Отпуск на даче

Мы применили ту же тактику, осторожно пробравшись к крыльцу и заботясь о том, чтобы Михал Михалыч не заметил нас, выглянув в окно. Тихо-тихо мы стали подниматься по лестнице, слыша крадущиеся шаги идущего перед нами человека. Вот он уже на площадке второго этажа, постоял, должно быть, прислушиваясь, стал подниматься выше. Мы тоже не торопились, чтобы не спугнуть злоумышленника и дать ему возможность доказать свои преступные планы. Лишь когда он завозился с ключами или отмычками у двери на чердак, мы поднялись к нему.

«Что же мы делаем? — пронеслось у меня в голове. — Как нам с ним справиться? Он же сильнее нас обеих».

Но я не успела остановить Аню.

— Что это вы задумали, Михал Михалыч? — спросила она.

Садовник вздрогнул, отскочил от двери, оступился и чуть не покатился с лестницы, но вовремя ухватился за перила.

— Эх вы! — неожиданно заявил он. — Выследили старика, напугали…

— Крадётесь, как тать в нощи, — сказала я, решив предоставить событиям развиваться дальше, раз ничего сделать уже не могла.

Это невинное выражение почему-то его задело.

— Тать! Да как у вас язык повернулся такое сказать? — горько заговорил он. — Да знаете ли вы, что такое тать? Это по-нашему, по-современному, означает враг. А какой же я враг, если я, совсем напротив, можно сказать, друг?

Вид у него стал обиженным и жалобным, как у старого жестокого преступника из одного советского детектива. Я так и ждала, что сейчас он сбросит маску, злобно усмехнётся и станет цедить сквозь зубы по-блатному. «По фене ботаешь?» — вспомнилось мне. Я долго не могла понять, кто такая феня и что должна делать, пока мне не разъяснили, что это всего лишь означает: «По блатному говоришь?»

— А что здесь этот друг тайком делает? — спросила я, держась настороже.

Теперь мне пришла на память Агата Кристи. В её книгах всегда преступником оказывается неожиданная личность, как-то связанная с убитым. Вдруг и с Михал Михалычем так выйдет? Выяснится, что он или незаконный дедушка Сергея, охраняющий его, или, наоборот, неизвестный наследник, убивший его и пытающийся свести с ума Марину, чтобы потом спокойно и по закону получить всё имущество семейной пары.

— Вы не в первый раз пытаетесь сюда пробраться, — добавила я. — Вы и Юлю посылали что-то разведать.

Старик потряс головой.

— Юля здесь совершенно ни при чём, — сказал он. — Не впутывайте девочку в эту историю. Я не понимаю, откуда вы обо всём узнали… — Он задумался. — Про то, что я пытался пройти наверх, вы могли догадаться, когда увидели меня тогда… Но про Юлю?..

Он недоумённо размышлял, но потом его лицо приняло решительное и вместе с тем виноватое выражение.

— Хорошо, я расскажу вам, что мне надо на чердаке. Мне нужно окно.

Аня хрюкнула.

— А может, вам ещё хотелось вымыть там пол? — спросила я, потому что ни с того ни с сего мне на память пришёл фильм «Осенний марафон», где главный герой задал подобный вопрос, правда, при других обстоятельствах.

Михал Михалыч дикими глазами посмотрел на меня. По-моему, он по настоящему перепугался.

— Извините, — сказала я. — Это просто цитата из фильма. Неудачная цитата.

Он перевёл дух, трясущимися руками потянулся к лицу, словно желая потереть его, но тут же бессильно сел на ступеньку лестницы.

— Что с вами, Михал Михалыч? — испугались мы с Аней. — Вам плохо?

Первым моим порывом было подбежать к нему, но я вовремя вспомнила, что в книгах и фильмах таким приёмом часто пользуются преступники, чтобы подманить к себе простака.

— Нет, всё в порядке, — неожиданно спокойно ответил садовник. — Наверное, надо всё объяснить. Мне, действительно, было нужно окно… Трудно рассказывать про то, что я по дурости сделал.

