Александр Курляндский

8. Двойник из деревни Огрызки

Над лесами и полями, над дачными поселками и шоссейными дорогами летит вертолет. В кабине — двое. Полковник Малышко и летчик, капитан Кузин. Внизу хорошо просматривался нежный весенний пейзаж: темные квадраты полей, робкая зелень, кустики, речушки — все, что дорого сердцу каждого россиянина, его милая родина.

Цель полета — деревенька Огрызки Тверской губернии. Зачем? Почему? Что в этой деревеньке особенного? Ответим по порядку.

Прошло три дня, а Президент не находился. Колобкова увезли в загородную резиденцию, подальше от кремлевского окружения.

Официально глава государства приболел. «Ничего серьезного, простуда. Но он продолжает работать, в курсе всех дел. Иногда, если очень срочно, отвечает на звонки. На днях, как говорят врачи, сможет полностью включиться в работу и переехать в Кремль».

Но по городу поползли слухи. С одной стороны — легкая простуда, а с другой — даже близкому окружению не показывается. Ни премьер-министру, ни жене, ни пресс-секретарю.

Нет, что-то здесь не так.

Блинов надеялся, что Президент найдется. Вот-вот. Под городом, в районе ресторана «Центральный», собаки взяли след. Сейчас важно было успокоить общественность, чтоб не докопались. Показать его, хоть издалека. И тут Колобков высказал мысль… Года два назад, на гастролях, ему рассказали о двойнике Президента и показали его фото в местной газете. Сходство было столь поразительным, что в Твери, куда тот заезжал по хозяйственным надобностям, каждый раз начиналась паника, думали, что сам Президент пожаловал разобраться наконец с городским начальством. И вот туда, в Тверь, в деревеньку Огрызки, был послан Малышко, чтоб привезти двойника хотя бы на день, хоть на час, хоть на двадцать минут.

«Покажем по телевидению, сделаем фотографию, и пусть идет себе с богом».

Вертолет сбросил обороты, грохот стих, земля наклонилась, поехала вбок, под брюхо кабины, а полковнику представилось бескрайнее небо, такое яркое и голубое, что вот-вот появятся ангелы.

— Подъезжаем, — крикнул летчик. — Будешь прыгать, Петрович? — И весело заржал.

— Мы свое отпрыгали, — проворчал Малышко. — Давай на ту полянку. За кустиками.

Сели незаметно. Без ударов и толчков. Словно опустились жопой на стул.

Когда заглушили двигатель и выпрыгнули на землю, первое, что поразило, после тишины и напоенного весенними ароматами воздуха. — необыкновенно ровная зелень травы.

А когда поднялись на пригорочек, Малышко обомлел. Нет, он видал просторы покруче. И в Африке, и в Южной Америке, но то, что увидел он здесь, не поддавалось описанию. Он хорошо помнил эти места, и речушку, и этот пригорочек. Лет пять назад, когда стоял на этом месте и так же смотрел вдаль, внизу расстилались девственные просторы, поля, леса. А теперь… Асфальт, трехэтажные коттеджи. Рядом на площадке сияют иномарки. Где были тростник да кваканье лягушек, голубеет пристань, и белоснежные моторки покачиваются на волнах с легким перезвоном цепей.

— Ай да Егорыч!

Именно к нему, Егорычу, другу и управителю охотничьего хозяйства, он и направлялся сейчас. Именно он, Егорыч, обещал помощь в розысках двойника, когда Малышко, получив задание и не зная с чего начать, позвонил ему из Кремля.

А вот и он сам! Бежит навстречу. Крепкий, румяный. Простецкая внешность, челка на лбу. Обыкновенный мужик, каких у нас на каждом шагу. У каждой пивной. Но ум, быстрота, хитрость!.. А костюм!! Серый, с переливами! А рубашка, а галстук в синий квадратик!

— Малышко! Малышок — друг сердечный!

