Александр Курляндский

17. Усы усам рознь

Из Тель-Авива Николай улетел только на шестые сутки. Мишка бросил все и примчался из Женевы. Пять дней они пили, ходили по кабакам. Кроме пятницы, в шабат. В шабат пили дома. На шестой день Николай сбежал. Собрал ранним утром вещички, спустился со второго этажа Мишкиной виллы. Мимо пальм, бассейна с голубой водой, прошел к воротам, охранник открыл: «Шолом!» — «Шолом, шо-лом!» — и быстренько в аэропорт.

Через несколько часов Николай увидел под крылом родные перелески, речушку с баржой, замелькали крыши домов — легкий толчок и — здравствуй, родина!

В зале аэровокзала Николая поразили толпы народа. Дамы в норке, мужики в коже, французские духи, американские сигареты. Еле-еле протиснулся наружу.

— Что происходит? — спросил он водителя «мерса», который согласился его подвезти.

— Отваливает народ. Пачками. Ты что прикатил?

— Так, — неопределенно сказал Николай. — Родина.

— Родина, Родина… — пропел водитель. — Моя уродина.

Он кивнул на вереницу машин вдоль развилок аэропорта:

— Садись в любую и езжай.

— Как?

— Ничьи, брошены. Эту тачку я за триста баксов купил. Недорого?.. И пусть отваливают. Знаешь, сколько улететь стоит? Пять тысяч баксов. Остальные на полу кучкуются. Летчики и в кабину берут, и в туалет. Во как!

Встречная полоса была забита машинами. «Мерседесы», «Вольвы». Реже — «Волги», «девятки».

Водитель кивнул в их сторону:

— Насосались, клопы! Я бы их не выпускал. Пока все не отрыгнут.

Раздался треск, грохот. Впереди, на их сторону, выбросило машину. Она перевернулась пару раз и скатилась в кювет. Могучий «Лендровер», поддевший ее, как бык рогами, лишь вильнул в сторону. Все произошло быстро, как в кино. Как часто делал этот трюк сам Николай.

— О дают! — восхитился водитель. Они проскочили мимо искореженной машины, она задымила. Из нее выбирались мужчина и женщина.

— А мне их не жаль, — сказал водитель. — Пусть огнем горят!

Сзади громыхнуло. Николай обернулся. Машина превратилась в факел. В поле убегали двое.

Встречная полоса мигала фарами, гудела, как Садовое кольцо в часы пик. И вдруг впереди кто-то не выдержал и переехал на их сторону, за ним еще несколько машин. Мгновение — и вся полоса забита машинами.

Водитель еле успел раскрутиться:

— Сволочи! Стрелять их мало!

Он рванул обратно к аэропорту:

— Махнем через «Шереметьево-1».

Снова они прошелестели мимо подбитой машины. Та превращалась в обгоревший скелет. Дохнуло огнем. Двое стояли в поле, не в силах приблизиться.

После аэропорта стало полегче. Редкие автобусы, самосвалы. Кустики и деревья за несколько дней покрылись легким желто-зеленым туманом. Напротив аэропорта «Шереметьево-1» — негусто. И публика попроще: внутренние линии. Кто-то голосовал, но они не останавливались. Впереди по движению, метрах в ста, стоял животастый мужчина. В летной куртке, на голове — бинты. Без всякой надежды он чуть поднял руку.

— Давай подвезем? — сжалился Николай.

Они притормозили.

— Подкиньте, мужики!

— Где тебя так? — спросил Николай, когда они вновь набрали скорость.

— В океане-море, — усмехнулся животастый.

Он не был склонен к подробностям.

— Меня тоже однажды, — сказал Николай. — Мы фильм про подводников снимали. Ну, там авария, взрыв… Меня вверх как пробку кидает. Все, хана! И вдруг вертолет…

Животастый обернулся к Николаю и пристально уставился тигриными глазами…

— И канат кидают, — сказал Николай.

— И флягу спирта дают? — спросил животастый.

— Теплую.

Животастый обнял Николая:

— Братишка! Ну прямо как в жизни!

Они с ветерком летели к Москве.

— Как идет! — восхитился водитель. — Сто сорок, а не чувствуешь.

Впереди просматривался пункт ГАИ. Сбросили скорость. И с той, и с другой стороны стояли «броники». Проезжая часть сужена каменными блоками. Гаишник, перепоясанный белыми ремнями, в бронежилете, сделал отмашку. «Мерс» притормозил и съехал на обочину. Водитель вздохнул и полез в карман:

— Всем жить надо.

Он выскочил из машины и засеменил к гаишнику. Они поговорили и направились к машине. Гаишник открыл дверь:

— Кто такие?

Животастый достал из кармана лист бумаги, протянул.

— Понятно, полковник. А это? Кто с вами? Кавказской национальности?

— Ты чего? — возмутился Николай. — Русский я. Не видишь?

— А усы?

— Такие усы еще наш царь-батюшка носил.

Гаишник стянул с руки перчатку, зажал ее под локтем, раскрыл паспорт:

— Русский говоришь, а здесь не написано. Сейчас все русскими быть хотят.

— Послушай, браток, — сказал Николай. — Ты видишь, паспорт заграничный. Здесь не пишется нация. Ты на фамилию глянь. Бодунов я, Николай. Ну?

— А может, ты паспорт купил? Почем я знаю? Вылезай из машины.

— Погоди, командир, — заступился водитель.

Он наклонился к Николаю и зашептал:

— Гони баксы. Не понял? Замотает тебя.

— За что? Я — русский! — обиделся Николай. — За что гнать? Ну за что? За что баксы?

Гаишник выдернул Николая из машины и потянул к «бронику». Оттуда вылезал другой парень, здоровее первого. Вдвоем они заломили Николаю руки, приперли к «бронику», затем первый стал обшаривать карманы. Николай отбрыкивался ногами. Гаишник размахнулся и влепил ему по челюсти.

— Давай задним ходом, — сказал животастый. — И будь наготове!

Он вылез из машины:

— Постойте, ребятки. Осадите маленько.

Но те вошли в раж и с матюгами били Николая.

— Не встревай, полковник!

Николай уворачивался, но ему приходилось туго. Били его и по почкам, и по зубам.

— Ребятки, не надо, — сказал Малышко. — Мирное же время.

Тогда тот, кто остановил машину, отпустил Николая, взял дубинку наперевес и шагнул к Малышке. Размахнулся, но…

От сильного удара ногой в пах взвыл и покатился на землю, второй «гаишник» отпустил Николая и передернул затвор автомата. Но Николай одним ударом выбил его из рук, а вторым сбил с ног — тот отъехал по мокрой земле, как в кино…

— Прыгай в машину! — крикнул Малышко.

Мотор взревел, грязь из-под колес. Саданула автоматная очередь. В заднее стекло они увидели, как омоновцы бегут к синей милицейской машине, как из «броника» напротив выпрыгивают другие, разворачивается еще одна машина…

«Господи, — подумал Малышко. — За что? Только решил жить по-человечески…»

— Молодцы, ребята, — сказал он вслух. — Теперь слушай мою команду! Если жить хотите.