Отпуск на даче

Катя захлебнулась от смеха и чуть не села мимо стула.

— Котик — это ещё куда ни шло, — подсказала я. — Но кот… Это что-то нехорошее.

— Я… Ой! Ха-ха-ха!.. — надрывалась Катя.

— Может, её водичкой сбрызнуть? — предложила я. — Я слышала, что от смеха можно погибнуть. Отец Бомарше умер от смеха, когда сын читал ему «Севильского цирюльника», причём умер не в переносном смысле, а буквально.

Теперь хохотала Аня. Люди часто смеются там, где нужно и можно посочувствовать.

— У Михаила… — начала Катя… — Ха-ха-ха…уже есть… Ой, не могу! Да ну вас!

— Кот у него есть, — сказала я то, что не могла докончить Катя. — Теперь понятно. Только это не смешно, потому что я рассчитывала, что ты осчастливишь какого-нибудь уличного котёнка, а не воспользуешься готовым котом.

Аня зажала себе рот, чтобы умерить приступ смеха. Сидевшая возле нас Чупа с сочувствием следила за нами.

— Он, оказывается, очень любит животных, — принялась объяснять Катя, успокоившись. — А кот у него хромой. Он подобрал его на помойке со сломанными лапами. Не то он упал откуда-то сверху и его отнесли к помойке умирать, не то кто-то специально перебил ему лапы. Михаил думает, что кот упал, а хозяева решили, что он всё равно умрёт, оттащили к помойке, прикрыли газетой и ушли. На нём была газета, но, когда Миша шёл мимо, она наполовину сползла с кота, а иначе он так бы и не заподозрил, что здесь лежит кот. Он его отнёс в ветеринарную клинику, а там ему сказали, что кот выживет, но останется калекой. Однако калека он условный: костыли ему не требуются. Он прыгает и лазает, как обычные кошки, только прихрамывает, когда ходит.

Мне стало приятно от известия, что художник добрым человеком не только казался, но и в действительности им оказался. Только, делясь своей радостью, Катя забыла про чувства своей подруги, а она слишком демонстрировала довольную улыбку, чтобы это казалось естественным. Конечно, в её душе бушевала буря. Ей и обидно было за себя, и жалко только что обретённой и уже утраченной любви, да ещё так некстати проявились хорошие качества Михаила. Можно было гордиться Аней за её стойкость, ведь она выдержала восторженные рассказы до конца, не вставив собственного горького слова.

— Что это я? — спохватилась, наконец, Катя. — Извини меня, Анечка.

— За что? — спросила та. — Ему понравилась ты, и я ничего не смогла бы изменить, даже если бы захотела. А я не хочу. Лучше я поищу какую-нибудь театральную студию для взрослых и буду там общаться с людьми, близкими мне по духу. Честно тебе признаюсь, что живопись меня не очень привлекает. Мне было бы трудно каждый день слушать про картины.

Катя кивнула.

— А я поняла, что мне про это слушать интересно, особенно про его картины.

Марина застала нас за мирной беседой и, выслушав про достоинства Михаила, сказала:

— Я, конечно, надеялась, что ты подождёшь с такими… м-м-м… глобальными объяснениями, но, видно, не судьба. Хорошо хоть, что Михаил тоже обеспеченный человек. А кто знает, может, он даже богаче Петра.

— Да нет, он совсем не богат, — засмеялась Катя. — Он мне признался, что за границей обедал в ресторанах лишь пару раз, когда его пригласили чисто случайно на юбилеи одного скульптора и одного архитектора. Он для них выполнял какие-то работы, поэтому им было неудобно его не пригласить. Причём, он даже не понял, какие это были рестораны по звёздности. Он вообще предпочитает домашнюю еду. А за границу он ездил всего несколько раз, но для этого специально копил деньги. Он сказал, что надо время от времени бывать в музеях мира и учиться на шедеврах.

— Глупые дети из восьмидолларовой квартиры, — с глубоким вздохом подвела итог Марина.