И слились два друга в объятьях. И крепко, по-мужски, вдавил каждый родного товарища в богатырскую грудь. И чуть прикоснулись щека к щеке, и отодвинулись, и посмотрели друг другу в глаза…

Рассказ Малышки о друге — Егорыче

Познакомились давно, во времена кубинского кризиса. Когда ракеты везли. Он был главным по правому борту, я — по левому. В нем тогда сто было, во мне девяносто пять. Да еще с нами по пятьдесят ребят. Такие же мордовороты. Все в чешских плащах. В Калининграде перед погрузкой выдали. Все тогда было чешское. Пиво, одежда.

Ну, и мы… Америкашки хохочут, нас сверху, с вертолетов, снимают. У одного, до сих пор помню, курточка красная, зуб золотой блестит. Рожи строит, мол, какие же вы чехи?.. Потом, накликали беду, — Прага! Дубчек. Егорыч закладывал тайники с иностранным оружием, я находил. Что-то по времени перепутали, чуть не перестреляли друг друга. Он еще не заложил, а я уже появился… Прага — так, семечки. Красивая, зараза. Шпикачки — кнедлики. Сыр такой, сыр сякой… И что им не нравилось?.. Отвлекся… Потом — в Анголе, на партизанской тропе встретились. Не узнали друг друга. Он — черный, и я не хуже… Жара — ой-е-ей! А мы — в гуталине. Солнце шпарит до волдырей. Они лопаются… И — обхохочешься. Все лицо — в белый горошек. А потом, когда антинародные силы победили… Я — в «девятку», а Егорыч сюда, в охотничье хозяйство. Вроде бы тихая должность, но опасная оказалась. Лихие охотники к нему приезжали. Особенно Хонеккера боялись, царствие ему небесное. Как-то с Гусаком по просеке идут, вдруг — утка… Гусак немного впереди, метрах в семи. И утка из болотца вылетает… Хонеккер — ба-бах! Из двух стволов. Сантиметров двадцать чешский народ тогда от похоронки спасли. Да еще Егорыч. Выпрыгнул из кустов, ружьишко у немецкого командос выбил. А может, зря?.. Может, их «бархатная» революция тогда бы и началась?

Могучий «Додж», на литых рифленых шинах, со всякими полированными «примочками», мчал Малышко и капитана Кузина по просторам акционерного общества «Русь необъятная». Хвост пыли за ними напоминал, что не все еще заасфальтировано, что Русь действительно необъятная и пыли в ней хватит не на одно поколение.

Егорыч рассказывал взахлеб о своей новой деятельности:

— Зачем, понимаешь, зависеть от погоды, от урожая? За границей сельское хозяйство — не чета нашему. А мест таких нет. Вот где деньги зарыты. У них, в Европе, не продохнуть — тесно. А у нас — красота, просторы. Вот и весь севооборот. Понял?.. Поле для гольфа видел? А раньше там картошка росла… А слева — палаточный городок, видишь? Ну, где овес сажали. Это для школьников из Арабских Эмиратов. Летом у них жара, а здесь рай. Пусть за валюту подышат. В речке искупаются. Скоро коттеджи для япошек строить начнем. Они от наших далей с ума сходят. С дозиметрами ходят, ищут подвоха. Ни людей, ни радиации. Понять не могут, только языком цокают. Я раньше косеньких не любил — китайцами всех считал. Но когда «бабки» их увидал, сам бы операцию на глазах сделал. И труженики села довольны. Кто официантом работает, кто горничной… В тепле, в чистоте. Не надо в грязи с рассвета до заката копаться. Из соседних мест к нам просятся. «Прими, Егорыч, в свое акционерное». И приму. Всех приму. «Имени XX съезда» приму. И «Путь Октября». Всех! А в соседней деревеньке Черная Грязь — комплекс для особо богатых открою. Там — клопы, тараканы. Их представитель приезжал, в полном кайфе! Восемнадцатый век — путешествие в прошлое! Где коровник был — ночной клуб. А коров порезали. Молоко, знаешь, у датчан дешевле. Ни посредников, ни налогов. Прямые поставки. Вчера из Смоленской области приезжали. «Переведи, говорят, и нас на валюту». И переведу! Если как следует взяться — всю страну можно перевести. Вот житуха начнется!

«Додж» подкатил к деревенской улочке, дома с обеих сторон были заколочены. Лишь один, на окраине, казался жилым и ухоженным.

