Александр Курляндский

10. Ширится волна протеста

В Москве, на Пушкинской площади, теплым субботним днем состоялась демонстрация. Трудно было предположить, что ее участники, настроенные весьма агрессивно, представляют одну из самых мирных категорий общества — наше славное чиновничество. Многие скрывали лица под низко надвинутыми кепками и шляпами, оно и понятно, работало телевидение, щелкали затворами корреспонденты — кому охота показывать лицо в свете новых указов.

Жара стояла невероятная, совсем не апрельская, не только асфальт, тела плавились. Ни облачка, ни тучки. Лишь отдельным счастливчикам повезло, кто попал в тень великого поэта, слева от бронзовой спины. Но таких были единицы. Тень поэта была хоть и длинная, но тощая. Остальные же, и в их числе полковник Малышко, изнемогали от жары. Три банки «Туборга», выпитые за обедом, выходи ли из всех пор малышкинской кожи, щекотали спину, заливали глаза. Полковник ничего не знал о предстоящей демонстрации (это было не по их ведомству) и назначил свидание здесь, у памятника, а теперь ищи ее…

— …выражаю решительный протест непродуманным действиям Президента! — выкрикивала со ступенек толстая бабенка. — У меня сын, маленькая дочь, муж-алкоголик. Да. Беру взятки. Беру и буду брать!

Собравшиеся зааплодировали.

— А что мне? На панель идти?!

«Там тебя только и ждут», — подумал Малышко, вспоминая стайку ухоженных «курочек» у «Националя».

— А я скоро выйду на пенсию, — говорил оратор в шляпе с подшитой вуалью. — Я садовнику плачу в месяц больше, чем получаю за год. И за это меня будут сажать?

Малышко, как ледокол, раздвигал толпу. Всматривался в каждое симпатичное женское лицо. Лица не догадывались о причинах его внимания и старались побыстрее спрятаться.

Микрофон взял крепко сбитый мужчина в маске сварщика. Узнать его было невозможно, но голос…

— … Вы с другого конца на проблему взгляните. Станет ясно, кому нужны такие указы. Взятка — не только взятка. И не столько. Это самый быстрый способ решить дело. Без нее все развалится, замрет. Заводы, транспорт, такси. Где достать бензин, зерно? Кто просто так даст?! Этого они добиваются? Долой антинародный указ! Долой антинародную масонскую политику вождей!

Толпа с энтузиазмом подхватила:

— До-лой! До-лой!!

Кто-то запел:

— Весь ми-ииир… на-силь-я мы-ыыы…

Малышко кожей чувствовал, что становится опасно.

Он выбрался у «Известий» и лишний раз убедился в чувствительности своей кожи. Милиционеры, стоявшие группками, то тут, то там, у подземного перехода, у «Макдоналдса»,

у входа в метро, пришли в движение, взяли «наизготов» палки. Откуда ни возьмись, подкатили зеленые автобусы. Из них выпрыгивали ребята в форме курсантов. Начиналось действо, согласно одному из новых указов Президента.

И тут он увидел Сьюз. В легкой цветастой кофточке, короткой мини. Стройную, обворожительную, с веселыми глазками.

— Хай! — сказала она. — Я первая тебя увидела. Ты устроил все это? Чтоб я тебя не нашла?

Полковник, может быть, впервые, по-настоящему, вдруг захотел забыть свой план, согласно которому надо выяснить, кто такая Сьюз, на кого она работает, что ей удалось выведать и с какой целью она пытается соблазнить охранника Президента.

— Куда мы пошли? Дом кино? Там пресс-конференция. Это моя работа. О’кей?

— О’кей!

Малышко любил Дом кино. Особенно его ресторан. Недорогой, по сегодняшним временам, демократичный. Там можно было оказаться за одним столиком и с режиссером, и с фотомоделью, и с торговцем оружием. Или со всеми вместе.

— Как добрался? Жена ругалась?

— Била сковородкой!

— О?!

— Пощупай — шишка.

— Что есть «шишка»?

