Адвокат Беса

Председатель Думы на свой пост был выбран недавно. Его просто не могли не выбрать — он единственный мужественно воздержался, когда парламент в роковом феврале голосовал за «спецоперацию». Потом, правда, воздержавшийся божился, что перепутал кнопки, но если так, то его кривой палец направляла Фортуна.

Первой же инициативой новоизбранного президента Мандельного была поправка к Конституции, преобразовавшая РФ в парламентскую республику — чтобы в России никогда больше не установилась диктатура. Это означало, что председатель Думы превращается из попки-дурака в важнейшую государственную фигуру.

Важнейшая государственная фигура представила оратора высокому собранию, по дурацкой официозной привычке рассказывая мне, кто я такой.

— Уважаемый Борис Григорьевич, вы вошли в русскую литературу на исходе прошлого тысячелетия, продолжая своим творчеством великую гуманистическую традицию всемирной отзывчивости, идущую от Достоевского, Толстого и Чехова, — бубнил председатель по бумажке. — На ваших романах выросло уже несколько поколений россиян, которые учились у вашего героя Виртуоза патриотизму, благородству и бескорыстию…

Я изо всех сил держал лицо. На меня были направлены телекамеры. Нельзя кивать — нескромно, нельзя кривиться — невежливо. Максимум — легкая ироническая улыбка для понимающих, а так — только терпеть, когда эта бодяга закончится.

— Добро пожаловать на родину, дорогой классик, — провозгласил председатель. — Мы ждем от вас мудрого писательского слова. Господа депутаты, встречайте: Борис Тургенчиков!

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Вся центральная часть была занята парламентским большинством — плотной массой «честнороссов». Справа, кучкой, сидели угрюмые коммунисты — боялись, что я потребую вынести Ленина из мавзолея, и готовились дать отпор. Маленькая фракция «единороссов» была с обеих сторон отделена чумными рядами пустых кресел. «Патриоты» отсутствовали — бойкотировали выступление «русофоба», и черт с ними, кому они сейчас интересны?

Коротко оглядев зал, я устремил взор ввысь — жена велела не опускать голову, а то висит зоб. Бороду отрастить, что ли, небольшую, тургеневскую, не в первый раз подумал я.

— Исторические обстоятельства сложились так, что вы, люди очень разные и, что уж скрывать, пришедшие в эти стены вовсе не для защиты демократии, оказались инструментом, который вернул Россию на путь свободы. Вы приняли ряд эпохальных законов, кардинально реформировали конституцию и уже поэтому войдете в историю. Ваша работа скоро закончится, через полгода новые выборы. Но полгода при нынешнем темпе событий — большой срок, и на вас лежит огромная ответственность. Есть времена, пригибающие человека книзу, заставляющие его пресмыкаться. И есть времена, когда человек расправляет плечи и раскрывает крылья. Сейчас именно такое время. Не ползайте, летайте!

Слушали меня так себе. Вероятно, я метал бисер перед свиньями. Все эти функционеры, деляги, проныры добыли себе мандат лизоблюдством, интригами или при помощи взятки. Революционные законы они приняли, потому что такие уж ветры задули в высших сферах. Но я верю в «эффект Пигмалиона». Чем больше уважения выказываешь индивидууму, тем охотнее он демонстрирует, что уважения достоин. Пусть эти мордатые дяди и тети ощутят себя историческими деятелями.

Мою речь проводили аплодисментами, не перешедшими в овацию. Из зала я вышел, недовольный собой. Все-таки исполнил Солженицына, думал я. Обещал учиться, а сам поучал. С другой стороны, чему можно учиться у депутатов Думы? Земноводности — принимать температуру окружающей среды? Флюгерности — поворачиваться в ту сторону, куда дует ветер?

Покрасовался перед камерами, гигант мысли и отец русской демократии? — корил себя я.

В этом самоедском настроении меня и застала правозащитница Вита Солнцева. Подловила у дверей, когда я собирался тихо ретироваться через служебный выход.

— Здравствуйте, Борис, — сказала Вита. — Вы должны уделить мне время.

Мы не виделись десять лет, а она нисколько не изменилась. Всё такая же ясноглазая, суроволобая, решительная.

Наши разговоры с ней всегда начинались одинаково.

Вита звонила или подходила где-нибудь и с места в карьер, без «здрасьте, как дела», заявляла: «Борис, вы должны…». Стать поручителем за очередного узника совести; подписать письмо протеста; выступить на митинге.

И я выступал, поручительствовал. Потому что отказать Вите Солнцевой нельзя. Она — живая совесть нации (так называлась книга про Виту, переведенная на бог знает сколько языков).

Когда я уехал из страны победившего гэбэ, Вита, конечно, осталась сражаться со Злом. И теперь отказать ей в чем бы то ни было для меня стало тем более невозможно.

— Конечно, Вита, конечно, — сразу ответил я. — Давайте поговорим. Очень рад вас видеть. И поздравляю с назначением.

Вита теперь была омбудсвумен по правам человека — очень важная должность в стране, где защита прав человека объявлена главной миссией государства.

— Нет, — сказала Вита. — Разговор будет непростой, а значит небыстрый. Лучше провести его у меня в кабинете. Я специально пришла сюда, чтобы вас не упустить. Идемте. Это десять минут пешком.

Никаких сомнений по поводу того, пойду ли я с ней, Вита не выказала. Я и пошел, куда деваться. С живой совестью препираться не станешь.

— Может быть, по дороге поговорим? — спросил я.

Но у нее зазвонил телефон, а потом еще раз и еще. Вита защищала права человека нон-стоп, даже на людной улице.

