Ксения

* * *

Ксения повадилась ходить со стрельцами за стены. Стрельцов этих тотчас окрестили «царевниной ватагой». Ватага добывала пищу. На месте сожженной Служней слободы за Рыбными садами нашли погреба, где таилось немало капусты, моркови и репы. Стрельцы теперь не отговаривали Ксению, а звали с собой. Ни одного человека не потеряла еще ватага, и то они приписывали доброй опеке Ксении.

— Царевнушка у нас как иконка, — говорили стрельцы.

Михаил был еще слаб. Целый месяц метался в жару, почти не приходя в память. А когда открывал глаза, все перед ним струилось маревом, шаталось и растекалось в стороны. Но Ксения уже знала, что Михаил выживет. Самые трудные дни были позади. Она исхудала за это время. Не только за Михаилом приходилось смотреть, а и за многими другими. Все ждали ее, все звали, все находили облегченье в ее заботе. Ночами она спала очень мало и порой едва держалась на ногах. Но глаза горели так сильно и ясно, такой исходил от нее свет, что при одном виде ее теплело у людей на сердце.

«Царевнина ватага» души в ней не чаяла. Нехорошко с пятью храбрецами ходил даже к Сапеге за подарком. Взъерошенные, поцарапанные, притащили Ксении серебряный ароматник, коробку с зеркальцем, белилами да румянами. Она смеялась:

— Да я ж не красилась никогда. Даже в царевнах румян не терпела.

— А теперь помажься, — настаивал Нехорошко. — Нынче ты не царевна. Смотри, как бледна.

— Архимандрит мне задаст!

— Пусть его! — говорили стрельцы. — Какой его век!

К троицыну дню решили добыть угощение для воинов.

Один смотрелец клялся, что в Сапегиных закромах есть мешок с конфектами.

— Да врешь! — удивлялись стрельцы. — Откуда такое яство?

А все же решили попробовать.

— Последний раз, — сказал Нехорошко. — Ночи больно светлы. Теперь до осени ждать придется. А конфектов я не едал. Среди нас поди одна царевнушка конфектами угощалась. Вкусные эти конфекты, Ксенюшка?

— Вкусные, — смеялась она.