Ксения

* * *

Нечай Колыванов был жалован чином кремлевского есаула, а казаки его облеклись в лилового сукна кафтаны, расшитые серебряным шнуром. Атаману Кареле по великим заслугам сулили высокое место при государе, но Карела жить во дворце не хотел, любил он волю и веселые пиры.

— Нейт мне туйт мейста, — ведал он Нечаю странным своим говором. — Двай, Чайка, попьем доброго вина.

— Мне в караулы, — отказался Нечай. — Ой, Карелушка, прогуляешь ты буйную свою голову.

Карела стучал себя кулаком по голове и смеялся:

— Эх, Чайка! Идем аутсюда. В степу вольную. Гулять станем, саблям биться!

— Я нынче на службе, — ответил Нечай.

— Знаю, знаю, пачму, — смеялся Карела. — Боярка взял, на пейчке лежать хочешь. Ай, хорошо! Удача тебе, вайвода!

Но не все складывалось у Нечая. С некой поры точили его сомнения. Оленка плакала по ночам. «Зачем взял меня от Акси, зачем бросила я свою ладушку? Не сносить ей теперь головушки». Недавно приходил к ним в дом перепуганный дьяк Ступята, клялся и божился, что признал в государе монаха Гришку Отрепьева, просил его спрятать, ибо и Гришка его заметил.

— Да ты обознался, — уверял Нечай. — Со страху-то обознался.

— Да кабы я один! Все ведь признали. Патриарха-то он раньше выкинул, да Пафнутий признал.

— Сам тебе сказывал?

— Не успел. Его тотчас из Чудова вывели. Однако Пафнутий и говорить бы не стал, но я по глазам вижу. В изумлении он. Да что говорить! Все крестовые Гришку признали. Кто молчит, кто глаза прячет, однако по одному исчезают. Скоро и мне конец. Спрячьте меня, добрые люди! Оленушка, уж как мы с тобой певали! Ты уж не бросай Ступяту, Ксенюшка бы не бросила.

— Да что ты мелешь? — говорил Нечай. — Как я тебя буду прятать? Нешто ты убийца или вор? Я государеву службу несу, чего ж от него буду прятать? Поди спокойно домой, речи твои нескладны. Тот признал, этот. А что ж государева матушка? Иль она сына хуже тебя знает? Видал, как матушку он встречал? Как обнимались, как слезы лили?

— Бесовское наваждение, — бормотал Ступята и крестился.

Нечай прогнал его вон. Сегодня же он узнал, что Ступята в Застенке. С поникшей головой слушал он Карелу, а тот все твердил свое:

— Айда, Чайка, в вольную степу! Степа дымом, цветком пахнет. Скуйчно мне туйт, мирно…