По следам древних культур Хоккайдо

С нижним, четвертым, культурным слоем, который относится к среднему дзёмону, связаны находки толстостенных сосудов. В отличие от верхних слоев здесь было больше тщательно сделанных каменных ножей (рис. 31) и костяных наконечников гарпунов, предназначавшихся для промысла морских животных. О многом говорят исследователям топоры, наконечники стрел, подвески-украшения, изготовленные из обсидиана, нефрита, змеевика. Ведь такого сырья нет на острове Рэбун, а месторождений нефрита нет и на Хоккайдо. Следовательно, население острова Рэбун, в частности, периода, когда существовала культура среднего дзёмона, не было изолированным! Значит, существовали тесные культурно-исторические связи этого древнего населения с племенами соседних областей, в том числе континентальной Азии!

Рис. 31. Каменные ножи (стоянка Фунадомари IV).

При сравнении археологических материалов, собранных на стоянках Фунадомари II (нижние слои) и IV, выяснилось, что они во многом похожи. Прежде всего это касается керамических изделий. Повторяется форма сосудов и их орнаментика. Такое сходство можно объяснить тем, что эти стоянки хронологически близки-. Не исключено даже, что какое-то время они существовали одновременно. Возможно, это было время с конца среднего дзёмона до периода расцвета керамики типа фунадомари верхнего слоя. Затем жизнь на этих стоянках по неизвестным нам причинам прекратилась. Куда девались их жители и почему они ушли с обжитых мест, остается только гадать и высказывать разного рода предположения.

Позднее, около VIII века нашей эры, стоянку Хаманака вновь заселяют, но уже люди охотской культуры.

Харуо Ойи, например, думает, что стоянка Хаманака для людей той далекой поры была не постоянным местом обитания, а сезонным лагерем. И только с заключительного этапа охотской культуры это место стало родовым могильником. Центральное долговременное поселение, по его мнению, во времена процветания охотской культуры находилось в Кабукае, расположенном на восточном побережье острова Рэбун вдоль удобной широкой бухты. Это была крупная деревня охотской культуры, с большими полуподземными жилищами. За четыре полевых сезона японские археологи под руководством Харуо Ойи раскопали здесь 5 больших (площадью в среднем около 75 квадратных метров) типичных домов охотской культуры (рис. 32). В центре каждого из них располагался очаг — средоточие жизни и деятельности обитателей дома. Вся утварь, предметы охотничьего снаряжения, глиняная посуда размещались вдоль хтен. Здесь же найдены и предметы украшения. Возможно, когда-то у стен располагались нары, а на них хранился весь хозяйственный инвентарь. Поражает обилие костяных изделии. Широко представлены наконечники гарпунов, рыболовные крючки, шилья, проколки, орнаментированные игольники, скульптурные изображения медведей, тюленей, всевозможные бляшки и подвески. А в одном из жилищ обнаружили настоящий склад сырья — заготовки кости в виде специально вырезанных небольших брусков.

Сюрпризы ожидали археологов и при дальнейших раскопках. Оказалось, что место у дальней от входа стены, пс-видимому, предназначалось для свершения каких-то важных ритуальных церемоний, связанных с верованиями и представлениями людей охотской культуры. Именно здесь при расчистке пола открыли залежи медвежьих костей, среди них были и черепа медведей. В каждом жилище обязательно находили два-три медвежьих черепа (рис. 33).

Рис. 32. Раскопки стоянки Кабукай.

Рис. 33. План жилища и скопления медвежьих черепов.

Несомненно; с церемониями и обрядами были связаны и обнаруженные в Кабукае сооружения из костей и черепов кита. Население охотской культуры, как и другие народы Северной Пасифики (например, коряки, алеуты), почитали кита и устраивали в его честь праздничные церемонии. Вся обрядность таких праздников состояла в хорошей встрече убитого кита, который, считалось, пришел в гости, в оказании ему величайшего уважения и почтения. Ведь кит, хотя уже и в другой жизни, возвратится в море и вновь придет на следующий год к тем, кто его хорошо встречал. В этих представлениях древних зверобоев отражается рационалистический подход к использованию промысловых животных, проявляется забота о том, чтобы их всегда было в достатке. Наиболее яркое выражение эти представления нашли в мифах об умирающем и воскресающем звере у народов Северо-Восточной Азии.

В процессе раскопок Кабукая была отмечена еще одна интересная закономерность: определенная связь жилищ с раковинными кучами. Оказалось, что раковинные кучи всегда располагаются недалеко от входа в жилище. Тщательность раскопок позволила проследить направление выброса «кухонных» отходов — раковин моллюсков, костей рыб и животных и образование из них кучи. Жилище и раковинная куча, таким образом, представляли единый комплекс. Это наблюдение весьма перспективно для новых поисков и изучения производственных единиц охотской культуры.

Столь многочисленные археологические материалы Кабукая убедительно свидетельствуют о том, что здесь находилось долговременное поселение. Харуо Ойи, основываясь на анализе материалов раскопок и их сравнительном изучении, полагает, что в каждой полуземлянке жила одна большая семья, состоящая из 10–20 человек — представителей трех поколений. Всего же на поселении проживало около 100 человек. Это была единая территориальная группа родственных семей. Харуо Ойи называет такое объединение «региональным коллективом». Он занимал всю территорию острова Рэбун. Все члены этого коллектива были связаны родственными отношениями, совместным производством и общностью ритуальных церемоний. В зимнее время люди жили в центральном поселке Кабукай, а с наступлением тепла переселялись из тесных и душных полуземлянок в летние жилища сезонных лагерей, которые строились поблизости от мест промысла рыбы и морских животных. Сезонными лагерями были стоянки Хаманака, Мототи, Уэдомари, Найро и др. (см. рис. 30).

