Порция красивого яда

Она открывает глаза и смотрит на меня. — Я бы никогда не стала блевать… — Она икнула, но все равно закончила фразу. —….на тебя.

— Конечно, — шучу я. — Но я думаю, что сейчас тебе больше всего нужно поспать.

— Я не устала, — говорит она мне, но ее веки все равно опускаются.

Я скрещиваю руки на груди. — Или, знаешь, мы могли бы поговорить о том, почему ты напилась в чужом баре.

— Потому что ты, — она пьяно вскидывает руку, слепо указывая на меня, — не разрешаешь мне пить в твоем баре.

— Тебе еще нет двадцати одного. Я могу потерять лицензию на продажу спиртного.

— Или ты просто не хочешь, чтобы я веселилась, — возражает она.

Я должен уйти. Вернуться вниз и дать ей выспаться. Но меня слишком интересует ее пьяный лепет.

— Это неправда, — бормочу я. — Я думал, что нам было очень весело прошлой ночью.

Она вдыхает и на секунду задерживает дыхание, прежде чем выпустить его. — Да. Было весело. Пока ты не оставил меня там.

Ладно, это был не лучший повод для разговора. — Оставил.

— Бросил меня, как я бросила тебя.

Как, черт возьми, мы перешли от чего-то легкого и юморного к этому?

Нет ничего, что я ненавидел бы больше, чем когда она вспоминает о том, как ушла. Каждый раз, когда она говорит об этом, ее голос наполнен сожалением. Оно звучит в каждом слове. И я верю, что она сожалеет об этом. Но это не значит, что я могу верить, что она не сделает этого снова.

Я вздыхаю, сажусь на кровать рядом с ней и провожу рукой по ее волосам, чтобы помочь ей заснуть. Я любуюсь всеми ее чертами и тем, что она выглядит точно так же, как я помню, но в то же время по-другому. Она немного старше. Немного красивее. И гораздо более травмированная.

Мы оба такие.

Ее дыхание начинает выравниваться, и на минуту мне кажется, что она спит, но когда я убираю руку, она тяжело выдыхает.

— Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

Звук ее голоса ударяет меня прямо в грудь. Я знал, что она этого боится, особенно после того, как я сказал ей, что часть меня хочет ее ненавидеть. Но правда в том, что, как бы сильно я ни хотел, я никогда не смогу ее ненавидеть. Для меня это невозможно.

— Я не ненавижу тебя, детка, — шепчу я. — Я просто ненавижу то, что меня было недостаточно.

Но она ничего этого не слышит, потому что крепко спит.

Я осторожно встаю и натягиваю на нее одеяло, прижимаюсь губами к ее лбу и на секунду задерживаюсь там.

Когда я возвращаюсь вниз, то понимаю, что совсем забыл про ее подругу. Она стоит у двери, выглядит неловко и одновременно заинтригованно.

— Черт, — ворчу я. — Тебе, наверное, тоже нужно где-то переночевать, да?

Она кивает, и я жестом приглашаю ее следовать за мной. Я веду ее в комнату для гостей, где я планировал спать сегодня, но все в порядке. Последние несколько ночей я спал на диване, пока Девин была здесь. Еще одна ночь меня не убьет.

Я открываю дверь и включаю свет. — Вот, пожалуйста. Лейкин в комнате прямо у лестницы.

— Спасибо, — говорит она мне, проводя рукой по кровати. — Знаешь, если хочешь, ты можешь присоединиться ко мне здесь.

Ради всего святого. Либо эта девчонка совершенно ничего обо мне не знает, либо она самая худшая подруга на свете. Честно говоря, я бы предпочел не знать.

— Со мной все в порядке, — говорю я ей. — Хорошей ночи.

Она выглядит разочарованной, но мне наплевать. Кто, черт возьми, приходит в дом к парню, которого никогда не видела, говорит с ним не больше двух слов, а потом пытается затащить его в постель? Я имею в виду, что если бы существовал знак, предупреждающий о возможных венерических заболеваниях, то это был бы именно он.

