Достойный сын

— Ваш организм отчаянно борется с мидихлорианами так, словно приучен сопротивляться их влиянию. В первые годы Нового Порядка проводились обширные исследования по увеличению количества мидихлориан в крови обычных людей. Вы не участвовали в этих программах?

— Я бы помнил об этом. — Теперь уже Орсон нахмурился.

— Вовсе не обязательно, — торопливо проговорил Тавин. — По всем признакам ваша кровь ведет себя так, словно уже сталкивалась с принудительным подъемом уровня МДХ и «знает», как реагировать, чтобы защитить вас. Это… Как прививка, понимаете?

Орсон отрицательно качнул головой.

— Что вы имели в виду, когда говорили, что я могу и не помнить?

— В то время активно работали с возможностями мозга и памяти. Да-да, «потрошитель разума» — наследие тех смелых экспериментов. Выяснилось, что особенно гибким разум был у детей. Они безболезненно проходили все процедуры и впоследствии не имели психологических травм.

— Док, я вырос в приюте. Кто бы тратил кредиты на таких, как…

— Не хочу вас расстраивать, но дети без родителей как раз и были самым доступным ресурсом для опытов. Возможно, вы не помните ничего из-за блоков в памяти.

«Мы просто заблокируем опасные воспоминания…»

Орсон опустился в кресло напротив доктора, молча глядя на то, как Тавин торопливо записывает его данные в деку. Лихорадочное возбуждение доктора было понятно — он впервые столкнулся с интересным случаем и явно жаждал написать по этому поводу научную диссертацию. Орсон, тем временем, пытался уложить в голове ставшие известными сведения: его фоновый уровень вполне нормальный, как у большинства обычных людей, однако во время сбоя на «Воронке» происходит резкий подъем МДХ, отчего начинаются видения с ведьмой в белом в главной роли, сны о прошлом и прочие неприя…

Орсон резко выпрямился в кресле.

— Док, а какой уровень мидихлориан был у самоубийц?

— Кто знает? Эта панель анализов не использовалась уже очень давно. Кто бы стал проверять?

Глаза доктора вдруг сверкнули.

— Ну конечно! У меня есть архив крови всех членов базы и экипажей ИЗР!

Когда посланный в дебри лазарета дроид вернулся с нужными образцами недавно отъехавших в мир иной покойников, обнаружилось, что у всех без исключения суицидников фоновый уровень МДХ был в высоком регистре — от двадцати до двадцати трех процентов. Они просто чувствовали это «нечто» острее, чем другие. Зов, как называла это психолог Инда. И реагировали соответственно.

Доктор обещал проверить оставшиеся образцы, чтобы выявить тех, кто мог входить в зону риска, а сам Орсон отправился к Сиврону. Однако начальник научного комплекса и слышать ничего не пожелал, жестко высмеивая любые предположения Орсона. К концу разговора оба уже почти кричали.

— Чем бы оно ни было, Тол, оно находится в центре гравитационной аномалии за «Воронкой»! С каждым всплеском излучения мы все подвергаемся воздействию на психику, и это отнюдь не мои предположения, а вполне жизнеспособная теория твоих же специалистов!

— Ты знаешь правила, — отдуваясь, рычал багровый Сиврон. — Я не могу разрешить полет за границу Запретной зоны. Гравитация там сходит с ума!

— А здесь лишаются разума люди! — Орсон подался вперед, но тви’лек воздвигся из-за стола, грохнув по нему кулаком.

— Нет! Не может быть и речи! И до тех пор, пока я здесь начальник, ты будешь подчиняться моим решениям, Кренник! Так вот, я запрещаю тебе совать свой любопытный нос за буйки опасной зоны. Уяснил?!

Вспыхнув, Орсон четко развернулся через плечо и, чеканя шаг, практически промаршировал к двери, жалея, что не имеет той же власти, что и Тол. Однако он не стал уходить сразу же. Прислонившись лопатками к стене, за которой остался кабинет Сиврона, Орсон поднес к глазам наручный хронометр, все еще внутренне кипя от возмущения. Через пару минут его догадка подтвердилась — голографический дисплей хронометра исказили помехи. Всего пара секунд, но это позволило с уверенностью утверждать: Тол Сиврон лгал. Все это время Мау имела канал связи с внешним миром. Сильный импульс гиперпространственной связи искажал квантовое поле, а все голограммы крайне чувствительны к таким колебаниям.

— Жирная сволочь, — проскрежетал Орсон, одергивая китель. Он не сомневался, кому именно в данный момент понес в клювике новости Сиврон.

— У вашего специалиста есть стоп-слово? — Тол, еще не отошедший от гневной вспышки, уставился в холодные серые глаза гранд-моффа Таркина. — Его возможно как-то… приструнить?

— Нет, иначе он не выполнял бы свою работу так хорошо, — самым краешком тонких губ снисходительно усмехнулся Таркин. — Не паникуйте, Сиврон. Мы же хотим, чтобы Кренник добился результатов, верно?

— Но… — Тол шумно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Он уже близок к тому, чтобы узнать об… этом.

Таркин спокойно ответил:

— Кренник слишком прагматичен, чтобы уверовать в мистику, так что еще какое-то время у вас есть. Следите, Сиврон.

Связь прервалась, и Тол откинулся на спинку кресла. В этот момент он ненавидел свою должность, Таркина, обстоятельства и все это дерьмо, что мешало ему спать по ночам.

* * *

Доктор Тавин и психолог Орреш совместными усилиями выяснили, что потенциальные жертвы ночных «всплесков» уже находятся в пограничном состоянии, как и сам Орсон. Вместе с Кви Ксукс они разработали систему, при которой установленный на предплечье пациента аппарат регистрировал аномальный подъем показателей и вырубал его электроимпульсом прежде, чем произойдет очередное самоубийство. Кви согласилась собрать пробный экземпляр и заверила, что много времени для этого не понадобится. Все — и медики, и инженеры — были рады заняться этим маленьким проектом, чтобы остановить потери, ставшие тихим ужасом всего без исключения населения Мау.

