Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

На свадьбах в Карелии встречаются и другие обычаи. В разных приходах они различны, и по ним нельзя составить единой картины свадебного обряда. Порой трудно даже выяснить, все ли эти свадебные обряды имели широкое распространение в прошлом. Некоторые из сохранившихся обычаев, видимо, являются древнейшими, другие, возможно, зародились в более поздние времена. Было бы хорошо, если бы кому-то выдалась возможность побывать на финских свадьбах, присмотреться к обычаям и сравнить их. Только так можно было бы выяснить, что в них восходит к древности, и тем самым была бы проторена дорога для получения более полных знаний как о самой свадьбе, так и о связанных с ней деталях.

Надеясь, что в дальнейшем исследователи расширят круг наших знаний, я все же считаю своим долгом рассказать о свадебном обряде, вернее, об отдельных его чертах у древних финнов. Женитьба — важнейшее событие в их семейной жизни. Из наиболее бывалых мужчин выбирается сват, которому предстоит, образно говоря, с мечом в руке бороться против множества неприятностей, препятствий, опасностей и всякого рода бед. Он должен суметь отразить и предотвратить все зло, насылаемое на него и его свиту завистниками, колдунами и заклинателями. Но это всего лишь подготовка к главному, потому что в доме родителей невесты перед ним встанут другие, более трудные задачи. Благополучно добравшись сюда, сват пускается восхвалять жениха, иногда это делает и сам жених. Перед женихом ставится много условий и заданий, невообразимо трудных и опасных, которые он должен выполнить. Обычно ему предстоит выдержать три испытания. Зачастую эти задания ничуть не легче тех, что назначал Ахиллес Ясону[25], когда тот добывал золотое руно. Когда наконец жених справляется с третьим, последним заданием, его, бывает, и не засчитывают, хотя и отдают девушку жениху.

Следовало ли в этом случае еще и платить за невесту, иными словами, продавали ли родители свою дочь — по этому вопросу нет единого мнения. Некоторые утверждают, что дело обстояло именно так. Основанием для такого утверждения является якобы старая руна, которая переведена на шведский в труде Рюса «Финляндия и ее обитатели», страница 13. Но прочтя последние строки этой руны, можно с таким же успехом утверждать обратное. Сперва жених рассказывает своей избраннице, что он дал, а вернее, подарил ее родителям и ближайшим родственникам (чтобы склонить их отдать ему невесту), на что невеста отвечает:

За хорошую дал мало,
за красивую немного —
о тебе не помышляю.

Таким образом девушка дает понять, что от нее зависит, примет ли она или отвергнет предложение мужчины.

У меня есть еще одна руна из Хяме, в которой рассказывается, что несколько столетий тому назад бывший владелец имения Лаукко, расположенного в Весилахти, Клаус Курки[26] пришел в дом родителей своей возлюбленной и спросил: «Нет ли девы на продажу?» Это могло бы быть подтверждением вышеприведенного утверждения, если полагаться лишь на данные слова, не учитывая дальнейшего ответа:

Кто ж другой, как не девица,
как не глупая девчонка
согласилась взять подарки.

Этот пример дает понять, что девушке представлялась свобода выбора. Такое же пояснение можно сделать по ряду других рун (напр. Топелиус, II, 8; I, 23). Но никто не станет отрицать, что у финнов, как в старые времена, так и нынче, веское слово родителей может заставить девушку выбрать себе суженого и против ее воли. Даже среди образованных сословий просвещенных народов Европы найдутся тысячи примеров осуществления деспотичной воли отца или матери либо какого-нибудь иного родственника. Случается и там, что девушку продают, пусть, даже не употребляя этого слова, но сам факт остается, каким бы словом это ни прикрывалось. Тем не менее мы знаем, как сам Вяйнямёйнен, будучи всесильным, не захотел навязывать свою волю и стеснять красавицу в ее выборе. Посватавшись к Туулетар (Тууликки), он не обращается к отцу и матери невесты, а сам усердно добивается ее согласия, тем самым давая нам прекрасный пример для подражания.

