Ксения

* * *

Земля русская поразилась сожженью Москвы. Черный тяглый нижегородец Козьма Минин перестал спать с той поры. Ночью чудилось ему, что горит трава во дворе и сама земля, а из того огня выходит пребелый конь и вещает ему человеческим голосом: «Вставай, Козьма, бери меч и садись на меня, поедем Москву спасать». — «Какой же меч? — возражал Козьма. — Я не воевал сроду». — «А теперь повоюешь», — отвечал конь. Козьма вскакивал и бежал в сени пить воду.

— Занедужил? — спрашивала жена. — Чего прыгаешь?

Минин ложился спать, но опять приходил конь и звал его ехать. Утром Минин вставал с тяжелой головой и дивился, что ему, а не боярину сановитому снятся такие сны.

Когда же внезапно избрали его в земские старосты, подумалось Минину, что конь приходил неспроста.

А Москва все была под шляхтой. Да уж и не только Москва. Пал Смоленск. Литовский гетман Ходкевич повел из-под него войско на помощь Гонсевскому. Гонсевский заперся в Кремле среди пепелища, сошедшиеся со всех сторон ополченцы не могли его одолеть. Много было среди русских раздора. Заруцкий, служивший и тем и сем, клялся теперь, что стоит за Москву против поляков, сам же склонял народ к тому, чтоб принес он присягу малолетнему сыну панны Марины «царевичу» Ивану. В Пскове вынырнул новый Дмитрий, теперь уж третий по счету, сразу намутил воду, и кое-кто присягнул ему. От своих же по наговору погиб Прокопий Ляпунов. Оттого и мялись под Москвой ополченцы, наскакивая по временам на врага, но не сообща, а порознь.

Козьма Минин стал говорить смелые речи и звать людей на спасение Москвы.

— Земли наши разорены, люди пленены и посечены. Бог хранил наш город, но для того, чтоб спас он другие. Спокойно ль сидеть нам в тишине и довольстве? Придут и нас выжгут, поубивают. Давайте же соберем воинство! Разделим на три части все, что имеем, две части воинству отдадим, одну себе на потребу оставим!

Козьма выложил свои деньги да украшения жены не пожалел. Колты золотые, шитье аксамитное, перстник в казну воинскую пошли. Снял еще из угла образ богоматери Казанской в серебряном окладе и туда же отправил.

Вслед за Мининым понесли в съезжую избу свои богатства другие нижегородцы. Козьма пришел домой довольный, раскрасневшийся, жене сказал:

— Слышь, Татьяна, а верно мне снился сон. Будет у нас ополчение. Князя Пожарского хочу на воеводство звать. Он в Мугрееве недалеко от нас сидит. Как расшибли ему голову на Москве, так до сих пор оправляется. Сначала в лавре лежал, а теперь у себя в Мугрееве…