Александр Курляндский

13. Новая древняя профессия

Сьюз привыкла все раскладывать по полочкам. С детства у нее находилось все на определенном месте: книги, велосипед, друзья. Она просто брала их, а потом ставила на место. Что же случилось теперь? Почему вместо работы она думает совсем о другом? Она ли это? Та самая Сьюз? Что происходит?

После приема в посольстве она решила немного пройтись. В голубой гостиной разговаривали мало, больше пили. Из приглашенных пришли только самые закаленные диссиденты. Все напоминало «пир во время чумы». Никто не понимал, что делать. Собирать вещички или радоваться переменам?

Сьюз бросила машину на Патриарших, со стороны «булгаковских» переулков. Вечер был душный, не весенний. Листочки в городе еще не распустились, и каждый порыв ветра поднимал столбы пыли, приходилось отворачиваться, прятать нос в шарфик, и некому было защитить ее, ни деревьям, ни листьям, ни полковнику Малышко. Ч-черт!!!

Сьюз хотела заглянуть в «Маргариту», деревянную забегаловку на углу Патриарших, отойти душой среди музыкантов и шлюх.

Но она оказалась закрытой, «по техническим причинам», — как извещало объявление.

Так ничего и не решив, не расставив все по местам, она брела переулками, пока не вышла на Тверскую, напротив гостиницы «Минск», но какую-то иную Тверскую. Сьюз присмотрелась и поняла, в чем дело. Вывески на иностранных языках не горели, всегда праздничная толпа пешеходов выглядела и поредевшей, и потускневшей. Сьюз вытащила из кармана сигареты. А зажигалка?.. Бог ты мой! Она оставила сумочку в машине. Там — документы, деньги!

У киоска с напитками стояло несколько девиц характерной внешности: в черных мини-юбках, джинсах, свитерах, хорошо подчеркивающих их прелести. Чуть поодаль, за пластмассовым столиком, потягивали пивко и посматривали на своих подшефных сутенеры, больше похожие на обыкновенных деревенских парней, да и сами девицы выглядели не шибко аппетитными, не самыми «центральными», будь Сьюз мужчиной, она бы их заставила платить.

Самая бойкая, душа компании, спелая во всех местах, между приступами хохота курила. Сьюз подошла к ней и знаками попросила огонька, ей не хотелось говорить, а так — иностранка, сойдет.

Девица дружелюбно ткнула сигареткой:

— На! А у вас почем? Если в подъезде?

Подружки скорчились от хохота.

И тут что-то произошло. Со стороны сутенеров закричали:

— Автобус!! Беги!

В вихре пыли возник автобус. Из переулка выскочил милицейский «газик».

Рослые парни в черной форме спецназа окружили девчонок. Визг, крики, мат… Под локотки, под ягодицы, под что попадется подхватывали девушек и забрасывали в автобус. Мускулистый детина обхватил Сьюз, поднял на руки. Сквозь вязанку на его лице оглушил запах лука и колбасы.

— Прочь! Я — журналистка!

— Вот и опишешь все! Мать твою.

Автобус был набит девчонками. Их «кустик» оборвали не первым. Курили, матюгались, но весело, без страха, «просто времени жаль, отпустят, куда они денутся, хотя могут и в лес завезти. Менты, чего от них ждать?»

Но вопреки ожиданиям, никуда не завезли, всего через несколько минут автобус остановился. Bat «Газетный переулок». Центральное управление. Какой почет. «Может, наградить хочут?»

Сьюз подбежала к милицейскому капитану: «Я — американский журналист, документы в машине…» Но тот только усмехнулся: «Иди, иди, татарка, американка. У нас все равны».

Под присмотром милиции всех подняли в актовый зал. На сцене уже ожидал публику полный, в распахнутом кителе полковник. Он не спешил, вытирал лицо и шею платком. И так жарко, а тут еще — одеколон, духи, косметика. Девицы притворно ахали:

— Ка-кой мужчина… И в чине…

— Телефончик дашь? Я — тоже…

— Хороший мой, толстенький…

Полковник не обижался, он выжидал, пока все рассядутся, наконец по-доброму, почти по-отечески улыбнувшись, начал свою речугу:

— Вечер добрый, красавицы. Извините, коли что не так. Может, грубо. Может, тронули за что трогать девушек не следует. Извинения прошу. Но ребят надо понять. Вы такие красивые, аппетитные. Даже я тоже, в какой-то степени, мужик. Иногда идешь по улице, смотришь. А вы стоите. И на виду все прелести ваши. И думаешь, а может, подойти? А потом вспомнишь, что в кармане. Зарплата у нас маленькая, не то что у вас. И домой, в семью. А жена еще спрашивает, что такой печальный? И не скажешь. Так вот, красавицы. К чему я все. Раньше мы входили в положение. Не очень вас наказывали. Сквозь пальцы смотрели, всем жить надо. Но время изменилось. Сами знаете. Новые указы, распоряжения. И нам приказ сверху вышел. По-новому решили к вашей проблеме отнестись. С нас сейчас другой спрос. Какой? Вам сейчас расскажет все и объяснит генерал Тренев.