Малышко приложил ее руку к своему многострадальному черепу, где был костяной нарост после удара гранатой. Во время штурма дворца Амина. К счастью, граната не взорвалась. А бросил ее капитан Зубов ночью. В аминовский «Мерседес». Не зная, что там, в засаде, Малышко.

Сьюз оценила шутку:

— У тебя сильная жена. Не болит?

— Сейчас лучше. Ты еще и врач? А еще кто? — с намеком спросил Малышко.

— Еще?

Сьюз выпучила глазки, будто не понимая подтекст:

— Еще — спортсмен. Теннис, виндсерфинг. Люблю путешествовать.

— И все?

Она засмеялась:

— Много будешь знать, скоро состаришься. Так у вас говорят? А я не хочу. Я хочу, чтоб ты был молод. Как теперь.

И опять Малышке захотелось про все забыть, не строить интриги этой прелестной шпионочке, остановить первую попавшуюся машину, бросить ее на заднее сиденье и мчаться, мчаться, куда — неважно, пока не кончится бензин или деньги. «Выйду на пенсию, только так жить и буду. Пошла она, эта работа!»

У Дома кино бурлило и переливалось людское море. Волны его пытались смять дежурных, как в дни самых громких премьер.

В главном, большом зале шла пресс-конференция. Председательствующий отвечал на вопросы собравшихся.

— Правда, что будет проведена тарификация?

— Правда. Президент предлагает всех работников кино разбить на три категории. Первая — хорошие. Вторая — не очень хорошие. Остальные — третья.

— Не понял. Если я не очень хороший режиссер. Ну, будем говорить прямо — плохой. Что ж, я и фильмы не могу снимать?

— Можете. Каждый режиссер может снять фильм. Мы дадим деньги. Но если фильм не окупится, мы с вас вычтем.

— То есть как?

— Ну, опишем ваше имущество, мебель.

— А если не хватит?

— Если не хватит, будете отрабатывать. Вы и члены вашей семьи. Ваши друзья, наконец.

Зал недовольно загудел. Такая перспектива не всем нравилась.

— А на что жить?

— Мы откроем сеть благотворительных учреждений. Дома питания, прачечные, баню.

— Это унизительно! — заорал со своего места известный всей стране гений. — При коммунистах не давали снимать, и сейчас не лучше! Только жулики снимают на бандитские деньги.

— Вы хороший режиссер? — коварно спросил председатель, хотя и знал про гения все.

— Очень хороший. Слишком, для этой страны.

— Тогда — уезжайте. А если хотите здесь снимать — можете не снимать, а просто получить определенный процент стоимости неснятого фильма. Для всех это будет выгодней!

Зал опять загудел. Гений вскочил с места и стремительно сбежал по лестнице. Все знали — он бежит в бар. Там он закончит вечер, напившись до бесчувствия, проклиная прежних и новых хозяев.

Объявили перерыв. Малышко и Сьюз вышли из зала и направились к бару. К Сьюз сразу же подошли несколько кинематографистов.

— Как тебе все? А? Сьюз?!

— У вас очень неожиданная страна.

Сьюз была в центре внимания, как рыба в воде. Она кокетничала, смеялась. Малышке стало обидно, что о нем забыли. Он подошел и тихонечко шепнул ей на ушко:

— Если ты не прекратишь, я громко объявлю, что у тебя под правым соском — родинка.

Кинематографисты замерли, никто не мог понять, что общего у этого животастого и не первой свежести мужчины с изящной остроумной журналисткой.

— О! — засмеялась Сьюз. — Позвольте представить. Мой друг…

— Новиков, — сказал Малышко. — Из Звездного городка.

Все облегченно зашумели:

— А у вас как? Тоже новости?

— Скоро запускаем, — сказал Малышко. — На Марс летим.

— Да?!

— Да. Двое. Мужчина и женщина. Надо проверить. Как там, в невесомости. Без земли под ногами.

Все заржали. Юмор Малышки был понятен кинематографистам.

— И вы летите?

— Лечу, и не один.

И Малышко многозначительно посмотрел на Сьюз:

— Извините. Нам пора. Тренировки.

Он взял Сьюз под руку и, чувствуя завистливые взгляды киношников, повел к выходу.

