Ксения

* * *

Вокруг подворья горели костры. Июньские ночи совсем недолги, а Михаил решил наведаться в темноте. Великое множество оружных людей ходило вокруг забора. «Да тут и мыши не проскользнуть», — подумал Михаил. Он направил своего коня на толпу стрельцов.

— Где голова? — закричал Михаил грозно.

Он знал, что стрельцами командует его знакомец Талдыкин, на том и построил свой дерзкий расчет.

— Зачем тебе голова? — спросили стрельцы.

— Грамота от царя Дмитрия! — Михаил взмахнул свитком. — Аль царское имя вам не указ? А ну поспешай! И верно, распустили вас Годуновы, пора стружку снимать.

Стрельцы тотчас присмирели, стали срывать шапки, кланяться. Явился стрелецкий голова Талдыкин. Михаил спрыгнул с коня.

— Никак, Туренев? — Талдыкин вгляделся в его лицо.

— Не узнаешь? — Михаил усмехнулся. — Теперь не просто Туренев, царский слуга. Веди в избу, дело есть.

В избе тускло светила свеча. Туренев положил на стол грамоту.

— Печать царскую знаешь? Читай.

Талдыкин развернул свиток и начал с трудом разбирать слова.

— Эх, Талдыкин, — сказал Туренев, — дальше своего места ты не пойдешь. Царь грамотных любит, за то и меня обласкал.

— Когда ж ты успел переметнуться? — спросил Талдыкин.

— Долго ли умеючи. Я, брат Талдыкин, еще в Кракове исполнял царские наказы. Да и ты ведь успел. Кто тебя в царскую службу взял?

— Наум Плещеев.

— Плещеев! Крикун. Я что-то не слыхал, чтоб царь ему велел набирать. Вот кабы от князя Голицына… — Михаил многое узнал от Хилшениуса. Знал он и то, что Голицын поставлен правителем Москвы.

— Во-во! — заторопился Талдыкин. — Плещеев про Голицына и поминал.

— Как службу несешь? — спросил Михаил. — Все ль у тебя в порядке? Как Годуновы?

— Дрожат. — Талдыкин утер лицо. — А уж царица все воет.

— Как обходишься с ними? Царь Дмитрий милостив.

— Да я уж… бог его знает. Шаткие нынче времена. А ну как опять все перевернется?

— Болтай, — сказал Михаил.

— Я грамоту прочитал, — нерешительно начал Талдыкин, — но ты растолкуй мне, Туренев, зачем пришел и в чем я должен тебе пособлять.

— Неужто не сообразишь? Аль ты забыл, что я с Федором знался? Один я и есть тот человек, который с ним может вести разговоры.

— Об чем разговоры?

— А это уж не твоя забота, Талдыкин.

— Как не моя? Туренев, ты сам посуди, ведь я в охране. Ты натворишь, а мне отвечать.

Туренев ударил кулаком по столу.

— Ты грамоту прочитал?

— Прочитал, да кто его…

— Царскую печать знаешь?

— Да кто его… — снова начал Талдыкин.

— На дыбу захотел? — Михаил приблизил к нему лицо. — То-то мне говорят, проверь Талдыкина. Годен ли к царской службе, мозги, мол, не заплесневели при Годуновых?

Талдыкин тяжело вздохнул и понурился.

На подворье тоже горели костры, туда-сюда расхаживали стрельцы. «Это хорошо, что их много, — подумал Михаил. — В сутолоке легче пройти». Они миновали бани, поварни, пивной сарай и конюшню. Остановились у крыльца, от которого вверх вела крытая лестница на рундуках.

— Где? — спросил Михаил.

— Царица с царевной в горнице, а Федор на повалуше.

— К нему, — приказал Михаил.

Они забрались на самый хоромный верх. У дверей повалуши тоже стояла охрана.

— Всем на один сход вниз, — приказал Михаил. — И ты, Талдыкин.

— Чего задумал? — снова полюбопытствовал тот.

— Опять за свое? — прервал его Михаил и, дождавшись, когда стрельцы спустятся вниз, толкнул дверь.

