Прощаться не будем!

Далее переключившись на Карасева:

— Давайте старшина меня, без меня обсуждать впредь не будем! По-вашему, я хоть и маленький, скромный ботаник, но я прежде всего ваш командир! Я не со школьной скамьи сюда прибыл. И как вы точно заметили — всякого в жизни хлебнуть пришлось!

— Ладно лейтенант не тушуйся! Давай вот закурим, пока этот баламут за ужином бежит! — добавил старшина, протягивая тем самым портсигар.

Поправив на голове пилотку, я взял папироску.

— Лейтенант, вот скажи, а что ты из медицины то ушел? — вдруг спросил Борис, и в след за ним подключился и Фима.

— Хех, да ну тут долгая история. В Сталинграде только до меня дошло это. Надоели понимаешь все эти кишки, кровь, оторванные конечности по полям собирать. Голова едет от таких зрелищ. Поэтому и ходил в атаки со всеми. Там меньше возни с этим. Вот добьем врага, вернусь домой, доучусь в институте и наладится.

— В принципе правильно сделал! Медицина все- таки мирная профессия. А на войне надо воевать! — ответил Ефим.

— Вот-вот, и я о том же! О, смотри Яша бежит, пойдемте есть!

— Вот товарищ лейтенант, кулеш и тушенку НЗ выдали, пять банок! — запыхавшись с пилоткой на бекрень, отчитался Столярчук.

— Молодец! Давай накрывай поляну, я за водкой!

Поставив провизию на погон танка, Яков улыбнулся во весь рот, и продемонстрировав мастерство чечетки, ответил:

— Вот так!

Мы расположились на траве под деревом и разделили фляжку на четверых. Я нарезал небольшой кубик сальца, достал зеленый лучок. Столярчук еще где — то раздобыл одну помидору и три картофелины. Я положил себе ломтик сала на корочку хлеба, сверху лучок, взяв этот шедевр в левую руку, а рюмку в другую.

— Ребята, я хочу выпить за вас! Вы теперь моя семья. Завтра нам идти в бой, и кто знает, выживем ли мы завтра или нет. И я честно признаться, очень счастлив, что сижу здесь с вами в приятной душевной компании. Что в дальнейшем мы будем вместе делить все тяготы и лишения, радоваться нашим победам, сочувствовать друг другу при поражениях. В общем, за вас!

— Красиво говоришь, лейтенант! Шоб я так жил, но слезы не дождешься! — съязвил Столярчук, и поднесся кружку ко рту, залпом проглотил сто грамм водки.

— За сказанное! — набив полный рот, пробормотал Фима. Чокнулись, выпили, чокнулись снова выпили да закурили. Наше рандеву длилось до позднего вечера, пока ночная мгла окончательно не объяла наши позиции. После ужина мы легли кто куда: я бросил доску на погон танка, снял гимнастерку и постелив ее под себя, лег спать. Фима прилег на своем месте, откинув сиденье. А Борис с Яковом, расположились под деревом на своих гимнастерках.

Эпизод 16: «Наступление»

Команда на подъём прозвучала в четыре часа утра. Далее следовала стандартная процедура. Умывание, бритьё, туалет и прочее. На всё это ни более двадцати минут. Приведя себя в порядок, мы погружались в свои черные комбинезоны, «танкошлёмы», проверили связь и табельное оружие. И этот ритуал был одинаков для всех экипажей нашего полка.

Позиции были заняты. Окунувшись в ожидание начала наступления, каждый из нас, перед боем, думал о чем-то о своём.

Меня поглощал внутренний страх, который я ни в коем случае не показывал подчиненным. Страх за то, что в свой первый раз я могу неправильно скомандовать и угробить экипаж. В танке было уже неимоверно душно. Жара стояла уже свыше тридцати градусов, даже в столь утреннее время. Я вылез по пояс из башни и закурил.

— Шо лейтенант, боязно? — спросил Яков, высунувшись из люка башни.

Медленно затягиваясь и выдыхая табачный дым, я ответил:

— Да нет, с чего ты взял?