Орсон же вернулся в лабораторию и вновь углубился в изучение отснятого на «Воронке» материала. В какой-то момент ему показалось, что на одной из серых стен очередного коридора мелькнул в свете фонарика какой-то неясный золотистый отблеск. Он отмотал запись на несколько секунд назад. Вот, снова этот странный блеск, который он не заметил тогда, когда снимал этот участок станции. Пришлось отсматривать запись покадрово до тех пор, пока в свете фонарика не появилась, чтобы через секунду пропасть снова, крошечная пиктограмма, нацарапанная у одного из ответвлений коридора, ведущего в северный зал с колоннами.

В животе словно смерзлись все внутренности. Это было стилизованное изображение ключа, каким его рисуют маленькие дети. Золото краски потускнело, почти выцвело, но… В голове зашумело, дыхание перехватило, и Орсон вспомнил. Без всяких подъемов уровня мидихлориан, катись они к криффу! Просто детское воспоминание о считалочке, которую в приюте знал каждый ребенок:

Ключики-замочки, золотые точки.

Восемнадцать вправо, ты на перекрестке.

Девять раз налево, спиралька-закорючка.

Пять ступенек, семь мостов,

Ты теперь водить готов.

Вот он — путь, по которому нужно пройти, чтобы найти источник проблем! Все это время безумные сектанты «Достойных сынов» знали, что рано или поздно один из них доберется до этого места, окажется там, совсем рядом с целью их многолетних манипуляций. И они приготовили подсказку для тех, кого Суллик в дневнике так и называл — «ключи». Живые ключи от темницы Абелот! Знаки, оставленные на серых стенах станции, выглядели очень старыми, тусклыми, словно их нанесли украдкой от прочих строителей. Орсон помнил из тех записей архива, что касались килликов, что не все они стремились помочь созданию артефакта. Может, среди них были те, кто считал Мать богиней возмездия? И они нашли способ передать подсказку младшим расам.

Был ли он в тот момент похож на сумасшедшего профессора Суллика, одержимого своей идеей, Орсону было наплевать. Он собирался пройти весь этот путь, даже несмотря на то, что следовать старой считалке, застрявшей в подсознании, — по меньшей мере странно. Просто он помнил, что мостов в северном секторе ровно семь, а «спиралька-закорючка» — не что иное, как огромная винтовая лестница, уводившая во мрак, спускаться по которой Орсон не рискнул тогда. Значит, придется сейчас.

Он считал, что, оказавшись на месте, с легкостью минует все вехи-приметы и сократит себе путь, но не тут-то было. Спустя час блужданий по темному лабиринту «Воронки» Орсон понял, что считалочку не обмануть и надо начинать путь именно от пиктограммы ключа. Пришлось потратить еще несколько часов, чтобы вернуться к самому началу и уже оттуда следовать по тем самым золотым точкам, которые были расположены на уровне глаз взрослого мужчины. Каждая такая точка-веха располагалась метрах в трехстах от предыдущей, а последняя, издевательски подмигнув в свете фонарика, пригласила в самую настоящую паутину из коридоров. Орсон отсчитал ровно восемнадцать поворотов направо и вошел в последний, чтобы оказаться на ярусе, которого не было ни в схемах «Воронки», ни в сделанных им картах. Он бы точно запомнил эти огромные конические колонны, изрезанные какими-то чуждыми символами, практически парящие в воздухе дорожки из прочного и прозрачного материала… И, конечно, тот самый перекресток, что был обещан в стишке.

Повернув налево, Орсон, тихо ступая, двинулся мимо величественных башен из камня и металла. В лицо ему дул теплый ветер, насыщенный запахом меди и почему-то застоявшейся воды. Запах не то чтобы очень приятный. В животе шевельнулся ледяной червячок страха. Он озадаченно остановился — левое крыло перекрестка было прямым, как стрела, тогда как в считалочке сказано, что он должен сделать девять поворотов. Орсон занервничал еще больше, но все же пошел вперед. А когда он увидел, что за «повороты» ему предстоят, нервно хохотнул, оценив черный юмор культистов. От основной дорожки стали отходить тонкие, еле заметные в свете фонарика линии. Абсолютно прозрачные, их выдавал лишь слабый отблеск-отражение. Орсон свернул на первый, ведший в нужном ему направлении. Путь был шириной в ступню взрослого, а внизу — жадная темнота. До рези напрягая глаза, чтобы видеть перед собой мерцание дорожки, Орсон медленно, чудовищно медленно шел вперед, пока не приходилось сворачивать на очередной поворот.

Их действительно было ровно девять. Дальше по плану была «спиралька», но она оказалась совсем не тем местом, о каком изначально думал Орсон. Все было гораздо хуже. Колодец. Мать его, темный, страшный, бездонный колодец! Орсон наклонился над бортиком этой шахты, но не увидел ничего, кроме небольшого участка серой стены. Тут он малодушно подумал, что вовсе не должен заниматься этим. Пусть Таркин пришлет взвод штурмовиков, и те рискуют своей шеей, спускаясь в этот густой мрак. Вздохнув, Орсон закрепил трос из разгрузочного пояса за скобу и начал спускаться. Он не мог предположить, почему авторы стишка назвали проклятую шахту спиралью. Обливаясь холодным потом, медленно спускаясь в узком стволе колодца, Орсон лихорадочно пытался припомнить это место на схемах станции и не мог. А ведь он провел много бессонных ночей над картами и был уверен, что не сможет заблудиться в огромном механизме.