— Почему из восьмидолларовой? — удивилась Катя. — Я была бы рада платить восемь долларов, но я плачу больше восьмидесяти. Где ты только видела такие цены?

У меня в памяти теплилось далёкое воспоминание. Высказывание Марины было связано с какой-то книгой. Но вот с какой?

— Есть такой рассказ у О'Генри, — объяснила та. — В восьмидолларовой квартирке жили молодые супруги. Муж продал часы, чтобы купить жене черепаховые гребни, а жена продала свои роскошные волосы, чтобы купить мужу цепочку для его часов. Вот и у вас кончится тем, что ты продашь последние туфли, чтобы купить своему ненаглядному краски.

— Кому могут понадобиться мои туфли? — спросила Катя. — Кто их купит? Их и даром не возьмут.

— Променять богача на нищего! — недоумевала Марина. — Я-то думала, что этот Михаил при деньгах, поэтому была спокойна, что ты предпочла его… Катя, ты будешь жалеть о своём поступке.

Я не была согласна с мнением Марины, но промолчала. В конце концов, это было делом Кати решать, кого она предпочитает иметь рядом. Я не была влюблена в Михаила, но я бы тоже выбрала в спутники жизни его, а не «партнёра», если бы пришлось срочно выходить замуж и выбирать между ними двумя.

Когда мы поужинали и сидели за столом, допивая чай, Катя обратила внимание на тишину, царящую в доме.

— Как странно, — сказала она. — Не воет.

— Это здесь не слышно, — безнадёжно возразила хозяйка. — Поднимемся наверх, и концерт на всю ночь будет нам обеспечен. А потом ещё Чупочке придётся отгонять ЕГО от нашей двери. Хорошо хоть, что ОН не пытается пробраться к вам, девочки.

Нам с Аней было известно, что шума наверху уже не раздастся, но про существо, бродящее по дому, мы ничего не знали и боялись его не меньше прежнего. Да ещё на морде собаки была кровь. Меня это маленькое пятнышко, которое Марина обнаружила случайно и которое мы оттёрли, продолжало тревожить. Съела ли Чупа чего-нибудь на улице, когда выходила на прогулку? Хорошо, коли так. А не укусила ли она человека-невидимку? Владеет ли незнакомец даром гипноза или не владеет, но по дому он ходит, и отрицать этого мы не можем. И меня по-прежнему не оставляла мысль, что Сергей жив и находится где-то рядом, только мы его не способны заметить.

— Может, он и к нашей двери подходит, — возразила Аня. — Только у нас нет собаки, чтобы это определить.

— Да, мы только из-за поведения Чупы знаем, что кто-то подходит к вашей двери, — подтвердила я.

Мы пошли спать с разными чувствами. Лично у меня сочеталось и облегчение из-за того, что шум на чердаке объяснился и прекратился, и страх перед тем человеком или существом, которое расхаживает по дому. Выяснилось, что он не бьёт посуду, но тем непонятнее и тревожнее его присутствие здесь. Прежде он воспринимался как хулиган, запугивающий нас доступными ему способами, а теперь его незримое присутствие стало угрожающим.

— Спокойной ночи, девочки, — попрощалась с нами Марина. — Хотя, о какой спокойной ночи может идти речь?

Мы и рады были бы утешить её, объяснить, что шума больше не будет, но не могли, ведь здесь замешаны был Михал Михалыч и наши личные интересы. Не хочу я покупать новый сервиз. Лично я ничего не разбила, о у сахарницы ручка отбита опять-таки не по моей вине. Это садовник, убегая из дома, задел пакет, и тот упал на пол.

Уже в постели, чувствуя, как накатывает дремота, Аня сказала:

— И не воет. Тишина. Даже не верится.

— И крест в зеркале отражается реальный, — согласилась я. — Только непонятно, откуда он там взялся и кто его украл у Марины. И мы с тобой хоть и обрадовались тому, что часть непонятных явлений объяснилась, но не решаемся ходить по дому в одиночку. И платок над зеркалом мы так и не приподняли.