Так это или иначе, но вернусь к прерванному описанию, от которого уклонился. Получив согласие родителей, а чаще, по-видимому, достаточно было заручиться лишь согласием матери, жених раздает подарки родителям невесты и родственникам, с которыми ему предстоит породниться. Есть основание утверждать, что в этом случае не забывали и невесту, потому что в старинных песнях есть прямые ссылки на это. Следующие за этим обряды малоизвестны. Видимо, невесту обряжали в какой-то особенный наряд. Женщину, одевавшую невесту в этот наряд, называли по-фински «каасо». По-видимому, именно тогда молодые в присутствии свидетелей давали друг другу какие-то обещания. Затем жених сажал свою красотку в сани или на спину лошади, и свадебный поезд направлялся в дом жениха. Там каасо еще не раз давала советы жениху хорошо относиться к добытой им невесте и жить с ней в согласии. В пути их опять подстерегали опасности. Свату трудно было предугадать все козни завистников и недоброжелателей и предотвратить их. Потому-то он и обращался с искренними мольбами к могущественным богам, надеясь с их помощью одолеть все козни. В доме жениха свекор, свекровь и ближайшие родственники уже ждали прибытия свадебного поезда, встречали и поздравляли молодых, особенно невесту. В продолжение всей свадебной церемонии наибольшие почести оказывались жениху и невесте, а также свату и каасо.

По-видимому, между сватом и каасо происходило своеобразное состязание в умении восхвалять своего подопечного. Такие состязания и восхваления имеют место по крайней мере в двух старинных рунах, которые изредка можно еще услышать в Карелии. Поскольку мне неизвестны ранее публиковавшиеся руны, которые бы соответствовали сделанному мною описанию, я счел возможным привести здесь некоторые свои записи. Так, например, сват, собираясь отправиться с женихом в дорогу, читает:

Дева Каве, дух природы, ты, хозяйка золотая, ткань из золота сотки мне, пелену создай из меди, мне под нею спать ночами, днями на себе носить, чтобы парень к нам вернулся, юноша не удалился, молодой не заблудился, чернокудрый не отстал. Дева Каве, дух природы, приходи давать советы и указывать дорогу, как девицу получить, как невесту обручить. Поперек пути колода, надвое ее сломай, оттолкни ее в сторонку, чтоб прошел большой и малый, слабосильный бы пролез, чтоб прошел и дьявол длинный. Ты, мой Укко, бог верховный, старец мой, отец небесный, тын рябиновый воздвигни, возведи забор железный, обнеси стеной народ мой, с двух сторон поставь ограды, змеями их обвяжи, их гадюками обвешай, чтоб наружу головами, чтобы внутрь хвостами были, чтобы пели, словно крачки, чтоб шипели и фырчали, чтоб и спереди, и сзади, по обеим сторонам. Нет ли старого народа, просидевшего весь век свой, чтоб со мной поколдовали, вместе спели заклинанья, чтобы парень к нам вернулся, юноша не удалился, молодой не заблудился, чернокудрый не отстал. Без мечей героев сотня, тысяча мужей с мечами, чтобы зависть одолеть, чтобы повалить препоны. Глаз у зависти ты вырви, оторви ты нос у ведьмы, распори живот у лжи, чтобы Хийси устрашились, чтобы черти испугались, чтоб навек исчезла зависть.

На помощь призываются божества земли. Сам сват забирается в погреб или в какую-нибудь яму и произносит заклятье:

Поднимись, земли хозяйка,
с поля встань, хозяин древний,
приходи на помощь сыну,
в сотоварищи мужчине,
здесь со мной поколдовать,
вместе заклинанье вспомнить,
здесь со мною покачаться,
чтоб и спереди, и сзади,
по обеим сторонам.
Нет, они меня не против
и совсем не против рода,
они против всех препонов,
против всяческих препятствий.
Ты пойди туда со мною
за дугу тянуть совместно,
поворачивать оглобли,
стягивать хомут покрепче.

К духу смерти — калме обращаются следующим образом. Сват должен либо в четверг вечером, либо в воскресенье утром пойти на кладбище и сказать:

Нет ли старого народа,
просидевшего весь век свой,
что давно в земле почиет,
что в песке лежит давно уж.
Встаньте вы, мужи с мечами,
встаньте, всадники былые,
выйдите на помощь сыну,
в сотоварищи мужчине,
здесь со мной поколдовать.

