Тёмная королева Самайна

Джуэл мелко затряслась и беззвучно зашептала:

— Крысы… Крысы. Они сожрали мой мозг…

Джек и Эмили переглянулись.

— Мне кажется, твой мозг на месте, — осторожно заметил Джек. — Но тебе лучше вернуться к Доку и…

— Ты ничего не знаешь!! — выкрикнула вдруг Джуэл. — Взгляд тьмы! Тёмные нити! Тьма в углах!! Подслушивает, подглядывает, ШПИОНИТ! Она везде!! — Джуэл с громким щелчком распахнула крышку черепа и принялась судорожными движениями стряхивать что-то невидимое. — Крысы… Крысы… — одними губами шептала она, и по щекам катились слёзы.

Джек схватил её за запястья, чтобы она не повредила мозг, и потащил несчастную к создателю.

А Эмили взбежала по лестнице наверх, в комнату, которую поневоле занимала, и умостилась на подоконнике. Утро после затянувшейся хэллоуинской ночи не спешило изгонять тьму из углов. Эмили, обхватив себя руками, сидела на подоконнике, в страхе косилась на враждебно тёмные закутки и ждала солнца.

* * *

Я должна знать…

Ну так узнай! Воспользуйся мной!

Это больно…

Всякая сила требует платы.

Салли сидела на кровати в своей бывшей комнате, запустив руки в волосы. Лишь дважды она слушала тьму. В первый раз — сразу после своего перерождения. И второй раз — когда подводная Гал едва не сорвала её коронацию. Всякий раз раскалённая боль сдавливала голову, будто через неё шли миллионы вольт от генератора Тесла. Но она должна узнать… Каждый неосвещённый закоулок города станет ей виден. Как провода, протянутся между ними тёмные нити. И все разговоры, шепотки, затаённые помыслы будут как на ладони. Если удастся что-то разобрать в колышащейся красноватой пелене боли.

Салли глубоко вздохнула. Ей не привыкать к боли. Док предложил ей предоставить своё тело для какого-то эксперимента, и она согласилась. В обмен на свободу. Но всё пошло не так…

Салли закрыла глаза. Тьма с готовностью заполонила сознание, пока ещё обволакивающе нежная. По комнате протянулись нити. Они уходили по всем направлениям, терялись за окном, просекали стены… Тёмные, поблёскивающие холодными сполохами электрических разрядов и болотных огней. Но другая нить огнисто сверкнула в воздухе, затмевая собой все остальные. Салли повернула лицо с закрытыми глазами к окну, даже сквозь веки ощутив возвращение солнца. Она знала, куда ведёт другая нить. Туда, куда Салли так часто смотрела в своей прежней жизни. Рука потянулась к этой нити, веки дрогнули…

Ты забыла, как она обожгла тебя? -

одёрнула её тьма.

Мне всё равно… Я хочу… послушать её.

Ну что ж…

Салли почти увидела внутренним взором усмешку безликой тьмы. Быстро коснулась янтарно мерцающей нити… Из-под ног словно выдернули опору. Салли перестала существовать в башне Финкельштейна, её столкнуло с места и понесло вдоль нити — все её шесть чувств. Руку снова жгло, в голове расходились красные круги боли, но она услышала, как издалека, голоса. Очень размытые, еле слышные обрывки разговора, словно сквозь шум пожара. Но один голос точно принадлежал ему… вернувшемуся. А второй — Эми. А ведь Салли даже видела, что ушли они вместе!

А сейчас она смутно различала их фигуры в воронке тьмы. По краям её обрамляло постепенно подступающее Пламя, грозя скрыть видение. Но Салли успела увидеть, как он заключил её в объятия, а потом и вовсе... Непонятно откуда взявшиеся едкие слёзы заволокли обзор окончательно. Салли со стоном отпустила нить, но вряд ли кто-то услышал её стон. И тут же снова очутилась в постылой комнате.

Ты этого хотела?

Салли не ответила. Дыхание хрипло вырывалось из груди. Слёзы капали с подбородка на горящие ладони, не охлаждая, а делая только хуже. Образ увиденного впечатался в память, как клеймо.

Утешься тем, что мы можем, когда едины, -

равнодушно посочувствовала ей тьма.

Да. Узнать всё за один раз. Уличать и наказывать. Что замышляют против неё те, кто всегда был неблагонадёжен?