Я почувствовала, что его таинственное поведение может иметь совершенно невинную причину, о которой мы не смогли бы догадаться сами. Сейчас Михал Михалыч вновь стал мне очень симпатичен.

— Наверное, лучше будет рассказать всё, без утайки, — подбодрила я его. — Если ничего плохого вы не совершили, то мы никому не откроем вашей тайны.

— Но мы должны о ней знать, — поддержала меня Аня. — Иначе вы так и останетесь на подозрении.

— Будь что будет, — проговорил он. — Это произошло в тот самый день, когда погиб хозяин этой дачи. С утра он был злой и нервный. Впрочем, это было его обычное состояние. Мы с ним не ладили, поэтому я старался пореже попадаться ему на глаза. Но в это несчастное утро я был немного не в себе, потому что накануне мы с друзьями… как бы это сказать… приняли по маленькой… иначе говоря, отпраздновали. Я был уже трезв, но в состоянии… в обычном состоянии после хорошего застолья. Вот в таком смятении я и попался ему на глаза. Он, конечно, на меня накричал, очень грубо накричал. Я, само собой, обиделся. Я, хоть и в затмении, но, как и всякая животное-скотина, чувства имею. И любой на моём месте обиделся бы.

Мне стало казаться, что Михал Михалыч сейчас нарочно мямлит, чтобы протянуть время. Может, он ждёт, что существо с чердака придёт ему на помощь, или ему поможет тот, кто незримо ходит по дому? А вдруг дело вовсе не в этом? Не убил ли он Сергея?

— И что же вы сделали? — спросила я.

— Вот к этому-то я и подхожу. Только не судите меня строго. Повинную голову, как говорят, меч не сечёт. Если бы не маета после праздника, я бы такого не совершил.

— Мы не будет вас строго судить, Михал Михалыч, — заверила его Аня. — Только расскажите скорее, что же вы сделали.

— Я и рассказываю. Обиделся, это, я. Так обиделся, что хотел уйти со службы. Только вот хозяйка, Марина, то есть, меня отговорила. Я понимаю, что могут меня осудить, мол, ради денег готов всё вытерпеть, но это не совсем так. Пенсия, конечно, у меня маленькая, да и работы здесь не сыщешь, кроме как у таких же хозяев, как Сергей, но не это меня держит, а сад-огород. Ведь посмотрите, какая красота! И создано это моими руками. Я здесь каждую травинку в лицо знаю, каждую веточку. Как от всего этого уйдёшь? Вот я и позволил себя уговорить. Но обиду-то в карман не запрячешь, а хмель до конца из головы не выветрился, потому как кончили мы праздновать поздно. И, как назло, Сергей сильно обидел Марину. Стою я этак в расстроенных чувствах, а тут Марина ко мне подходит и успокаивает, предлагает окно починить на чердаке, потому что оно отошло от стены, за отдельную плату, значит. Я согласился, а она, как на грех, просит меня поторопиться, потому что собирается сегодня уехать в Москву. Муж, значит, сюда вернётся, а она от него там отдохнёт. Не сказала она это, но я и так всё понял. Взял я чемоданчик с инструментом, пошёл на чердак, осмотрел окно, хотел взять клещи, молоток, гвозди… всё, что полагается, а тут мне в глаза бросился обрезок алюминиевой трубки. И видно решил меня Бог наказать, лишив разума, потому что установил я эту трубку между окном и стеной, чтобы, значит, как ветер поднимется, раздавался вой, да ещё под трубку приладил кое-какие щепочки, проволочки, чтобы они создавали впечатление, что скребётся кто-то. Я-то так рассудил, что попугаю только Сергея, а когда приедет Марина, скажу, что забыл кое-что доделать, и уберу всё это. А получилось так, что Марина с дачи не уехала, а Сергей погиб.

— Да что ж вы сразу этого не сказали?! — воскликнула Аня. — А мы каждую ночь трясёмся от страха, слыша, как наверху завывает и трещит.

— Как в такой глупости признаешься? Я и так подступал к Марине с просьбой доделать окно, и эдак, но она, понятное дело, отказывается.

