Под игом чудовища 1. Капитан

Вот уж малоприятный попутчик! И не сбежишь же!

— Цельтесь в морду и пасть! Всё остальное у этой твари бронированное! — Марат первым подал пример, поспешив вновь скинуть лук и прицелиться. Зло пропела стрела, вонзившись в одну из ноздрей монстра, успевшего короткими, но частыми прыжками приблизиться на двадцать шагов, — Нельзя подпускать ближе пяти шагов! Прихлопнет!

Лорду Дилени оставалось только целиться и стрелять, целиться и стрелять. То же делал и Борис. Однако хотя морда твари и стала похожа на подушечку для иголок, подыхать или убегать прочь настырная животина явно не собиралась, выражая недовольство короткими подрёвываниями, в которых слышалась и злость, но куда явней — голод и вожделение. Видя уязвимость их позиции и тактики, лорд Дилени поступил просто.

Быстрыми движениями заморозив трясину на десяток шагов вокруг места, где они стояли, выключил и отложил трость. Вынул меч. Присел пониже. И ринулся к морде прыгавшей всё ещё короткими, «подготовительными», прыжками, лягухи. Крикнул на бегу:

— Отставить стрельбу!

После чего сам заорал во всю глотку благим матом «А-а-а-а!!!», чем умудрился действительно буквально огорошить чудище — то замерло на долю секунды, словно опешив от такой наглости: ну как же! Какая-то моська осмелилась кидаться на неё, грозу и царицу болот, ещё и вопя во весь голос, чего тут, в Царстве вековечных топей, уж точно отродясь не бывало! Кощунство и попрание традиций!..

Но лорду Дилени этих мгновений оказалось достаточно: меч вонзился снизу прямо в середину нижней челюсти, и осталось лишь, используя инерцию движения и силу мышц, направить его остриё кверху — туда, где у монстра должно быть нёбо и мозг.

Треснувшись кистями рук о склизкое тело, лорд отскочил назад, так и оставив меч торчать из челюсти.

Лягуха, поморгав своими оставшимися целыми глазками, поразевала метровую пасть, и что-то неразборчивое проурчала: словно действительно пыталась перед смертью высказаться. Интересно только — что: то ли свои соображения о том, что с ней поступили нечестно, то ли просто обругать обидчика. После этого туловище, сразу утратившее злобную целеустремлённость и некую природную грацию, словно растеклось по твёрдой поверхности льда: так, будто из него выпустили воздух.

Несколько секунд царила абсолютная тишина: заткнулись, казалось, даже неизменные болотные цикады и комары.

Затем Борис выдохнул:

— Знаете что, монсиньор… Вы или очень глупый, или очень храбрый! Я слышал про лягух, что от этих тварей, встретив, нужно просто бежать. Без оглядки. Со всей возможной скоростью. Потому что победить их невозможно…

— Да и я не знал, что их можно убить вот так, мечом… Старики в посаде говорили, что убивали их раньше копьями — с очень длинными наконечниками. Охотников должно быть не меньше десяти. И происходить всё должно только на суше. А целиться старожилы советовали в открытую пасть — и в глотку.

— Да, я примерно так и сделал. Просто кое-кто сказал мне, что кожа, из которой состоит надувной мешок у нижней челюсти, очень эластична, и пробить её вполне возможно — там нет брони, иначе тварь не смогла бы глотать свою жертву, словно удав. Или распевать призывные рулады самочкам — вернее, самищам! — по весне… И, как видите — это сработало. Сквозь кожу горла и нёбо удалось попасть прямо в мозг! — лорд Дилени, на всякий случай отошедший от твари ещё на пяток шагов в ожидании агонии, подходить к ней снова вовсе не спешил. За что никто и не подумал бы его упрекать: мало ли! Вдруг монстр просто хитро прикидывается!

Но монстр не прикидывался.

