Прощаться не будем!

Неуклюже протягивая свою костистую ручку, я поприветствовал каждого из своего экипажа:

— Очень приятно! Я ваш новый командир, младший лейтенант Петровский! Будем вместе проходить огонь и воды так сказать!

Ребята засмеялись. Больше в голос конечно Столярчук. После чего он и спросил:

— А, почём вам нынче годиков, товарищ командир?

Возраст, конечно, все же выдавал меня за школьника. Я был пострижен и гладко выбрит.

— Двадцать два года! — воскликнул я.

— Та вы шо, товарищ лейтенант! Я б вам столько не дал!

Я сам по себе ни конфликтный человек, и выслуживаться ни перед кем не собирался, на что я ему и ответил, правда скромно:

— Да и пусть так будет! Товарищи, а давайте в нашей маленькой коллективе, у нас все будет хорошо?

— Та шоб усё хорошо боло, надо за знакомство таки проставиться! Или товарищу младшему лейтенанту родители запрещают со взрослыми стаканится? — неугомонно продолжал он.

Карасев отдергивая Столярчука, пригрозил ему кулаком:

— Так сержант, отставить свой одесский юмор!

— Та я шо? Я ни шо!

Смекнув что с ними надо брататься только через бутылку, я тут же полез за фляжкой в вещмешок.

— Мне можно всё, товарищ сержант! Вот пожалуйте, наркомовские запасы!

— О-о-о! — воскликнули они, — Это наш человек! Ну, лейтенант, нам там плацкарчик выделен специально! — произнес Столярчук, выхватывая у меня из рук фляжку со спиртом, и по-дружески приобнял за плечо.

В вагоне мы расположились на своих полках, закинув вещи под столешницу.

Старшина присел рядом со мной, и выхватив спирт у Столярчука, стал разливать всем по огромным, жестяным кружкам. Долго он не молчал, а начал сразу знакомить меня с остальными ребятами более подробно:

— Я, Борис Константинович! Это вот наш местный баламут, Столярчук Яков Михайлович, с ним аккуратнее! Очень уж шутить любит! — ударяя по рукам Якова, говорил он, так как тот полез забирать его стакан, свойственно своей манере, — ну, а это наш личный водитель, Горохов Ефим Ефремович, зовем его по-простому — Фима. У нас лейтенант в экипаже, еще со времен его рождения, приняты между собой по имени. Это облегчает общение в бою! Так что мы теперь свои люди, поэтому привыкай!

— Я понял! А я, Алексей Александрович, можно просто — Алексей! — улыбаясь, сказал я.

— Вот ты мне скажи, лейтенант, ты всегда такой? — вдруг спросил Столярчук, с набитым ртом.

— Какой такой? Не понял? — в недоумении, поставив кружку на стол, спросил я.

— Ну такой весь интеллигентный! Вот смотрю очёчки носишь, вежливый такой! Тут так нельзя, лейтенант! Ты должен быть как кремень! Чтоб чуть что, об тебя зубы сломать можно было! Ты вообще на фронте то бувал?

Свои награды я никогда на показ не носил, но тут оказалось дело принципа. Расстегнув верхние пуговицы своей гимнастерки, я достал из внутреннего кармана небольшой платочный сверток, в котором были сложены мои три заслуженные награды.

— Вот пожалуйте, товарищ сержант! На фронте с самого начала! Опыт имеется Столярчук, поэтому не пропадем! — подмигнув ему глазом, ответил я.

— Ну тогда усё ясно как море! У матросов нет вопросов! — разведя руки, убедился сержант.

— Ну, вот и познакомились! — хлопнув меня по плечу, сказал Карасев.

Мы выпили по одной, второй, третьей, закусывая всем, чем бог послал. Ребята у меня были конечно задорные, без конца шутливые и добродушные. Лет им всем было, далеко за тридцать, и у каждого на груди, висели по три медали и два ордена, за бои последних двух лет.