— А что это трещит? — удивилась я. — Неужели всего лишь проволока и щепки? И стук такой, словно об стену бьются.

— Это уже само так получилось. Окно разбито, а ветер был сильный, вот он, наверное, и повалил что-нибудь, да только не до конца. Там наверху много всякой всячины хранится. Может, какая-нибудь вещь от ветра об стену бьётся.

Для меня происходящее стало принимать ясные очертания, но кое-что оставалось непонятным.

— Михал Михалыч, это вы разбили окно? — спросила я. — Не беспокойтесь, мы Марине об этом не расскажем.

— Да я же! Понимал, что вы боитесь, думаете, что нечистая сила завелась в доме. Я-то готовил угощение для Сергея, а отведать его пришлось вам. Совсем я отчаялся добиться у Марины разрешения пройти на чердак, вот и попытался влезть туда через окно. Запасся инструментом, приладил лестницу и полез, да только в темноте не больно-то видно, как она прилажена. Влез уже до середины и вдруг чувствую, что меня клонит куда-то вбок. Хорошо, что не сразу рухнул вниз, а сперва проскрипел по стене, иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. Опомнился уже на земле. Всё тело болит, ногу так выворачивает, что нет сил терпеть. Однако кое-как встал, потому что попасться в такой ситуации — стыда не иметь. Подхватил лестницу, унёс к сараю, а в окно запустил камнем. Во-первых, решил, что теперь-то Марина точно пригласит меня на чердак, не просто позволит войти, а сама пригласит, чтобы я стекло вставил, а во-вторых, досаду я свою таким способом выместил. Но у хозяйки страх пересилил благоразумие, и отказала она мне в предложении заделать окно. Как я только не пытался сюда пробраться! И вот теперь попался.

Мы давно уже сидели на ступеньках лестницы, слушая рассказ садовника. И смех, и грех, и что-то третье. Мы не знали, плакать нам, смеяться, негодовать или попросту понять его, а поняв, простить.

— Вы бы признались во всём нам, — сказала я. — А мы бы вместе что-нибудь придумали. Вы бы с чердака убирали всё лишнее, а мы бы постояли на страже.

— Всё это верно, да стыд не позволял покаяться.

— Выходит, это вы оставили землю на этой лестнице? — спросила я.

— Не знаю, о какой земле вы говорите, но, если я сюда поднимался, то мог и землю оставить, — рассудил Михал Михалыч. — А я сюда однажды подобрался, но сам-то подобрался, а ключ подходящий подобрать не смог. Упустил, значит, свой шанс.

— Прямо в голове всё перемешалось, — призналась Аня. — Мы-то навоображали всяких ужасов, а всё дело в обрезке трубы, щепках и проволоке.

— Подождите! — остановила я радость Ани. — Про шум на чердаке я теперь всё поняла, тем более, что Чупа на него не реагировала, но на кого же она бросалась? Она и в ванной кого-то чуяла, и ночью возле двери в комнату девочек.

— Кого-то чуяла? — удивился садовник. — На кого-то бросалась? Вы видели, на кого?

Мы рассказали про странное беспокойство собаки, временами охватывающее её, но быстро проходящее. Заодно я рассказала про кровь на её морде. Старик недоумённо молчал.

— Мы чего только не передумали, — призналась Аня. — Даже Сергея пытались сюда приплести.

— При чём тут он? — удивился садовник. — Он погиб. Мир праху его.

Аня так расслабилась в доверительной беседе, что ляпнула:

— А может, не погиб.

— Что значит, не погиб? — насторожился Михал Михалыч, причём глаза его приняли очень тревожное выражение.

Аня поняла, что сделала большую глупость, а я попыталась вывернуться из создавшегося положения.

— Марина опознала тело, но это было такое растерзанное тело, что она могла ошибиться. Вот мы и подумали, что Сергей может оказаться жив и приходит сюда. Не знаю, для чего приходит. Может, чтобы наказать Марину, пугать её. Глупости, конечно, но кого-то собака ведь чует.