Я закрываю за собой дверь и закатываю глаза.

Отличная у тебя соседка, Лей.

Все, чего я хотел, — это прийти домой и лечь спать. Вот и все. Я просто хотел спокойной ночи, когда я мог бы закрыть глаза и не обращать внимания на все то, что постоянно мучает меня до утра. Но пока я лежу на диване, зная, что Лейкин спит в нашей общей постели, впервые после ее отъезда, мой мозг не отключается достаточно долго, чтобы я мог отвлечься.

Всю ночь я метался туда-сюда между попытками заснуть и отказом от них. Что я действительно хочу сделать, так это подняться наверх и лечь в постель рядом с Лейкин, но я не могу. Я не позволю себе. Это просто жестоко — не говоря уже о том, что я даю ей ложную надежду, а я и так уже достаточно натворил в последнее время.

Поэтому я не делаю этого.

Темнота сменяется светом, солнце встает вдали, и я понимаю, что засыпать уже бессмысленно. Я могу пойти к Кэму, чтобы начать пораньше. Но я не хочу, чтобы Лейкин подумала, что я сбежал, потому что она была здесь.

Я иду на кухню, беру ручку и вырываю листок бумаги из блокнота. Я мог бы воспользоваться ее примером и написать об этом на обратной стороне священного воспоминания, но решаю не делать этого. Удивительно, но маленький листок бумаги прекрасно работает.

Кто бы мог подумать?

Подняв записку наверх, я тихо захожу в комнату и оставляю ее на тумбочке. Она лежит на боку, обняв мою подушку, словно ей нужно что-то для объятий. Я не могу смотреть на нее в этой постели и не думать о всех тех ночах, которые мы проводили в ней — любили друг друга так, как только могли. Когда она засыпала просто потому, что была слишком измотана сексом, чтобы этого не сделать.

Но это та самая кровать, из которой она выскользнула, когда я спал рядом с ней.

Та самая кровать, в которой она оставила меня, выходя за дверь.

С этим воспоминанием в голове я заставляю себя смотреть в сторону и ухожу из комнаты. Так будет лучше для нас обоих. Безопаснее.

Я полностью ожидал, что Кэм будет в спортзале. Обычно он бывает там каждое утро к пяти. Поэтому представьте мое удивление, когда, приехав туда, я понял, что его джипа нет на стоянке. Вместо этого я обнаружил его возле его дома. А когда я открыл дверь своим ключом, он еще крепко спал в своей постели…

И Мали была рядом с ним.

Я закатил глаза. Наблюдать за ними двумя — все равно что наблюдать за каруселью, которая никак не может остановиться. Это происходит не постоянно, но время от времени они все-таки спят вместе. А на следующий день оба ведут себя так, будто ничего не произошло.

Я не могу сказать, сколько раз я заставал их в таком состоянии, и это не становится менее утомительным. У меня от них голова кружится еще больше, чем у Лейкин вчера вечером.

Иду на кухню, открываю шкафчик под раковиной и нахожу именно то, что искала. Я возвращаюсь в спальню Кэма, стараясь не шуметь. Затем я поднимаю рупор и нажимаю на кнопку.

Неприятный звук пронзает воздух, и они оба просыпаются, ругаясь. Кэм, привыкший к моему дерьму, швыряет мне в голову подушку, а Мали стонет и отмахивается от меня. Она встает с кровати, надевает одну из футболок Кэма и пару его боксеров и вырывает у меня из рук рупор. К счастью, я знаю, чего от нее ожидать, и успеваю заслониться, прежде чем она успевает ударить меня по яйцам.

— Опять? — спрашиваю я, когда она возвращается в постель. — Серьезно?

— Уходи! — ворчит Кэм, перекидывая руку через Мали и пытаясь притянуть ее обратно.

— Я бы с радостью, но мы должны найти хакера, помнишь?