Немного одурманенный алкоголем, я подпёр голову руками и с улыбкой наблюдал за диалогами Столярчука и Карасева. Ведь они были не разлей вода, два сапога пара. После, мы рассказывали друг другу как воевали на фронте, кем были до войны, и какая у кого семья. У Бориса Константиновича, по его рассказам, шесть дочерей, воевал с первого дня на фронте — танкистом, у Якова — один сын. Сам Столярчук переводом с черноморского флота, служил на «Червонной Украине» радистом, а у Фимы семья погибла в блокадном Ленинграде, на фронте он с сорок второго года — бывший тракторист.

Мне же нечего было и рассказать. Детей завести не успели, практически сразу после свадьбы я ушел на фронт. И сейчас не знаю, ждет ли кто меня или нет.

После всех наших интереснейших диалогов, старшина взял гармонь и начал наигрывать песню, схожую по мотиву, в исполнении Лемешева «Моя любимая!» Голос у него такой приятный, звонкий. Глядя на его бегающие по клавишам пальцы, я всеми мыслями погружался в смысл его песни и одновременно представлял свою любимую Ксенечку. Как же мне её не хватает. Вот уже третий год ни каких вестей от нее. Под это дело, чтобы скоротать время в пути следования на фронт, мы закуривали папиросы, травили анекдоты и горланили песни до утра. Яша даже где-то раздобыл еще одну фляжку со спиртом, приведя с собой компанию из соседних экипажей с гитарой в придачу. И веселье наше перестало быть томным, только потому, что в других экипажах были тоже пара его земляков из солнечной Одессы.

Спустя двое суток, мы прибыли на Воронежский фронт, на станцию «Марьино», что под Курском, где находился наш штаб корпуса.

После выгрузки, нас определили в двадцатую гвардейскую танковую бригаду, в сорок пятый отдельный танковый батальон, в распоряжение капитана Земскова. Далее мы маршем, передислоцировались в район Сараевки, там находился штаб бригады. Наш батальон насчитывал около двадцати шести танков Т-34.

Эпизод 15: «Военное братство»

Вечер. 13 августа. Жара + 37ºС. Совещание у комбата. В штабной палатке висел дым, хоть топор вешай. Капитан Земсков вызвал к себе всех командиров экипажей, и ставил боевую задачу на предстоящее наступление:

— И так братцы! Мне поручено доложить вам о ходе операции под кодовым названием «Румянцев». Наша бригада должна рассекающим ударом сломить группировку противника в районе Пархомовки с последующим его захватом. После этого, занимаем оборону и держим позиции до тех пор, пока не подойдут основные силы. Наша роль в этой операции определена как сдерживающая. Мы должны сковать силы четвертой танковой армии противника, применяя тактику танковых засад. Все понятно? — стоя с указкой у доски с картой, пояснял Земсков.

«Так точно, товарищ капитан!»— позвучал хоровой ответ командиров, стоящих с открытыми планшетками и помечая наши позиции и позиции противника на картах.

— Выступаем на рассвете. Всем держать готовность! Разойтись по экипажам! — добавил он, стирая с доски свои меловые рисунки.

Выйдя из палатки, я направился к своим. Наши танки стояли в лесистой местности, под открытым небом, укрытые маскировочной сетью. Подойдя к своей «семерке», я закурил папиросу. Облокотившись о погон танка, я наблюдал за тем, как старшина Карасев закладывает снаряды в танк, Фима гремел ключами, подкручивая тяги фрикционов, а сержант Столярчук «гонял» свою радиостанцию в поисках фронтовых песен. Было непривычно тихо. Не было ни стрельбы, ни грохота орудий.

Наши войска взяли Орёл и Белгород, в следствии чего, мы находились в глубоком тылу. И после такой тактической паузы, завтра мы двинем в наступление. Облокотившись о погон танка всем телом, и наслаждаясь летней степной природой, я по-прежнему думал о своей любимой. Думал о том, как она увидит меня по форме, при погонах, в орденах. И как мы снова будем вместе, ни на минуту уже ни расставаясь. Но мои мечтания прервал задорный голос Столярчука.