Но Аня уже спала и не слышала моих слов. Я же преисполнилась мрачными предчувствиями. Вот сейчас мы успокоимся на малом, а враг воспользуется нашей радостью и нанесёт удар. Но, к счастью, я не слишком долго настраивала себя на плохое: сон пришёл и ко мне.

Утром Марина и Катя сообщили, что они не слышали никаких звуков наверху, зато Чупа три раза подходила к двери и шумно дышала в щель, принюхиваясь. Я по привычке принялась размышлять над её поведением. Кого она чуяла? Призрака на чердаке не существует и никогда не существовало, но кто-то продолжает преследовать Марину.

— Я так хорошо выспалась, что даже не верится, — сообщила хозяйка и обратилась к собаке. — Чупочка, нам с тобой надо идти гулять.

— Пожалуй, я начинаю верить, что тебе можно доверить животное, — похвалила я её усердие.

— «Верить» и тут же «доверить», — сейчас же принялась критиковать Аня. — Плохо сказано. Безграмотно.

— Начинаю понимать, что ей можно доверять, — проговорила я.

— А я только ещё вхожу во вкус утренних прогулок, — призналась Марина. — Гулять днём или вечером легко и естественно. Даже полезно для здоровья. А утром приходится по-новому организовывать время. Вы заметили, что я перестала вставать раньше обычного? Это потому, что я подсчитала, что мне хватит времени на всё, если его не терять. Я теперь не так долго подкрашиваюсь и одеваюсь. Можно сказать, что я стала намного собраннее.

— Молодец, — похвалила я довольную владелицу собаки.

— Интересно, почему он не выл, ничем не гремел, даже не царапался? — удивлялась Катя. — Я помню, конечно, что у него уже так было, а потом он стал безумствовать с новой силой. Но хотелось бы знать, что с ним происходит в такое время. Он исчезает?

— Берёт выходной или отгул, — фыркнула Аня.

Она чувствовала своё превосходство над подругами, а потому могла себе позволить посмеяться. Только бы её веселье не кончилось плачевно.

После того как Марина ушла на работу, мы как обычно посидели за столом ещё, пока не подошло время утренней прогулки. Если бы Катя продолжала рассуждать о замолкнувшем призраке, то мне было бы тяжело слушать её и что-то отвечать, зная, что ничего таинственного на чердаке не было. К моему счастью (но к несчастью Ани), у неё на уме был один только Михаил.

— Мы сегодня опять пойдём на прогулку, — сказал «шкелет». — А с обедом поступим, как вчера. Сначала поедим, а потом уж я пойду.

— Не волнуйся, — снисходительно отозвалась Аня. — Как тебе удобно, так и поступай.

Зато наша прогулка заключала настоящую проблему: рассказывать Николаю про тайну чердака или нет. Вроде, этот человек не играл в нашей жизни никакой роли, так, случайный знакомый, с которым мы расстанемся меньше, чем через неделю, но слишком уж горячо он принял к сердцу наши события.

— Как ты считаешь, можно ему доверить то, что мы вчера узнали? — на всякий случай, спросила я у Ани.

— По-моему, можно, — решила та. — Но лучше не надо. Всё-таки здесь замешан Михал Михалыч. Если Николай проболтается «партнёру», то тот может рассказать Марине, а Марина…

— Да, — согласилась я. — Конечно, она заинтересована в таком работнике, как Михал Михалыч, и не захочет его увольнять, но от упрёков не удержится. И получится, что нам нельзя доверять секреты.

Николай нас уже ждал, но вид у него был каким-то странным, не то больным, не то сонным.

— Здравствуйте, дамы, — приветствовал он нас.

Я сразу обратила внимание на то, что у него что-то с левой рукой. Он словно боялся её потревожить и держал неподвижной.

— Николай, что с вами случилось? — спросила Аня. — Вы упали? Повредили руку? Это не перелом?