На долю дев водной стихии приходится такая молитва, которую сват должен читать, встав на пригорок:

Поднимись из лога, дева,
вышитый подол, из топей,
дева, встань из родников,
выходи из черной почвы
здесь со мной поколдовать,
чтоб и спереди, и сзади,
по обеим сторонам,
чтобы одолеть препоны,
все преодолеть преграды.
Нет, они меня не против
и совсем не против рода,
они против всех препонов,
против всяческих препятствий.

Чтобы оградить от опасностей лошадь, сват заклинает:

Я возьму у Хийси лошадь,
из горы коня получше,
мерина из самых рыжих,
чтоб с копытами стальными,
с гривой огненной железной.
Сам кузнец наш Илмаринен,
тот кователь вековечный,
лето прибивал подковы,
зиму целую работал,
чтобы сватать я поехал
девушек из замка Хийси,
из Пузырь-горы сестричек,
чьи копыта не скользят
и на скользком гололеде,
даже на каменьях Калмы.
Меч пылающий, меч Укко,
с неба свергся рукояткой,
головой упал из тучи
в руку правую мою.
Лезвие светило солнцем,
рукоять луной светила.
Ими разгоню злодеев,
ими отпугну погибель,
спереди их отгоню,
отгоню злодеев сзади,
от моих боков обоих.

Описав некоторые древние свадебные обряды, я снова возвращаюсь к событиям в Потоскаваара. По окончании празднеств гости разошлись и разъехались по домам. По настоянию хозяина я со своим спутником Каттилусом остался до вечера и провел здесь еще и следующий день. Был канун Иванова дня, празднование которого, как и везде в Финляндии, сопровождается множеством церемоний, хотя эти обряды в каждой местности имеют свои особенности. В Карелии, как и в Саво, принято в такую ночь жечь «kokko»[27], к которому здесь готовятся с вечера.

Очень важным считается, чтобы в костре горели старые бороны-суковатки, развалившиеся лодки и пр. Я заметил, что все это специально привозилось на лошади издалека, хотя дров хватало и поблизости. Все отслужившие свое предметы складывались в кучу, вокруг них ставились длинные сухие жерди, концы которых соединялись так, чтобы образовался громадный конус. «Kokko» разжигали вскоре после захода солнца. И, прежде чем «kokko» (орел) успевал взмыть ввысь на своих полыхающих крыльях, всюду вспыхивали все новые и новые костры, потому что почти у каждого дома был свой «kokko» либо один на несколько близлежащих домов. Внимание мое было настолько поглощено зрелищем взметнувшихся вверх огней, что я почти не видел, что происходило возле нашего «kokko». Казалось, будто звездное небо опустилось к самой земле. Дети и парни плясали вокруг костра, к ним присоединялся и кое-кто из взрослых. Люди постарше пели руны, а некоторые ради забавы стреляли в воздух. Одни, прихватив с собой бутылку вина, угощали собравшихся, другие подправляли огонь в «kokko».

Так прошла большая часть ночи. Возвратившись домой, я ждал продолжения праздника, но поскольку на этом, по всей видимости, он и закончился, то я, уставший от бодрствования в предыдущие ночи, с удовольствием лег в постель и на следующий день проснулся поздно. Вспоминая вчерашний праздничный вечер, я хотел узнать, откуда возник обычай жечь «kokko». Смысл и значение его, видимо, забыты современными финнами, хотя сам обычай сохранился. Полагаясь отчасти на догадки, можно заключить, что главная цель сжигания костров нашими предками — это жертвование божествам, прежде всего тем, что влияли на урожай, обеспечивали уловы, и не в меньшей мере тем, что покровительствовали охоте. В старину, как известно, в костер складывали старые луки и стрелы, а ныне, случается, кладут поломанные ружейные приклады. Все это отдается " kokko», который взлетает ввысь на огненных крыльях и с благодарностью возвращает небесным покровителям полученные когда-то ценности. По представлениям финнов, орел поднимается выше всех птиц. Как поется в песне: «Из птиц ни одна не летит так высоко, как kokko».