— Здесь твой чудик живет, — сказал Егорыч. — Неплохой мужик, но немного того. На сходстве своем… Не буду наговаривать, сам увидишь. Обратно ты как? А может, останешься?.. Здесь такие куколки бродят!

И, наклонившись к уху, зашептал:

— Я дом тут, понимаешь, хочу специальный открыть. Для холостяков… Бизнес — он и в мелочах требует внимания. Так что — приезжай. На открытие, а? Почетным гостем.

«Додж» оставил шлейф пыли и унесся в необъятную даль. Малышко и Кузин направились к калитке.

Встретила их женщина. В меру полная. С хорошими глазами и вполне пристойными формами. «Если б совсем плохо пришлось, — подумал Малышко, — на пару дней затянулось задание, нельзя ее исключать, нельзя».

— Новиков, — протянул руку Малышко. — Из газеты, корреспондент.

— Клава. Клавдия Васильевна.

Поздоровались. Рука была теплая, приятная.

Малышко взглянул в самую глубину зрачков. Клавдия

Васильевна убрала руку.

— Тиша скоро придет. Проходите.

В избе уютно пахло грибами. На печи сидел серый в полоску кот и не мигая изучал полковника. Он явно догадывался, что никакой он не корреспондент, а полковник Малышко.

— Как кошечку звать? — спросил полковник.

— Мурзик, — обрадовалась хозяйка. — Только это кот. И даже не кастрированный. Тиша не позволил.

— И правильно сделал, — сказал Малышко. — В доме должен быть мужчина.

Хозяйка смутилась:

— Их у нас двое.

— Это лучше, чем один, — сказал Кузин. — Когда не только кот.

Хозяйка перевела разговор на другую тему:

— Как сейчас в Москве?

— Весна…

— И у нас весна. Только трудная. Тиша мой раньше зарабатывал. Кому дом поставит. Или крышу… А сейчас целый день бумаги пишет. Куда — молчит.

— Мы эти бумаги в газете напечатаем, — сказал Малышко. — Дадим гонорар. Вот все и наладится.

— Хорошо бы.

В сенях послышался шум.

— Тиша пришел, — сказала хозяйка.

Когда в избу вошел сам Тихон Митрофанович, и Малышко, и Кузина словно подбросило, до того поразительным было сходство.

— Сидите, — величественно кивнул двойник. — Кто такие и зачем пожаловали?

— Полковник Малышко, — сознался Малышко. — Это летчик, капитан Кузин. Скрывали до времени из целей конспирации. А пожаловали за вами. Приказ есть. В Кремль вас доставить.

Двойник улыбнулся:

— В Кремль, говоришь? А зачем? Там и без меня умников хватает. Ваня Рывкин… Чувайсы всякие…

— Без вас нельзя! — преданно сказал Малышко. — Никак. Без вас все валится. Если вас не привезу, меня за одно место подвесят.

— А где ты раньше был, полковник? Со своим этим местом?

— В Афгане был. Затем по борьбе с терроризмом. Потом с Горбачевым, до путча.

— С Гор-ба-че-вым… Ну, рассмешил. Да его не охранять, его сажать надо. Все профукал. Все. Я ему еще тогда, перед ноябрьским пленумом, говорил. А он, со своей шоблой, меня до больницы довел. Ну, ничего. Я тоже его доведу. Нас в партии всему научили…

— Тиша, — сказала жена. — Гости у нас. Я соберу на стол. Пельмени, в морозильнике. Грибочки, клюковка…

— Какой я тебе Тиша?!

Двойник грозно посмотрел на жену, потом перевел неостывший взгляд на Малышко:

— Родной человек, жена… И она в глупости верит… Не Тиша я, пойми! А законно избранный всей страной Президент! Усекла?

— Усекла, Тиша… Ну, а я тогда кто?

— Жена Президента.

— А зовут меня как?

«Президент» задумался:

— Неважно как. Не в имени дело. Я про суть говорю. А Лизка ты или Шурка — какое значение? В корень надо смотреть. И исполнять свой долг. Если каждый человек на эту позицию встанет, все пойдет. Не может не пойти. А если — нет, то чего ждать? Так и будет как теперь. У самозванца ихнего.