По следам древних культур Хоккайдо

Очень похожие изображения медведей были найдены также в Моёро, Токоротяси и на стоянке Онкороманай.

В другом ключе решена исключительно выразительная скульптура медведя со стоянки Хаманака (рис. 36). С удивительной достоверностью воспроизведено движение зверя, его сила. У медведя могучая спина, огромные столбообразные ноги, крутая задняя часть возвышается над передней, несколько опущенной. Лобастая морда с оскаленной пастью вытянута вперед. Благодаря умелому использованию структуры клыка, из которого вырезана скульптура, создается эффект переливающихся складок шерсти на шкуре медведя.

Рис. 35. Костяные фигурки медведей.

1 — медвежонок из Хаманаки;

2 — скульптурки со стоянки Монбетсу.

Рис. 36. Скульптурное изображение медведя.

Изображения медведей с поселений Моёро и Монбетсу трактованы по-иному (см. рис. 35, 2). Поза зверей спокойная, даже как бы умиротворенная. На спине у них четко вырезаны полосы с рядами точек посередине, а на морде — серия точек, образующих линию. Такие полосы и линии, по-видимому, воспроизводят ремни и цепи, с помощью которых привязывались медведи к специальным столбам во время медвежьего праздника.

Думается, перед нами изображения виновников праздничных церемоний во время медвежьего праздника, о котором рассказано выше. Находки на Хоккайдо, таким образом, свидетельствуют о широком распространении представлений, связанных с медвежьим праздником среди населения охотской культуры.

Вместе с тем, как свидетельствуют данные фольклора, изображения медведей имели в прошлом и более широкое значение. Это исконные образы первобытной мифологии лесных охотников каменного века. Наряду с лосем медведь был центральной фигурой и главным героем обрядовых церемоний, к нему относились с особым почтением. Известный советский этнограф В. Г. Богораз писал: «…Медведь — это зверь производственный, зверь — заместитель всей охотничьей добычи. Он является тотемным героем и предком, по некоторым вариантам — отцом, по другим — только дядей человеческих юношей… Он же является духом-покровителем, культурным героем и племенным богом»{42}.

В этнографии сохранилось много свидетельств, указывающих на особую роль медведя в культе плодородия, на тотемный союз человека и медведя через женщину, на связь женщины с медведем. Они позволяют глубже понять смысл изображений Хоккайдо.

Тотемный брак женщины и медведя находит отражение во многих сказках народов Нижнего Амура.

В одной из таких сказок рассказывается. Однажды две сестры пошли к стаду оленей. Вдруг началась сильная пурга. Сестры заблудились. Как они ни старались, но не могли найти дороги в свое стойбище. Наступила ночь. Младшая сестра потерялась. В поисках ее старшая сама провалилась в медвежью берлогу. Но медведь ее не тронул. Он был добр и ласков. Вместе с медведем старшая сестра провела в берлоге всю зиму. Когда наступила весна, она вышла из берлоги и медведь показал ей дорогу домой. Родители очень обрадовались возвращению дочери, и она стала жить с ними. Однако вскоре почему-то заскучала и снова ушла в лес.

Прошло время. Однажды мать исчезнувшей дочери проходила мимо небольшой пещеры и услышала детский плач. Она вошла в пещеру и увидела свою дочь и двух малышей: один был весь покрыт шерстью, хотя не такой густой как у медведя, а другой был обычным ребенком. Чтобы над дочерью не смеялись в поселке, мать взяла на воспитание медвежонка, а дочери оставила мальчика. Когда братья подросли, юноша захотел померяться силой с медведем. В борьбе он убил медведя. Умирая, медведь завещал людям ритуал охоты, свежевания, трапезы и захоронения медведя. Мать медведя его мяса не ела.

Отсюда, очевидно, и произошли различные табу для женщин на употребление в пищу медвежьего мяса.

Разнообразные варианты этого мифа известны не только среди населения Нижнего Амура, но и Сахалина, Охотского побережья.

Во время совместных советско-американских археологических раскопок в 1974 году на Аляске аналогичную по содержанию легенду североамериканских индейцев рассказал известный антрополог США профессор Вильям Лафлин.

В легенде этой повествуется, как однажды потерялась маленькая девочка. Ей было страшно, и она спряталась в низкорослом ельнике на самой границе леса и снега. Там ее и нашел медведь-гризли. Он отнес девочку к себе в берлогу. Медведица радушно приняла гостью и поместила вместе со своими детенышами. Маленькая рыжеволосая девочка и медвежата вместе ели и спали, весело играли и быстро росли. Когда девочка стала взрослой, старший сын гризли женился на ней. Шли годы. У них родилось много детей. Но они не были похожи ни на мать, ни на отца. Это были люди-медведи. Они жили счастливо, и их внуки расселились по всей земле. Люди-медведи и стали предками всех индейских племен.

Реликты древних медвежьих культов сохранились не только у племен северной части Тихоокеанского бассейна. Отголоски их мы находим у многих сибирских народов: эвенков, кетов, селькупов, обских угров. Следы медвежьих культов отмечаются также и у некоторых народов Европы.

Вспомним полную трагизма легенду литовцев «Локис» о медведе-оборотне, талантливо переработанную французским писателем Проспером Мериме.

Все эти мифологичекие сюжеты есть не что иное, как отображение глубоко архаической по времени и тотемической по идеологической сущности идеи воссоединения женщины и зверя, связанной своими корнями с культом плодородия, возрождением жизни.