И через минуту они повынимали все свои стрелы обратно, после чего приподняли втроём морду монстра, и лорд Дилени, уперевшись ногой, еле вытянул меч из костей очень прочного черепа. Хорошо, что стальной зуб вошёл внутрь этого черепа с той стороны, где мозг твари не был надёжно прикрыт толстым костяным сводом, который по слухам не брали никакие, даже бронебойные, наконечники — что стрел, что копий…

— Повезло нам. Вернули кучу стрел в колчаны. А то на территории врага и стрелять-то было бы нечем!

— Вот! Именно поэтому я и решил рискнуть.

— Могли бы хоть предупредить, милорд…

— Некогда было разговаривать. Да и получилось неплохо.

— Неплохо, согласен. Тварь даже не билась, как они обычно делают, в агонии.

— Верно. Но когда пробит мозг, не больно-то поагонизируешь.

— Ох, милорд… — Борис, выдохнув, только сейчас перестал дрожать мелкой дрожью, обхватив себя за плечи, — Всё равно вы — молодец. Я бы не осмелился.

— И я бы.

— Ну а мне не трудно было это сделать. Метод — не мой.

— Так вам и об этом рассказал лорд…

— Вот именно. Но не будем лишний раз называть его имя.

— Чёрт… Вот теперь я, пожалуй, понимаю, почему король всё же сохранил ему жизнь. Но… Откуда?! Он же — готов поставить свой лук против зубочистки! — никогда сам не встречался с?..

— Разумеется. Но! Память у него отменная. Он помнит всё, что ему рассказывают. Никогда ничего не забывает. Значит, когда-то кто-то упомянул при нём о таком способе победить лягуху. Или…

— Да?

— Или он сам его вычислил, наслушавшись рассказов о том, как устроена туша и органы твари. И как они поют по весне, раздувая горловой резонатор-мешок.

— Что ж. В таком случае он… Молодец. Если бы только он ещё…

— Не был столь изощрённым и безжалостным садистом?

— Вот именно, милорд, вот именно…

— Хм. Как знать. Может, на самом-то деле он и не изощрённый садист. А только прикидывался, чтоб обратить на себя внимание короля.

— Но зачем ему это?!

— А вот тут мы вступаем в область догадок и предположений. Потому что вычислить подлинные намерения лорда Юркисса не может никто. Ну, или почти никто.

— Вот уж не собираюсь думать ещё и об этом. С меня довольно и задачек, которые ставит армейский паёк. Никогда не угадаешь: из нормальных он продуктов, или опять горох с душком, мясо недоварено, а капуста с плесенью…

Ладно, милорд. Может, если вы не против, вы возьмёте снова свою секретную карту, — Борис кивком указал на пук хвороста, — и мы уберёмся отсюда побыстрей к такой-то матери? А то я чувствую себя, как гусеница, которую обступила стая воробьёв. Голодных.

— Да, Борис. Думаю, идти пора. Карта… надеюсь, в порядке. — раздалось слабое гудение, — Точно.

— Вот и слава Господу. А то, когда эта слоновая туша вылезла на тропу, я уж мысленно попрощался. С белым светом.

— А я так вообще думал, что штаны намочу.

— Вот-вот. И я.

— Честно вам скажу, соратники. — тяжкий вздох, — Я тоже.

«Эти чёртовы идиоты, мои тюремщики, похоже, действительно думают, что я описываю в этих чёртовых мемуарах только свои амурные «похождения», и расписываю подробно методы и способы пыток. Да на досуге изобретаю новые.

Не могу их за это винить. Ведь это я сам выкладываю, делая вид, словно они оказались там случайно, именно подготовленные, намеренно сделанные именно для этой цели, «крутые», и написанные крупными разборчивыми буквами страницы, наверх стопки — туда, куда попадают взгляды натасканных начальством бедолаг, что приносят мне еду, и лорда моего чёртова племянника. Ведь до сих пор никто из них так и не удосужился досконально прошерстить всё то, что я тут на самом деле накорябал. Может, если б кто сделал такое, мнение обо мне слегка изменилось бы. Мягко говоря.