Федор сидел за столом и писал при свече. Увидев Туренева, он вскочил.

— Ты?

Туренев приложил палец ко рту и сказал по-латински:

— Говори тише.

— Откуда ты, с чем? — по-латински спросил Федор.

Михаил положил перед ним грамоту.

— Поддельная. Я пришел за тобой, ты должен бежать.

— Но как и куда?

— Это предоставь мне.

Он вышел за дверь и крикнул:

— Талдыкин!

Тот поднялся.

— Неси три кубка и вино, будем с царевичем пить.

— Как же… — начал голова и тотчас сник. — Несу, несу.

— Возьмешь тот кубок, на который покажу пальцем, — тихо предупредил Михаил. — А другой не бери, другой тебе брать не советую.

— Не ошибиться бы, — пробормотал голова. — Ох ты господи, и на кой напросился я в эту охрану? Не можутся мне такие дела. А все Колыванов. Сначала пропал, потом воеводой царским объявился. Службу тут нес, а намедни забрал боярышню и к Кареле своему подался. Я, говорит, воин, не пес сторожевой. Ох ты господи!

«Оленка», — мелькнуло в голове у Михаила.

— Ну, не бормочи, — сказал он. — Неси, что приказано.

Талдыкин спустился распоряжаться.

«Это еще удача, что разошелся с Нечаем, а то бы спуталось всё», — подумал Михаил.

Стрельцы принесли кубки и кувшин с вином. Михаил на ходу кинул в один из них горошину и размял ее пальцем. Талдыкин шел за ним, все приборматывая: «Ох ты господи…»

Михаил поставил кубки на стол, разлил вино, придвинув к себе тот, в котором размял горошину. Пристально глядя в глаза Федору, произнес:

— Годунов, царь Дмитрий шлет тебе вина, чтоб выпил за его здравие. Коль выпьешь, простится тебе многое, станешь его правой рукой. Мы же, царские люди, с тобой заодно выпьем.

Михаил подвинул кубок Федору, свой же поставил перед стрелецким головой.

«Поверит или не поверит?» — думал Михаил, глядя на Федора.

Тот спокойно взял кубок и сказал:

— Коль вино послано другим, это хорошее вино. Мы пьем за здравие того, кто послал, однако ж и вы, гости дорогие, пригубите.

Михаил поднял свой кубок и выпил. Талдыкин перекрестился и тоже глотнул вина. Тогда осушил свой кубок и Федор. В молчании смотрели они друг на друга.

Внезапно Талдыкин перегнулся, рот его открылся, глаза выкатились. Он пытался что-то сказать, но тяжело опустился на пол.

— Ты его отравил? — спросил Федор.

— Это скорый, но не смертельный яд, — сказал Михаил. — Помается несколько дней, греха на душу брать не будем. Теперь переодевайся быстро. Вот тебе борода да волосы, как у него. Я много таких взял, и черных и белых. Пройдем через двор, на коней и были таковы.

— Но как же мать, Акся?

— Быстрее! — сказал Михаил, стаскивая кафтан со стрельца. — Коль ты сбежишь, их и вовсе не тронут. Им нужен ты.

Федор начал поспешно переодеваться. Михаил подошел к окну, приоткрыл ставень, всмотрелся. Сердце его дрогнуло, он увидел, как к хоромам валит толпа, выкрикивая несвязное. Перед самым крыльцом выделился властный голос:

— Какой посланец? Царский посланец я, князь Голицын!

— Все пропало! — сказал Михаил, выхватывая саблю.

Через мгновение они ворвались и застыли, увидев непонятную картину. Лежащего на полу стрельца, полуодетого Федора и человека с обнаженной саблей.

— Талдыкина порешили! — крикнул истошно кто-то.

Тотчас кинулись на Михаила. Отражая удары, он отбежал к окну и, растворив его ударом ноги, выпрыгнул вон. Ему бы прыгнуть в другое, тогда оказался бы на улице против Чудова монастыря. Теперь же попал во двор. Тут его облепили со всех сторон ждавшие у крыльца люди.

Высунувшийся в окно Голицын прокричал:

— Не забивай! Сам с вором говорить буду!