Порция красивого яда

— Хейс Бекетт, — предостерегающе говорит мама. — Если ты продаешь этот дом, чтобы оплатить мои расходы, я буду преследовать тебя до конца твоих дней.

Я разражаюсь смехом. — Во-первых, ты и так будешь меня преследовать. Кого ты обманываешь? А во-вторых, я продаю его не для того, чтобы оплачивать что-то из твоих расходов. Мне просто не нужен дом с четырьмя спальнями. Я всего лишь один человек.

Она с надеждой смотрит на меня. — Если только ты не хочешь еще раз попробовать наладить отношения с Лейкин.

Девин издает звук отвращения. — Могу я просто сказать, что мне не нравится, что ты — «Команда Лейкин»?

— Ну, если Хейс тоже хочет быть «Командой Лейкин», то какие еще есть команды?

С мрачным видом она запихивает в рот картошку. — Моя. Команда «Сама заварила кашу, сама ее и расхлебывай».

Ради всего святого.

Сегодняшний вечер обещает быть интересным.

Когда Кэм переехал из дома своих родителей, мы быстро поняли, что нам понадобится новое место для еженедельных костров. Рассматривался мой задний двор, но, поскольку я там не жил и не мог на него смотреть, мы продолжали размышлять. И тут Кэму пришла в голову блестящая идея — построить патио с костровой площадкой прямо у бара.

Потребовалось немало времени, чтобы получить все необходимые разрешения, а также чтобы город разрешил нам разводить костры, но эта идея пришлась по душе всем посетителям. Единственная проблема заключалась в том, что пятничные вечера летом — одни из самых напряженных в баре.

На помощь приходят бармены-путешественники.

Вы удивитесь, если узнаете, как много опытных барменов, которые готовы работать только за чаевые, если у вас достаточно хорошее место. Мне не нужно платить им из своего кармана, и я получаю свободный вечер. По-моему, это беспроигрышный вариант.

— Тебе лучше вести себя хорошо, — говорю я Девин, когда мы выходим из моего грузовика.

Она откидывает волосы на плечо. — Я всегда хорошо себя веду.

Но я не шучу. — Я серьезно. Это в большей степени друзья Лейкин, чем твои, и я не собираюсь терпеть, когда ты устраиваешь сцену. Она не обязана тебе нравиться. Я понимаю, почему ты этого не делаешь. Но ты должна вести себя прилично.

Проходит секунда, но, наконец, ее плечи опускаются. — Я просто не хочу, чтобы она снова причинила тебе боль. Я никогда не видела тебя таким опустошенным.

Вздохнув, я подхожу ближе и обнимаю ее. — Я знаю. И я ценю твою попытку защитить меня. Но это решение я должен принять сам.

— Хорошо, — неохотно соглашается она. — Но если ты вернешь ее обратно, и она снова тебя кинет, я ударю ее по лицу.

Я усмехаюсь. — Если ты хочешь умереть именно так, то это твоя проблема.

Она закатывает глаза, и мы вдвоем сворачиваем за угол. Огонь уже бушует, и в баре больше народу, чем обычно, что свидетельствует о приближении лета. Оуэн и Лукас уже здесь, но ни Мали, ни Лейкин не видно.

— Здорово, что ты наконец-то появился, — поддразнивает Оуэн.

Я отмахиваюсь от него. — Я не собирался приходить, но решил, что не удостоить вас своим присутствием было бы жестоко.

Лукас отдает честь. — Мы ценим твою жертву. А теперь принеси мне пива, бармен.

Мои глаза сужаются, и я сдерживаю смех. — Ты ведь понимаешь, что я все еще могу вышвырнуть тебя отсюда?

Улыбка сразу сходит с его лица, а Оуэн смеется над ним.

Я скучал по этим ребятам. После ухода Лейкин было несколько вещей, с которыми я больше не мог справиться. Одной из них было посещение катка. Каждый уголок этого места напоминал мне о ней, и после того, как я появлялся там день за днем, надеясь, что она войдет в эти двери, и разочаровывался, я понял, что должен держаться от него подальше. Конечно, это означало уход из команды, но это было неизбежно. Когда открылся бар, у меня все равно не было на это времени.