— Очевидно, лейтенант! Первый бой главное пережить, а потом все путем будет!

— Да всё хорошо! Боюсь просто, что покурить не успею! — изобразив фальшивую улыбку на лице, отвечал я, параллельно сминая зажженную папиросу в руке.

Вдруг по всем радиопередатчикам пронеслась фраза:

«Внимание! Всем экипажам, внимание! Говорит «первый!» По сигналу белая ракета запускаем двигатели и вперед!»

Ожидание атаки — это хуже всего. Хуже всего, сидеть без дела, ожидая встречи со смертью. Ведь ожидание дела — убийственнее самого дела!

Жара стояли неимоверная. Отсутствие табака делает нас всех более раздражительными. За время простоя, мы скурили все папиросы. К 05:30 утра на броне уже можно было делать яичницу к завтраку. Я смотрю на часы. Еще минут пятнадцать, после получения приказа мы оставались на месте.

Вдруг мы услышали глухой хлопок, и в небо взмыли две белые ракеты.

— Фима заводи! — скомандовал я.

Горохов подкачал масло, повернул ручку стартера, нажал на кнопку пуска двигателя. Пехота с криками «Ура!» ринулась вперед.

Переключив передачу с «нейтральной» на первую, мы сорвались с места.

Все двадцать шесть танков, в одном ряду с пехотой, мчались навстречу противнику.

Мертвой хваткой я вцепился в привод ручного наведения орудия. От высокой скорости танка, в триплексе попеременно мелькали то небо, то земля. Впереди был населенный пункт. Немцы увидели нас и тут же открыли огонь из всех орудий. Снаряды рвались прямо перед нами, скашивая пехоту.

Повернув рукоятки в нужное положение, я навел перекрестие прицела на цель.

— Борис, вмажь-ка им осколочный! — прокричал я.

Башнер достал снаряд, загнал в казённик орудия.

— Есть осколочный!

Держа в прицеле орудие противника, я нажал на педаль спуска. «Семерка» с рёвом «выплюнула» свой смертоносный груз. Доли секунд и снаряд прилетел точно в цель. В триплексе было видно, как в разные стороны разлетелись орудие и прислуга.

— Ха! Попаааллл! Молодец лейтенант, давай еще! — воскликнул Карасев.

Продолжая поиск цели, я заметил, как из-за леса выплывает медленно, но верно целая армада «тигров». Мой страх мгновенно сменился холодным расчётом. Я думал о том, как бы по боле унести фашистской нечисти.

— Алексей! Тигр на два часа от нас! — прозвучал в шлемофоне голос Горохова.

— Вижу, Фима вижу! Боря давай бронебойный!

— Есть бронебойный!

— Отлично, отлично! Фима-стоп!

Горохов резко затормозил. Я навел прицел на лениво идущего «тигра». Пот заливает глаза, от этого они страшно зудят. Я вытираю рукавом лицо и продолжаю наводить на цель. Немецкий панцер выстрелил из своего орудия и поджёг несколько наших танков, пытавшихся обойти его с фланга. Поймав в перекрестие фашистский танк, я тут же произвел выстрел. Снаряд отскочил как мячик от стенки.

— Так далеко не возьмешь его! Надо ближе подойти и в борт его суку! — от напряжения произнес Карасев.

— Фима, жми вперед!

Мы подъехали на расстояние около пятисот метров, и я снова произвел выстрел.

«Тигр» остановился, а из его башни повалил густой черный дым, которое перешло в ярко красное пламя.

— Нашего вам с кисточкой, лейтенант! Завалил-таки первого зверя! — крикнул Столярчук.

— Да это он со страху! — засмеявшись в голос и обняв меня за плечо, воскликнул старшина Карасев.

— Так точно! — ответил я, и сам в растерянности от происходящего, стал смеяться в голос.