Потому что плевать мне на самом деле на интересики и замашки доморощенного садиста-изверга, которым я уж постарался прослыть, да и, нужно признать, руку и правда приложил. Но если я и занимался этим — то, если быть честным хотя бы с самим собой — большей частью со скуки. И, конечно, чтоб привлечь к себе внимание. (Привлёк.)

Потому что отлично осознаю: реально умному и начитанному человеку, если он стар и одинок, абсолютно НЕХРЕНА делать в нашей чёртовой Тарсии.

Разве что возглавить её.

Но против сира Вателя я действительно ничего не имею. Он откровенный, смелый и добросовестный, тупой кобель. Мнящий себя ещё и великим воином. А это — не самый худший вариант правителя.

А вот если б он был коварный, изощрённый, и подло бьющий исподтишка беспринципный и безжалостный монстр, каковым была, например, его мамочка, я бы ещё подумал — то ли скинуть его с трона, сев самому, и избавившись от его до сих пор мирно живущего, пусть и в ссылке в провинции, младшего брата, то ли — пролезть в премьер-министры. Чтоб управлять этой страной так, как считаю нужным. Потому что если о чём и думала леди Рюген, королева-мать, так это в последнюю очередь о благе народа и страны.

Не-ет, она просто тешила своё непомерное самолюбие и грязную душонку провинциалки, пробившейся в жёны наследного принца благодаря тому, что была чертовски «сексапильна» в молодости, (Так сказать, «из грязи — в князи»!) наслаждением от осознания того факта, что любой малейший чих в этом государстве теперь происходит только по её воле. Которую она диктует этим инструментам — своим коронованным марионеточкам, своим сынкам. Даже удивительно, что наклепав их целых пять, да ещё двух дочерей, которые на свою беду (Или счастье! Не довелось им побыть разменными монетами в сложной игре под названием «династический брак», или помыкаемыми рабынями, не имеющими своего мнения и слова!) померли в младенчестве, эта гадина не утратила интерес к традиционным развлечениям высокородных тварей — интригам, подсиживанию, клевете, подкупу. А особенно — убийству. Причём, естественно — изощрённому и коварному. Чтоб жертва откинула копыта в мучительных конвульсиях, и желательно в полном сознании. Понимая, кто всё это устроил. Но не в силах адекватно ответить…

Убивать и сживать со света эта женщина умела как никто другой.

Даже легендарный Остин Хромой, насколько я могу судить, с ней сравниться в этом плане не мог. Подумаешь — три отравленных, три зарезанных, пять сгноённых в подвалах, и двое запытанных — якобы изменника. Плюс две погибших «от несчастных случаев» фаворитки.

У королевы же — минимум две дюжины убитых. Ну, это по имеющейся у меня, вполне достоверной, информации. Ещё о пяти-шести жертвах ходят лишь туманные слухи, но проверить или подкрепить их доказательствами уже никто не сможет за давностью лет. И в связи с предусмотрительным уничтожением улик главной убийцей.

Да, я сдуру проводил свои, личные, так сказать, дознания и расследования в плане ознакомления с методами и организацией процесса травли или умерщвления неугодных. Интересно мне, понимаете ли, было, кто, как, зачем, и какими средствами и способами решает у нас проблемы особ, приближённых к королевским… Двора, проще говоря.

Занимался этим долго, но тихо и аккуратно. И, тем не менее, однажды распробовал в своём бокале с рейнским вкус цукинты. Пришлось опустить виночерпия в подвал, и пытать. Но, похоже, эта мразь боялась меня куда меньше, чем длинной руки королевы-матери. Сознаться он не успел — умер. Не знаю только, действительно ли от сердечного приступа, или ему кто успел чего в воду подмешать…

Палачей своих я после этого просто повесил: может, они и не виноваты, но — для острастки, и в назидание остальным, будущим. Казнил я и тех из слуг, что казались мне подозрительными. Или слишком напуганными — невиновным бояться нечего!..