Находки медвежьих фигурок в древних поселениях Хоккайдо выразительно иллюстрируют то реальное значение, какое имел медведь в идеологии и мировоззрении населения охотской культуры. Его особая роль в идеологических представлениях охотского населения подчеркивается и тем обстоятельством, что медвежьи скульптуры, как правило, встречались в дальнем от очага углу жилища-полуземлянки, там, где обычно находилось почетное место.

В этом «красном» углу нередко оказывались и черепа медведей (см. рис. 33). Иногда их было два-три, а иногда и больше. Сам факт присутствия медвежьих черепов в древнем жилище на почетном месте весьма примечателен. Он свидетельствует об особом почтительном отношении к черепу медведя, о культе медвежьего черепа. На память приходит обряд «помещения черепа» во время медвежьего праздника у нивхов-гиляков Сахалина, детально описанный Е. А. Крейновичем. После завершения медвежьего праздника череп медведя помещали в специальное хранилище — «амбар, в котором хранятся головы медведей». Но прежде чем положить череп в амбар, его старательно украшали. Специально делалось белоснежное ложе из стружек инау, в которое осторожно укладывали голову медведя. Рядом клали для еды корни сараны, стебли пучки, а морду обмазывали студнем. И только после этого несли череп к «амбару».

«Амбарчик стоял в лесу на четырех столбах из пней, — писал Е. А. Крейнович. — Мы поднялись в него по бревну с зарубками. Когда я вошел туда, то понял, что это святыня рода, таящая в себе следы всех взаимоотношений нивхского рода с ная — родом горных людей-медведей. Вдоль стен амбарчика были устроены простые полки, на которых лежали черепа медведей убитых членами рода… Они уже побелели от долгих лет лежания здесь. На многих черепах инау истлели, но следы засохшего студня, которым их обмазывали, еще сохранились. Тут же на стенах висели края рта с кончиками носа, срезанные с медведей, и медвежьи кости с кусками кожи, срезанными с окружностей лап. Здесь же хранилась вся утварь, употребляемая на медвежьем празднике: корыта для изготовления студня, корыта для кормления душ близнецов, чаши для сердца медведя, котлы, цепь с ошейником для медведя, родовое кресало, которым разжигают табуированный огонь на медвежьем празднике.

Паркызин (нивх, хозяин медвежьего праздника, описываемого Е. А. Крейновичем. — Р. В.) взял череп своего медведя и бережно положил его на свободное место возле других черепов. После этого он взял корыто со студнем, обмазал им переднюю часть вновь положенного черепа. Затем он немножко помазал студнем все черепа, находившиеся в амбаре. Этот обряд кормления черепов медведей носит у нивхов название тён’к’равнд.

После этого мы вышли из амбара, и Паркызин направился к дереву ч’вэ (родовое дерево.—Р. В.). Повернувшись в сторону гор, Паркызин воскликнул: «Чух!» — и бросил по направлению к горам немного студня, несколько корнеплодов сараны, сушеный стебель пучки. Затем он сказал: «Глаз не имея, отверстия носа не имея, вот так посередине моего пути меня жди»{43}.

Так, расставание с черепом было завершено обрядом кормления духов гор в соответствии с вековой традицией.

В этой небольшой сюжетной зарисовке много интересных деталей, подчеркивающих не только важность для нивхов культа медвежьего черепа, но и веру в тесное кровное родство с родом медведей-людей.

Известны случаи, когда черепа хранились не в предназначенных для них амбарах, а в домах на специально сооруженном помосте, на почетном месте. Так, должно быть, было и во времена охотской культуры на Кабукае и в других поселениях Хоккайдо.

Но и это еще не все. Часто в древних жилищах изображения медведей лежали вместе с костяными женскими статуэтками. Это наблюдалось, например, на стоянке Хаманака, в Моеро. Оци как бы символизировали мужское и женское начало в обрядах плодородия и в то же время иллюстрировали широко распространенные мифологические сюжеты об интимной связи женщины и медведя.

Фигурки медведей, медвежьи черепа и женские статуэтки, таким образом, составляли сложный ансамбль. Каждая фигура этого ансамбля играла свою роль, занимала свое место в ритуальных церемониях. Особое значение в идеологических представлениях имел образ женщины.

Женские статуэтки, как известно, получили широкое распространение в Евразии, начиная с палеолита. Прекрасные образцы «палеолитических Венер» найдены в Сибири на верхнепалеолитических стоянках Мальта и Буреть. Отсюда, кстати, происходит 20 женских статуэток — почти половина «мирового запаса» этих феноменальных произведений мастеров древнекаменного века.

Яркие образцы женских скульптур дали раскопки неолитических памятников Японии. Это знаменитые глиняные фигурки догу (дословно «догу» — глиняные изображения). Те, кто хотя бы раз увидит их, не забудет необычного впечатления, какое производят эти изображения с неподвижными огромными глазами, пышными странными головными уборами и такими же странными одеяниями, напоминающими скафандры космонавтов (рис. 37). Именно эти фигурки называл изображениями загадочных пришельцев из космоса швейцарский археолог Э. Дэникин в своем вызвавшем «взрыв» общественного интереса фильме «Воспоминания о будущем».

Рис. 37. Догу — «загадочные пришельцы из космоса».

Японскими археологами открыты сотни таких удивительных скульптур, сделанных из обожженной глины. Они известны на многих памятниках культуры дзёмон от Кюсю на юге и до Хоккайдо на севере. Японским ученым удалось проследить их эволюцию и установить их земное, а не космическое происхождение.