Он вжимается лицом в матрас и жалобно стонет. Проходит минута, но он, наконец, скатывается с кровати и идет в ванную, чтобы собраться. Я стою в дверях и просто качаю головой в сторону Мали, чтобы она поняла, что я ее осуждаю.

— Отвали, мистер «Секс в кладовке».

Я не могу удержаться от смеха. — Хорошо сыграно.

Она гордо ухмыляется. — Хейс, ноль. Мали — семьдесят два.

Это не очень похоже на точные цифры, но я не удивлюсь, если так оно и есть.

Кэм возвращается и уже не так похож на зомби, когда подходит к месту, где сидит Мали. Он наклоняется и целует ее в макушку, и я не упускаю из виду, как розовеют от этого ее щеки.

Бросив на нее последний взгляд, я выхожу вслед за Кэмом за дверь. Мы спускаемся по лестнице, и я уже собираюсь открыть рот, когда он останавливает меня.

— Нет, — говорит он. — Я знаю, что ты собираешься сказать, и не хочу слышать ни слова об этом.

Я открываю пассажирскую сторону его джипа и залезаю внутрь. — Все в порядке. Если только ты не будешь спрашивать, почему Лейкин спит в моей постели.

На секунду кажется, что он хочет передумать, но он решает не делать этого. — Договорились. Для этого еще чертовски рано.

Я помню, как был в этой квартире. Я никак не могу забыть, что когда мы вошли внутрь и не успели закрыть дверь, как в ней повернулись по меньшей мере тринадцать разных замков, и мы стали искать выход из этой чертовой квартиры. Поэтому, когда мы стоим здесь и смотрим на частично открытую дверь, я понимаю, что то, что находится внутри, не может быть хорошим.

— Мы войдем? — спрашивает Кэм.

Я пожимаю плечами, не зная, какой еще у нас есть выход. Мы же не собираемся звонить в полицию. И он, должно быть, думает о том же, о чем и я, потому что толкает дверь, открывая ее до конца.

Это полнейший хаос.

Вещи разбросаны повсюду. Мониторы компьютеров сорваны со стола, повсюду валяются осколки керамики от разбитых тарелок. Что бы здесь ни происходило, здесь определенно была борьба. Маленький ботаник не сдался без боя.

Если у нас и были какие-то надежды хотя бы проникнуть в его компьютер, то они угасли, когда мы заметили, что его нет. Все провода остались, но самой системы уже нет. Кто бы здесь ни был, он, должно быть, забрал ее с собой.

— Эйч, — говорит Кэм, постукивая меня по руке.

— Что случилось?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, на что он смотрит, и тут я вижу это. Большие буквы на одной стене, написанные, похоже, кровью.

Надеюсь, вы не против.

Мне нужно было позаимствовать его.

Но не волнуйтесь, скоро вы увидите его снова;)

14

С того дня, как я уехала, было много моментов, наполненных ложной надеждой… Сны, которые казались настолько реальными, что заставляли меня плакать, когда я просыпалась, потому что это было не так. Но просыпаться в доме, который я делила с Хейсом, наверное, хуже всего. На каких-то тридцать секунд я позволила себе поверить, что, возможно, это действительно был всего лишь дурной сон.

Но потом, как всегда, наступила реальность.

Я сажусь, провожу рукой по волосам и вздрагиваю, когда мои пальцы застревают в узлах. Проходит минута, прежде чем я вспоминаю, что произошло прошлой ночью, но как только я это делаю, я сажусь и прокручиваю все в голове.

О. Мой. Бог.

Да что со мной такое? Конечно, это была пьяная ошибка, но ее не следовало совершать. Хейс дал понять, что он не очень-то рад моему возвращению. Он явно с этим борется. И тем не менее, я здесь, проникаю в его пространство, как будто имею на это какое-то право.

Шаги приближаются к двери, и я затаиваю дыхание, ожидая, что сейчас войдет Хейс, но выдыхаю, когда Нолан стучит и заглядывает в дверь.

— Можно войти? — спрашивает она.