— Нет, против домашнего ареста я тоже решительно возражаю, — сказала она в ходе первого разговора. — У нее трое несовершеннолетних детей. Хватит подписки о невыезде… Послушайте, я эту гадину, столько лет отравлявшую мир ложью, ненавижу больше вашего, но мы не имеем права поддаваться мстительному чувству.

Я так и не догадался, о ком речь.

Следующий звонок был понятнее.

— Нет, тотальная люстрация сотрудников управления «Э» исключается, — сказала Вита, послушав собеседника минуту-другую. — Там есть люди, работавшие по настоящим экстремистам и террористам… А вы как думали? С каждым персонально, всякому по делам его.

Третий звонок, уже на Старой площади, Виту очень расстроил.

— Обратились к нам — будем защищать, — вздохнув, сказала она. — У нас самая свободная страна на свете. Организаторы анти-гейпарада тоже имеют право демонстрировать свои убеждения, даже если они нас с вами возмущают… А мы и не должны нравиться прессе, у нас другие задачи!

Офис омбудсвумен находился в бывшем здании президентской канцелярии, очень усохшей из-за девяностопроцентного сокращения штатов. На освободившихся этажах расположилось множество организаций: штаб-квартира Веганской партии, «Евреи за Иисуса», «Кришнаиты за демократию» и бог знает кто еще.

В приемной сидела секретарка, юная девица с дредами и серьгой в носу.

— Меня нет. Ни для кого, — сказала ей Вита и отдала свой телефон.

Очень мне это не понравилось.

Еще тревожней было то, что начала она издалека. Обычно сразу брала быка за рога.

— Борис, вы верите в то, что проповедуете в ваших книгах?

И эта туда же!

— Я не проповедую, я просто пишу.

— Но ваш герой Виртуоз говорит… Минуточку. — Вита взяла со стола карточку: — «Твои принципы ничего не стоят, если ты их только провозглашаешь, а в собственной жизни не используешь». И вот еще, в другом месте: «Защищать нужно не тех, кто тебе нравится, а тех, кто нуждается в защите».

— Это говорит литературный персонаж, — на всякий случай напомнил я.

— Вы с ним не согласны?

— Почему? Согласен.

Она довольно кивнула.

— Отлично. Я знала, что могу на вас рассчитывать.

— В чем?

— Я была в СИЗО у Хомяченко. По его просьбе. Он сказал, что его процесс будет проходить в атмосфере всеобщей враждебности и хейтерства, поэтому обычного адвоката недостаточно. Просит предоставить ему общественного защитника. Писателя Тургенчикова.

— Что?! — обомлел я.

После президентских выборов, когда прежний режим окончательно рассыпался, первым на повестке дня, конечно, встал всегдашний русский вопрос «Кто виноват?». Кто виноват, что страна в изоляции, экономика в разрухе, цены безумны, а самый популярный артикул транспортировки — «груз-200»?

С виновными всё оказалось непросто.

Самый очевидный злодей лежал в госпитальном боксе, подключенный к аппарату поддержки биологической жизнедеятельности. Отдавать под суд овощ — это будет какое-то «Чипполино».

Ближайшие соучастники злодея тоже дематериализовались. Обнаружилось, что все они подготовили для такого случая план аварийной эвакуации и воспользовались им — с разной степенью успешности.

Министр обороны скрылся в тувинской тайге, где у него был заранее выстроен тайный бункер с системой «умный дом». Но медведь-шатун принял подземное убежище за берлогу, вышиб дверь и сожрал отшельника вместе с фуражкой.

Начальник тайной полиции бесследно исчез. Говорили, что он сделал пластическую операцию, пересадку кожи и даже изменил пол. Его искали повсюду и не нашли.

На экс-президента Ведьмедева ни у кого рука не поднялась — в последнее время он писал в своем твиттере вещи, явно несовместимые с психическим здоровьем. Даже у самых подозрительных пропали последние сомнения, когда после инсульта Нацлидера бедолага заявил, что теперь снова его очередь быть президентом.

Председатель Следственного Комитета, которым оппозиционеры пугали своих детей, ушел сначала в запой, а потом в белую горячку. Когда сатрапа приехали арестовывать, он яростно стряхивал с рукава иноагентов, экстремистов и разрушителей семейных ценностей. Спасти больного не удалось. Его предсмертный крик был: «Я вас всех в лесу закопаю и сам проведу следствие!».

Министр иностранных дел обрел политическое убежище на райском острове Тувалу, и истребовать его оттуда было затруднительно, потому что никто в Интерполе толком не знал, где находится это государство. Сгоряча хотели сделать козой отпущения пресс-секретаршу МИДа Захру Мариеву, которая всем ужасно надоела, но вовремя опомнились. Несчастная дура была даже не хвостом дьявола, а волосинкой на хвосте.

Страна остро нуждалась в показательном процессе над главным преступником, а занять вакансию было некем.

Тут-то и вспомнили, что все двадцать лет диктаторского режима около Нацлидера постоянно находился Владислав Сергеевич Хомяченко, занимавший скромную должность вице-секретаря президентской канцелярии, однако курировавший всю внутреннюю политику и разработавший самые гнусные демарши власти. Раньше Хомяченко называли «серым кардиналом», теперь же произвели в «архитекторы рашизма». Рудольф Соловейчик выпустил фильм-расследование «День Хомяка». Там как дважды два доказывалось, что так называемый Нацлидер был всего лишь игрушкой в руках закулисного манипулятора. Свидетелями обвинения на суде должны были выступить министры, которые обещали рассказать, как Хомяченко понуждал их нарушать конституцию, и миллиардеры с сенсационными признаниями о том, как страшный человек заставлял их наполнять так называемый «бассейн», теневой бюджет прогнившего режима.