Кэм приносит мне пиво и в шутку протягивает Девин пакет с соком. Правда, это срывается, когда она, ухмыляясь, засовывает в нее соломинку, только для того, чтобы выплеснуть содержимое на него. Он вскрикивает, отпрыгивает назад и сталкивается с посетителем, проливая свое пиво.

— Черт, — ворчит он. — Мне очень жаль, парень. Давай я принесу тебе новое.

К счастью, парень оказывается достаточно понятливым и кивает, следуя за Кэмом обратно в бар и сквозь толпу. Тем временем я смотрю на Девин, не понимая, что происходит.

— Что? — спрашивает она, не обращая внимания. — Это он начал.

Меня окружают дети.

Я как раз выходил, чтобы помочь решить проблему, возникшую у них за барной стойкой, когда глаза Лукаса расширились. Он выглядит так, будто впервые видит цвета, и это может означать только одно.

— Ни хрена себе, — проворчал Оуэн. — Как и все, чем я живу и дышу, Лейкин, мать ее, Бланшар.

Ошибся с фамилией, ублюдок. Это не должно так действовать мне на нервы, но когда я поворачиваю голову и вижу, как Лейкин идет к нам, а рядом с ней Мали, все остальное исчезает из моего сознания.

Она, несомненно, самая красивая женщина здесь.

Мали, должно быть, завила волосы Лейкин и нанесла на нее лишь пылинку макияжа, хотя она никогда в нем не нуждается. Но именно то, во что она одета, заставляет меня думать, что мне действительно следовало бы пропустить этот вечер.

Ее джинсы низко сидят на бедрах, а майка-борцовка, которую я уже видел на Мали, но на Лейкин она смотрится гораздо лучше. А еще у нее на шее висит тонкий золотой чокер, который я бы с удовольствием сменил на свою руку прямо сейчас.

Как, черт возьми, я смогу продержаться следующие несколько часов, если она будет здесь в таком виде?

Я наблюдаю за тем, как она с готовностью идет в объятия Оуэна, ухмыляясь от уха до уха. За все время, что я знаю Оуэна, мне кажется, не было случая, чтобы я ему завидовал.

— Разожми челюсть, — пробормотала Мали, сидя рядом со мной. — Твоя ревность дает о себе знать.

Заставив себя отвести взгляд от Лейкин, я смотрю на Мала. — Знаешь, до того, как она вернулась, ты была гораздо менее злой.

Она ярко улыбается. — Ложь. Я была самым лучшим человеком из всех, кого ты знаешь, с того самого дня, как ты меня встретил.

— О, да. Ты просто прелесть.

Тыльная сторона ее руки летит в меня, когда Оуэн наконец отпускает Лейкин, и она движется, чтобы обнять Лукаса. Но как будто она знает, что я смотрю на нее, она обнимает его значительно быстрее.

Было бы ложью, если бы я сказал, что это не отвратительно — наблюдать, как они все приветствуют ее, как будто они не были абсолютно потрясены, когда она ушла. Но на самом деле это было не так. Таким был только я.

— Когда, черт возьми, ты вернулась? — спросил ее Лукас.

Она оглядывает меня с ног до головы и закусывает губу, и я ненавижу то, как мне хочется превратиться в податливую игрушку в ее руках. — Когда он решил поиграть в машинки с мотоциклом.

Мои глаза сужаются. — Невежливо с твоей стороны оскорблять меня, когда ты обнимаешь всех, кроме меня.

Сделав несколько шагов ближе, она не сводит своих глаз с моих. — Ты тоже хочешь?

Скажи «нет».

Скажи «нет»!

Черт возьми, скажи «нет»!