Новенькая «девятка» с молчаливым, коротко подстриженным «качком» и гремящей на всю улицу музыкой быстро, за какие-то пятьдесят тысяч, домчала их к родному дому, на Фрунзенскую.

— Ко мне нельзя, — сказал Малышко. — Жена.

— Тогда ко мне?

Они вошли в подъезд.

— У нас жил бомж, — сказала Сьюз. — Милый такой. Там была его кровать. Умер. Я так плакала.

Вошли в лифт.

— Я снимаю квартиру. Три комнаты. Здесь жил профессор, жена и дочь. Три человека. Мне сдали, сами сняли однокомнатную. Представляешь?

Квартирка была ухоженная. Полы сияли лаком. Много книг. Мебель роскошная, почти антикварная. Все со следами богатства коммунистической эпохи.

— Где тебя принимать? Иди сюда, садись в кресло. Немного жди.

Сьюз включила музыку, стала порхать туда-сюда, каждое ее порхание приносило на столик очередную вкуснятину: маслины, сыры, огурчики-помидорчики…

— Что будешь пить? У меня есть практически все. Джин, скотч?

— Если все, тогда — водка.

Как и Геннадий Колобков с третьего этажа, Малышко любил сразу пропустить стаканчик.

Выпили. Малышко — водку, Сьюз — красное, испанское. Закусили. Сьюз — сыром, Малышко — огурчиком.

— Извини. Я там заснула. Не обиделся? Мужчины обидчивые. Хуже женщин.

Малышко подумал, что именно сейчас, когда возник контакт, пора приступать к операции. Сьюз словно прочитала его мысли.

— Есть вопросы? Хочешь, я сама объясню?

Она вспорхнула, нажала кнопку на магнитофоне, выбросила одну кассету, вставила другую. Сквозь треск и шорохи Малышко услышал свой голос и еще чей-то. Ба! Голос портьерши.

Сьюз аппетитно расхохоталась:

— Это когда я спала. Ты не терял времени. Да?

Она перемотала пленку, снова щелкнула кнопкой.

Теперь Малышко слышал свой разговор с Блиновым.

— Хватит?.. Извини за качество. Очень сложно было. Хочешь знать как? Маленький передатчик. Такой маленький, маленький. Меньше горошины. Такой совсем крошка. Ты его проглотил, а-ам! Вместе с мороженым. Он там, внутри…

Сьюз похлопала Малышко по животу.

— Не бойся. Его там нет. Он… Как сказать по-русски? Ушел… Погиб. Понимаешь? Я не знаю, что было дальше… Скажи. Моя работа такая. За это я получаю деньги. Поделимся. А? Бизнес. Ты и я. Нет? Тогда эту кассету подарю Блинову. Ну?

Малышко подумал, что бессмысленно отнимать пленку. У нее есть копия. Внизу, у противоположного крыла дома, стояла его серая «Волга». Влить ей в ротик пару бокалов водочки и увезти, а там разберемся.

— Стоп! — сказала Сьюз.

И Малышко разглядел в ее ручке маленький пистолетик. Она целила им прямо в лоб.

— Пожалуйста. Я не хочу стрелять. Ты мне нравишься. Правда. Где Президент? Арестован? Убит? Скажи, и все будет дальше. Все! Я очень хочу. Клянусь.

«Дурочка ты моя, — ласково подумал Малышко. — Ты моргнуть не успеешь, как пистолетик отлетит в угол, и ты будешь лежать на полу, а я, сидя на твоей аппетитной попочке, заломив твои ручонки назад…»

И все произошло. Почти так, как представлял Малышко. Но не совсем.

Девяносто пять килограммов его тела взлетели, как пушинка. Правая рука взмахнула, чтоб выбить оружие, левая вытянулась вперед… Но Сьюз словно растворилась в воздухе, и «малышкинское» тело грохнулось об пол, Сьюз резко крутанула руку. И вот она на нем и снова целится пистолетиком.

— Спокойно, любимый.

С этой точки, снизу, она была особенно хороша. Просто прелесть. Румяная, азартная. Кофточка порвалась, и две задорные грудки вырвались на свободу.