В то же время, как свидетельствуют материалы раскопок, жители острова Рэбун не были изолированы от своих соседей, живших на Хоккайдо. Достаточно взглянуть на обнаруженную керамику, чтобы убедиться в этом. Жители поселка Кабукай использовали плоскодонные горшки, украшенные резными горизонтальными линиями и короткими косыми нарезками (рис. 34). Точно такая же посуда была в употреблении у жителей охотских поселений окрестностей Эсаси и бухты Соя. Последние в свою очередь, как уже отмечалось, имели культурные контакты с населением Южного Сахалина, Близкое соседство этих групп населения, естественно, способствовало развитию тесных взаимоотношений. В результате в облике материальной культуры поселений Кабукай на острове Рэбун, бухты Соя на Хоккайдо, Озерска на Сахалине появляется много общих элементов.

Рис. 34. Глиняный сосуд (стоянка Кабукай).

* * *

К вечеру разыгрался шторм. Спасаясь от непогоды, мы укрылись в небольшой уютной гостинице с поэтическим названием «Усуюки-со» — «Горный цветок». Приткнувшись у крутого склона рыжей сопки, гостиница эта с деревянными голубыми стенами под красной железной крышей действительно напоминала одинокий цветок, затерянный среди сопок и утесов бухты Гэнти.

Хозяин гостиницы Янагия Кацусигэ и его супруга Янагия-сап встретили нас с большим радушием. Харуо Ойи, проводивший раскопки стоянки Мототи, расположенной рядом с гостиницей, — для них давно свой человек. Поэтому так тепло принимают и нас — его гостей и коллег по науке.

Гостиница «Усуюки-со» типично японская. Как и в японских домах, здесь есть ванна, совсем не такая, к какой привыкли мы. Обычную в нашем понимании ванну заменяет короткая и высокая деревянная кадка, в которой сидят на корточках. Причем прежде, чем залезть в нее, нужно вымыться горячей водой с мылом. В самой ванне мылом не пользуются. Сидеть в такой кадке, наполненной горячей водой, очень приятно, а после сырости и холода улицы вдвойне.

Распаренные после ванны, облачаемся в широкие темно-синие кимоно. Одежда эта очень удобная для отдыха. Чувствуешь, как расслабляется тело, проходит усталость после трудного дня, и убеждаешься в рациональных качествах традиционного японского быта.

Кухня в гостинице тоже японская. К ужину подается рис, сваренный без соли и масла, побеги молодого бамбука, рыба, моллюски, различные приправы и чай.

Янагия Кацусигэ живет на острове Рэбун давно.

— Мое третье поколение, — говорит он.

Его предки приехали на остров в конце прошлого столетия. Сам он сначала был рыбаком, а когда стал сказываться возраст, осел на берегу.

— Раньше, когда рыбачил, часто встречал русские суда в море. Обменивались табаком, угощали водкой, — говорит хозяин гостиницы.

Рассматриваем старый альбом фотографий. Первые колонисты на острове Рэбун, на берегу штабеля ящиков, бочки… Другая фотография — Мототи в 1912 году, группа японских рыбаков, семейные фотографии, молодой офицер с самурайским палашом… Со страниц альбома словно дохнуло тревожным прошлым.

На втором этаже для меня была отведена комната, вся застеленная татами. Меблировка ее предельно проста: у стены низкий стол, лампа с абажуром, на полу стеганый тюфяк — футон (это постель) и плоские подушки — дзабутон.

За окном виднелись бушующее море и вершина скалистого утеса. Порывы ветра становились все сильнее, они с силой ударяли в стены «Усуюхи-со», и казалось, вот-вот сорвут крышу. Я придвинул ближе к себе стол и лампу и лег посреди комнаты на футон, накрывшись четырьмя одеялами. Легкие стены японских домов плохо держат тепло…

На следующий. день море по-прежнему штормило. Паром «Соя-мару» не пришел, и нам не оставалось ничего другого, как «ждать у моря погоды». Чтобы не терять времени, решили поехать в Фунадомари и познакомиться со скульптурными изображениями медведей и женщин, хранящихся в частном собрании.

МЕДВЕДИ И ЖЕНЩИНЫ

При осмотре древних памятников Хоккайдо мне часто встречались сделанные из кости и глины скульптурные изображения медведей и женщин. Особенно много было медвежьих фигурок. Начиная с Абассири, они находились почти на всех поселениях охотской культуры. Исключительно счастливым на находки скульптурой медведей оказался остров Рэбун. Здесь только при раскопках поселения Кабукай нашли 46 медвежьих фигурок, поражающих своей индивидуальностью, умением древнего резчика лаконичными, но характерными штрихами передать повадки зверя.

Большинство скульптур искусно вырезано из носовой кости касатки. При этом с большой изобретательностью использована естественная фактура кости — ее пористость, создающая впечатление мягкости шерсти.

Все медведи Кабукая изображены сидящими на задних лапах в очень характерной медвежьей позе (рис. 35). Акцентировка на мягкости шерсти и тщательно отделанной головке с симпатичной мордочкой создает впечатление, что перед нами не взрослые звери, а медвежата, очень привлекательные и добродушные. Передние лапы у них сложены спереди, как руки у человека. Вообще фигурки эти выглядят сильно «очеловеченными». Они небольшие, высота их 4,5–6 сантиметров. Все скульптурки со стороны имеют узкое сквозное отверстие, по-видимому, для подвешивания.