Поймав на радиоволне песню «Три танкиста», он начал в голос подпевать:

«…Три танкиста, три весёлых друга —

Экипаж машины боевой…».

— Чего распелся? Дел нету что-ли? Сейчас быстро организую! — сунув голову в люк танка, старшина Карасев тут же прервал этот дуэт.

— Ой, Боренька я тебя умоляю! Ну какая может быть работа у радиста? Моя забота дальше радиостанции ни лезть! Поимейте грамм совести, завтра-таки в бой! — ответил Яков, продолжая напевать.

— Ну ты и шлимазал! На-ка вот, протри снаряды! — улыбнулся Карасев, швырнув в него тряпку.

— За всё браться — ничего не сделать, Боря. Вы так доходчиво приказываете, ну не до такой же степени! — размахивая тряпкой, говорил Яков.

— Та не машите руками, а то простудитесь! Яша давай работай, а ни пецки крути! — рьяно подхватил юмор Фима.

Яков вытаращил глаза и опустив голову, переключился на Горохова:

— Фима! Вы говорите обидное! Вы тоже считаете мине полезно работать?

— А то как же! — посмеялся Горохов.

— Фима, мне не интересно сидеть с вами в одной машине! — сложив аккуратно ветошь, он принялся протирать снаряды.

Спокойно Яков сидеть не мог, у него будто шило в одном месте было, и тут же утомившись от этой рутинной работы, он спросил:

— Ха, интересно, а где наш лейтенант нынче пропадает?

— Да в штабе у Земскова, наверное. Задание получают на завтра! — пояснил Фима.

— Так вон оно что, ну понятно! Как думаешь Ефим, хорошо быть лейтенантом? — толкая в бок Горохова, игриво спросил он.

— Мне всё равно как! — отвечает он, — мне и в ефрейторах ни холодно!

— Вот ты так думаешь, и поэтому до сих пор в ефрейторах и ходишь! Надо быть чуточку как я!

— Таким же балаболом?

— Ну вот опять обидел! Но я тебе поясню: я вовремя оказался в нужном месте и спас комбата от верной гибели! И меня за это из рядовых сразу в сержанты! О! Видишь, какой скачок? Я еще может войну капитаном закончу, вот увидите! — мечтал в слух Столярчук.

— А, тебе что в сержантах мало я смотрю? — перебивает вдруг Карасев.

— Хех, Боренька дорогой! Ты прям как в том анекдоте: Шо значит мало? Сара тоже кричала: «Мало!» — а потом нянчила семерых бандитов, не считая девочек! Это я тебе про потом говорю, в грядущей перспективе!

— Ха-ха-ха, ну ты и пустозвон Яша! — засмеялся старшина.

Несколько помолчав, Яков снова принялся за пустые разговоры:

— Как думаете? Хлебнём мы с ним?

— С кем с ним? С Петровским-то?

— Ну, а за кого говорю, за него родимого! А то слишком уж молод он для руководства! Хотя не по годам награды имеет!

Старшина Карасев присев на башню, ответил:

— Мой первый командир такой же был, даже моложе этого, а теперь вон полком командует. А то, что молодой ещё, так это ничего. Парень душевный, всегда говорит по делу. Детства в нем этого нет! Нюхнул видать в своё время. А завтра еще посмотрим, каков он в бою!

Прослушивая их разговоры о моей скромной персоне, я вскочил на танк и с ухмылкой произнёс:

— Ну что, бойцы! Душевный парень прибыл! Сейчас буду вам задачу ставить!

Столярчук, сменив улыбку на серьезный вид ответил:

— А, вы все слышали, товарищ лейтенант… мы так это шутим!

— Да ладно! Я сам пошутить люблю, но в меру сержант, в меру. Вам, ну то есть тебе Яков Михайлович ответственное задание. Бегите на кухню за ужином. У меня там во фляжке осталась водка НЗ, сейчас добьем её и спать. Дело серьезное. На рассвете выступаем!

— Так, а шо? За ужином — это дело святое! Сделаем, товарищ гвардии младший лейтенант! — бросив тряпку, с котелками убыл на кухню.