Первый бой он был и трудным, и страшным. Все поле было усеяно нашими бойцами, подбитыми танками. За сутки боя, мы потеряли больше половины своих танков. Итогом нашего наступления стал захват населенного пункта Пархомовка, который был нашей главной и отправной точкой в наступлении. Так же, в ходе боя, мною лично было сожжено три «тигра» и два полевых орудия Pak 40. Столярчук из курсового пулемета уничтожил до полусотни фрицев.

В нашем батальоне осталось пять машин. От незнания что же делать дальше, я решил связаться с командованием:

«Первый, Первый я «семерка», заняли поселок Пархомовка, каковы наши дальнейшие действия? Как поняли, приём!»

«Первый на связи! Оставайтесь в поселке! Первая танковая армия с востока с боями продвигается к вам! Сколько машин осталось? Приём!»

«Осталось пять машин и до двухсот человек пехоты! Приём!» — ответил я, щелкая переключателем.

«Занимайте оборону, и по возможности сдерживайте противника на своем рубеже! Как поняли? Приём!»

«Вас понял! Конец связи!»

Не успев отключится от радиостанции, как мне в голову залетел гениальный план. Так как командир роты был убит, я решился примерить на себя роль командира, и взял выполнение задачи на себя. По рации я объявил всем экипажам общий сбор у моей машины, приняв командование. Перед нашим танком собрались командиры пехотных взводов и экипажи танков. Развернув карту боевых действий на корпусе танка, я на энтузиазме, подобно школьному учителю, разъяснял следующую схему обороны:

— Товарищи! План мировой! Значит так, мы оставляем три танка в отдалении друг от друга на пятьсот — шестьсот метров. На видном месте. Опускаем стволы башен к земле, обкладывая их соломой, какой-нибудь тканью и поджигаем. Рядом ставим дымовые шашки. Нужна имитация сожжённой техники. Остальные два танка прячутся по флангам, напротив друг друга. В эфире полное радиомолчание. Пехота, залегает позади нас в двухсот метрах. Когда немцы, убедившись, что танки выведены из строя, пройдут мимо, тут же пехота отвлекающим маневром завязывая с ними бой. А мы тем временем из всех стволов ударим им в тыл. Так и перебьём. Засада должна сработать!

— А что, может и сработать! Рискованно только! — согласился усатый командир «тройки», задумчиво поглядывая на меня.

— Тогда по местам хлопцы! — скомандовал я, складывая карту в планшетку.

Мы отравили двух пехотинцев в дозор. Тем самым готовили все необходимое согласно плану. Наш танк был в самом центре, чуть кпереди от остальных. Другие два «подбитых» танка были от нас на расстоянии четырёхсот метров, обложены соломой и открытыми настежь люками.

Просидели в засаде около пяти с лишним часов. Вдруг на горизонте, перепрыгивая холмы и выбоины, бегут наши дозорные.

— Товарищ младший лейтенант! Они идут! Танки около пятидесяти машин и пехоты до батальона! — доложил молоденький парнишка, с чуть заметными рыжими усиками.

— Давайте ребятки, тикайте к остальным и предупредите! Мы начинаем! — ответил я, и погрузившись внутрь танка, задраил люк наглухо.

Они тотчас же ринулись в тыл.

— Гм, я таки не сильно умею сказать, но хочу, товарищ лейтенант! — проглотив слюну, растерянно произнес Столярчук, — ты уверен, что мы справимся? Их вон целая шпана, а нас так ни особо!

— Ни дрейфь сержант, всё продуманно! — медленно, смакуя каждое слово ответил я.

— Ну ты посмотри на этого патриота за мой счёт!

— улыбнулся он, своей ехидной одесской физиономией.

— Спокойно Яша, спокойно! Тут главное не мазать! Ты перезаряди пулемет, а то стрелять придется очень много!

— Та вы за это не пережевывайте! Всё в ажуре! — дернув затвор ДТ, ответил Яков.

Сердце билось так сильно, что вот-вот вырвется из груди. Казалось, что его слышно всем находившимся в танке. Немцы продвигались все ближе и ближе. Уже была слышна их разговорная речь. Далее вражья болтовня смешалась с лязгом гусениц «немецкого зверинца».