Появился сухощавый строгий генерал. Черные как смоль волосы, набриолиненные, с пробором. Девчушкам он, в отличие от полковника, сразу не понравился.

— Здравствуйте. В соответствии с новыми указами Президента по борьбе с преступностью и другими уродливыми явлениями нашим ведомством разработана программа по искоренению явления, которое вы представляете.

Девчонки шумно отреагировали, кто свистом, кто аплодисментами.

— Вы слушайте, слушайте, — остановил их полковник, выступавший ранее, сейчас он сидел за столиком, сбоку сцены и подчеркнуто внимательно подыгрывал начальству.

— Так вот, — продолжил генерал. — Первой нашей мыслью было принятие самых жестких мер, вплоть до отрезания волос и выселения из Москвы. Но потом, поразмыслив, мы поняли: это дело прошлое. Так и раньше боролись. Еще с вашими мамашами.

— И с бабулями, — донеслось из зала.

— Вот-вот. А результат — ноль.

— Без палочки!

В зале подхватили шутку:

— С палочкой!

— Прекратить! — это рявкнул полковник. Совсем не по-отечески. Зал затих, испугался.

— Ничего, ничего, — сказал генерал. — Пусть шутят, я люблю юмор. Не надо осаживать, Евгений Никонович. — Значит, на чем мы… Да… И мы приняли решение бороться, чтоб всем была польза. И вам, и всему обществу. Так использовать…

— Рельсы класть, что ли?

— Нет, уважаемые. Не рельсы. А по прямому назначению.

— Как, как?

— Сексологи нам подсказали. Представьте себе далекий гарнизон. Красивые молодые ребята служат. А девушек нет. Что им делать?

— Онанизмом заниматься!

— Вот-вот… А лучше, если вы к ним приедете. И служба у них иначе пойдет, и замуж кое-кто выйдет.

— Вот еще. Ехать в глушь.

— Тогда другой пример. Городской. Мужчина в возрасте. Разведен или вдовец. Важный для общества член…

Зал опять чуть не лопнул от смеха.

— В смысле, член общества. Ученый, писатель. Лауреат призов. И нам не безразлично его настроение. Его вклад в общее дело. А он, возможно, стесняется. Или деньжат нет.

— Что? Стариков обслуживать? Бесплатно?!

Генерал рассердился, что его не поняли:

— Нет у него денег, нет. Что делать?

— Пусть дрочит!

— Нет, милые, — ехидно сказал генерал. — Дрочить он и без вас может. И я не то чтоб вашего согласия спрашиваю. Нет. Я вам новое положение разъясняю. Согласно которому вы… То есть каждая из вас с этого для считается призванной на трудовой фронт. Хотите, как та беленькая сказала, рельсы кладите. Не хотите — по основной профессии. Подробности вам Евгений Никонович объяснит. Срок вашего призыва — один год. А там — посмотрим. Кому понравится — в вольнонаемные. Нет — идите на все четыре стороны. Если снова не попадетесь.

Под топот и свист генерал ушел с трибуны.

На авансцену снова вышел полковник:

— Девчата. Напрасно вы так. Он мужик правильный. Мы все как лучше хотим. Так уж получилось. Сейчас спуститесь на этаж, там столики, ну, как на выборах. Если есть пожелания, записывайтесь. В армию или там во флот. К полярникам или к геологам. Ну, а кто в городе хочет остаться, значит, как сказал генерал. Ученые в годах, деятели культуры. Если кто есть на примете, не стесняйтесь.

Когда зад опустел. Сьюз поднялась к полковнику на сцену.

— Тебе чего, милая? — спросил полковник, измученный, жалкий.

— Есть у меня на примете один человек. Запишите. Пожилой.

— Кто? Как фамилия, адрес?

— Малышко. Алексей Петрович. Вот его телефон…

Полковник записал номер. Отошел с ним в кабинет.

Через несколько минут вышел:

— Нет его, милая. Уехал. Иди, записывайся.