность ума преодолевать границы опыта является естественной, утверждает Кант. Но эту склонность нужно правильно интерпретировать. Если ее толковать как методологию (органон) теоретического познания, то разум начинает давать сбои, запутывается в противоречиях.

Например, мы можем с равным успехом доказать то, что мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве (тезис), и то, что мир не имеет начала во времени и не имеет пространственных границ (антитезис). Таким же образом можно доказать как тезис: «к структуре мира относится (или как его часть, или как его причина) абсолютно необходимое существо», так и антитезис: «не существует никакого абсолютно-необходимого существа, ни в мире, ни вне мира, ни как причины мира».

Перед нами явные патологии рациональности - антиномии (тезисы, которые мы с равным успехом можем как доказать, так и оспорить). Эти патологии свидетельствуют о том, что мы неправильно пользуемся своими рациональными инструментами. Мы строим воздушные замки, занимаемся играми разума без всякого продвижения в познании. Почему так происходит? Именно потому, что наши познавательные инструменты полезны только в рамках опыта. Мы неспособны теоретически познавать трансцендентное (то, что находится за пределами опыта). Кант впервые в истории мысли четко различает трансцендентное (вне-опытное, для нас непознаваемое) и трансцендентальное (то, что является условием опыта, то есть априорные формы чувственности и категории).

Почему же все-таки Кант считает стремление нашего разума преодолевать границы опыта естественным? Если это стремление правильно интерпретировать, оно является даже полезным, необходимым. Кант называет правильное использование влечения к трансцендентному регулятивным применением разума. О чем здесь идет речь? Человек изначально стремился знать, что такое душа, мир и Бог. Это три главные идеи разума, выполняющие роль мощных мотиваторов научного прогресса. Знание об этих идеях не лежит в сфере опыта (поэтому Кант называет их трансцендентальными идеями). Но они служат своеобразными пунктами сочетания всех наших научных достижений в определенные, максимально общие, целостности.

Возьмем, к примеру, идею мира. Мир не является фактом опыта. Мы никогда не можем указать на какой-то факт или совокупность фактов и сказать: это весь мир. Все, что мы познавали, познаем и будем познавать, - это лишь фрагменты мира. Мы исходим из предположения, что все множество наших знаний приближает нас к более полному и более глубокому познанию мира. Но мы также осознаем, утверждает Кант, что сам мир никогда не будет познан полностью и исчерпывающе. Никогда не наступит временной отрезок, когда мы скажем себе: «Наконец-то мы познали мир, наука выполнила свое предназначение, научное развитие завершено». То есть, невозможно себе представить пост-научные времена в истории человечества. Это свидетельствует о том, что идея мира, будучи лишь идеей разума, а не реальным фактом, все же является весьма необходимой для нашего познания. Все, что человечество познает в течение истории, как бы вписывается для нас в мировую систему координат. Мы предполагаем, что наши разнообразные знания (в прошлом, в настоящем и будущем), - это знания об одном и том же мире. И то, что мы можем так считать, имеет свое основание в самом разуме, в его идеях (в частности, в идее мира).

6. Современное понимание реальности: философия и естественные науки

Теперь самое время вернуться к вопросу о месте и роли философской теории реальности в системе современных наук. Может ли претендовать онтология и метафизика на статус науки о фундаментальных структурах реальности? Не проигрывает ли она физике в точности и обоснованности? Может ли физик обойтись без философии? Наконец, может ли современный человек, задавая вопрос о том, что такое реальность, обойтись без философии?

Среди представителей естественных наук достаточно распространено ироническое отношение к философии. В нашей стране это также отчасти обусловлено не всегда качественным преподаванием философии на факультетах естественных наук. Однако выдающиеся ученые XX века с большим уважением относились к философии и сами задавались философскими вопросами. Достаточно назвать таких ученых, как Альберт Эйнштейн, Вернер Гейзенберг, Нильс Бор, Дэвид Бом, Юджин Вигнер и др. Наш соотечественник академик Владимир Вернадский называл философию корнями и жизненной атмосферой научного искания. В лекции 1902 года о научном мировоззрении он обращает внимание на то, что философские концепции и философские идеи составляют необходимый внутренний элемент науки. О чем это свидетельствует? Прежде всего о том, что картина реальности, описываемая естественными науками, остается принципиальным образом неполной и недостаточной.

В начале раздела я упоминал о попытках современных физиков создать «Теорию всего». Так, кстати, называется и художественный фильм, посвященный биографии известного физика и космолога Стивена Хокинга (The Theory of Everything) (премьера состоялась 7 сентября 2014 года). В фильме амбициозный молодой ученый реализует свои устремления, борясь с тяжелым телесным заболеванием. Выдающийся физик-теоретик Дэвид Бом так говорит об этом устремлении: физики работают над Великой единой теорией, которая смогла бы совместить все и описать Вселенную с помощью одного уравнения. Поиск единства лежит в основе современной науки. Однако, когда мы говорим о «Теории всего», что мы понимаем под этим «всем»? Что такое «все»? Вселенная, все вещи и события во вселенной? Но как тогда возможна теория «всего»? Как одно уравнение может описать все богатство и разнообразие реальности? И можно ли утверждать, что сложная структура этой реальности каким-то образом коррелирует с нашими возможностями ее понимания?

Очевидно, что Теория всего не претендует на то, чтобы описать всю действительность. Как говорит философ, теолог, космолог и математик Михал Хеллер, ее задача состоит в создании такой математической структуры, из которой логично вытекали бы все законы физики. Некоторые ученые считают, что Теория Всего должна быть единственно возможной физической теорией. Тогда должна была бы существовать только единая математическая структура, которую можно было бы интерпретировать как физическую Теорию всего. В этом случае утверждалось бы, что не существует никаких других фундаментальных законов природы, кроме законов, вытекающих из единой Теории. Это означает, что в случае формулировки Теории всего реальность приобрела бы вид замкнутой логической (математической) структуры, содержащей в своей основе основания для собственного самообоснования. Однако что это за основания? Как эти основания реальности коррелируют с основаниями нашего познания? Что это за странное сочетание глубин нашего познания с глубинами вселенной? Даже если бы мы смогли сформулировать Теорию всего, мы бы не были в состоянии обосновать положение, что эта Теория является единственно возможной Теорией.

Эти вопросы возвращают нас к другому принципиальному вопросу: что гарантирует тот факт, что математические модели работают в сфере физической реальности? Здесь мы попадаем в пространство сугубо философских проблем. Стремление физики и математики выявить и познать фундаментальные структуры реальности на новом уровне актуализирует проблему прояснения оснований самих этих наук. А вопрос об основаниях физики и математики (об основаниях естественных наук) максимально близко подводит нас к осознанию границ естественнонаучной методологии[46]. «Сегодня не осталось сомнений, что XX век поставил нас перед лицом нового великого потрясения - потрясения от ограничений, заложенных в научном методе»[47].