— Я имею в виду, если ты их раздаешь…

Это все, что ей нужно было услышать, прежде чем она закрыла между нами пространство и обхватила меня руками. И, черт возьми, я в полной заднице. В последний раз, когда я обнимал ее, она была в середине панической атаки, и это было необходимым злом. Но это не то, что сейчас. Все, кто нас знает, с затаенным дыханием следят за тем, как я поддаюсь и прижимаю ее к себе.

А потом началась паника.

Лейкин не придает этому значения, когда я отпускаю ее быстрее, чем когда-либо — даже до того, как мы начали размывать границы, — но выражение ее лица говорит мне, что она заметила. Я не пытаюсь быть мудаком. Правда. Не пытаюсь. Просто, как бы сильно я ни хотел снова погрузиться в эту атмосферу, я не могу.

Слишком много остаточной боли.

— Не-а, — хнычет Лукас. — У него был шанс. Теперь моя очередь.

Во все другие разы, когда мы это делали, все проходило гладко. Не было ни одной проблемы, с которой нам пришлось бы столкнуться. Но, как и во всем остальном в последнее время, Вселенная показала, что она не любит ничего, кроме как мучить меня, и, вероятно, поэтому сегодня у нас возникли почти все возможные проблемы.

Один бочонок был пуст.

В другом бочонке был не тот вкус.

Кассовый аппарат отключился.

И самое любимое — кого-то стошнило в туалете.

— Райли получит прибавку в два доллара, — говорю я Кэму.

Он смотрит на меня и усмехается. — Она все убрала?

— Да.

— Это нормально. Я бы дал ей три.

Я хмыкаю, делая глоток пива. — Я был готов дать пять. Ты видел, что там? Выглядит как ванная в нелегальной подвальной реабилитации.

Кэм ухмыляется. — А ты много где побывал, да?

Вместо ответа я отмахиваюсь от него и выхожу на улицу. Лейкин разговаривает по телефону, стоя ко мне спиной, но именно ее слова привлекают мое внимание.

— Ты лучше всех, — говорит она. — Мне нужно идти, но я напишу тебе. — Небольшая пауза, а затем… — Я тоже тебя люблю. Пока.

Такое ощущение, что из моих легких выбили весь воздух. Я не могу дышать. Даже не могу вспомнить, как.

— Все в порядке? — спрашивает Мали.

Она кивает. — Нолан пересылает мне кое-что из моей одежды. Как бы мне ни нравилось пользоваться твоим гардеробом, мне нужны свои собственные вещи.

— Я понимаю, но, чтобы ты знала, мой шкаф — это твой шкаф.

Лейкин рассмеялась. — Это не по-испански.

Мали отмахивается от нее. — Неважно. Это ты собрала вещи только на пару дней.

— Ладно, во-первых, я торопилась и была не в том состоянии, чтобы собираться. Тебе повезло, что я не забыла взять нижнее белье.

— Нет. Ты застряла в номере мотеля после душа и попросила меня принести тебе белье, помнишь?

— Тише, — пробормотала Лейкин. — Мы договорились больше никогда не упоминать об этом.

— Я солгала, — говорит Мали с самой большой ухмылкой.

Лейкин вздыхает. — Я просто рада, что снова смогу носить свою одежду. Нолан — просто спасение.

— Да, да. Расскажи мне все о том, что кто-то еще украл тебя у меня. Все в порядке. Мне нравится боль.

Моя грудь практически разрывается от боли. То, как Лейкин разговаривала со мной, то, как она смотрела на меня, я подумал, что у нас есть шанс. Но сейчас у меня на уме только одно.

Кто такой этот чертов Нолан?

По мере того как длится вечер, я чувствую, что раздражаюсь все больше и больше. Каждый раз, когда Лейкин достает из кармана телефон, мне ужасно хочется вырвать его из ее рук и посмотреть, что там написано. Не секрет, что я всегда был собственником, когда дело касалось ее, но это уже другой уровень.

Не то чтобы мне никогда не приходила в голову мысль о том, что Лейкин может жить дальше. Возможность того, что она может быть с кем-то другим, мучила меня постоянно. Но видеть, как она улыбается, глядя на свой телефон, — это нечто совсем другое.

Это жжет.