Она с шипением обхватила пучок идущих в одно место нитей — одна из них, тоненькая, еле дышала и грозила оборваться от неосторожного прикосновения. Толчок, тошнотворный полёт — и разговор, очень чёткий по сравнению с предыдущим, как будто она сидит рядом. Знакомые голоса.

— Вашу гулящую ведьму! Джек не врал! Джуэл, дорогуша, это я, Зельди! Не узнаёт… Финки, твою душу в генератор Тесла, да сделай ты с ней что-нибудь!

— Да я пытаюсь! Нейронные связи необратимо разрушены! Я чувствую, это же и мне слегка зеркалится. Голова дурная, никакой прежней кристальной ясности!

— Да подожди ты со своей хрустальной башкой!

— И что с ней будет?

— Не знаю! Наверное, останется, как зомби Бегемот.

— Ох-х… С-с…

— Тише! Джуэл всегда нас предостерегала!..

— Крысы… Крысы...

Правильно, пусть сидят тихо. Салли злорадно отпустила пучок нитей и чуть не упала. В голове будто шарили те самые прожорливые крысы, как в мороке, которые она навела на Джуэл. Но ещё немного… Деталь, которая не давала ей покоя.

Салли выскользнула из комнаты. Чем ближе к объекту, тем чётче ви́дение — когда хочешь заглянуть не только через расстояние, а сквозь само время. Она неслышно приотворила дверь в спальню доктора, где обосновался Алхимик. Он не заперся, в отличие от самой Салли. Нить вела сюда — тёмная без блеска и какая-то ломаная. Салли подошла к изголовью кровати — сама невесомая и бесшумная, как тьма. Алхимик спал, и это было удивительно. Неужели такие, как он — спят? Мерно вздымалась и опускалась широкая грудь. Салли присела рядом.

"Поведай мне свою историю", — велела она мысленно. И стала слушать.

Жизнь Алхимика неспешно развёртывалась перед ней, как разматывается катушка с нитками. От настоящего момента всё дальше в прошлое. Жизнь, неравномерно размеченная убийствами. Салли смотрела его широко раскрытыми глазами, ощущала его кипучие эмоции.

Дряхлый скелет с разбитой, как глиняный горшок, черепушкой распростёрся у ног среди груды книг. Но нужна лишь одна. Прискорбна судьба "старого мастера", который учил его. Но он зажился и стал мешать. Если бы эту картину увидела глупышка Эмили, она ужаснулась бы судьбе главы своего города — Старейшины Гуткнехта.

Металлическое послевкусие вина. Спазм в горле. Нечем дышать!.. Они… Она!.. Ненавистное голубое лицо расплывается перед глазами.

Но было и наоборот! Тонкая шейка хрустнула под пальцами, и глаза невидяще уставились в небо. Нет, не в небо — в ветви старого клёна. Как в их детской игре… Только взаправду.

И отражениями — застывшие лица других девиц, сто́ящих ровно столько, сколько на них надето золота. Но не в золоте дело… Не только в нём. Само это чувство… Будто сливаешься с тьмой в глазах той.

… Салли задушила в себе крик и отбросила нить, как ядовитую змею. Так это всё правда! Её друг Алхимик — действительно хладнокровный убийца! Нет, не хладнокровный — ей хотелось искупаться в Кислотном фонтане, чтобы смыть с себя липкое ощущение того, что составляло его главное наслаждение. И Эми убил тоже он, та не врала и не ошибалась...

Салли, как в первый раз, посмотрела на спокойное во сне лицо — красивое и мужественное.

А ведь я в состоянии его убить… Как Оборотня.

Сейчас. Или в любой другой момент, если он только даст хоть повод… А его прошлая жизнь — не повод?

Алхимик, как все существа с нечистой совестью, видимо, ощутил взгляд, едва спа́ла поволока тьмы. Он глубоко вздохнул, открыл глаза и остановил удивлённо-хищный взгляд на Салли. И тут же — улыбка, которую Салли всегда считала искренней.

— Салли! Какой приятный сюрприз! Ты пришла… — Он выжидательно поднял брови и даже поднял руку, чтобы притянуть её к себе. — Ко мне. Наконец-то...

Она отстранилась и холодно взглянула ему в глаза.

— Ты убийца, — процедила она.

Алхимик моргнул. Улыбка сползла с его лица, но тут же вернулась усмешкой.

— Ты тоже, — осклабился он и встал напротив неё — уверенный, даже горделивый.

Салли возмущённо выдохнула.

— Ты делал это из удовольствия, а я только защищалась!

— Правда? — невинно поинтересовался Алхимик. — Мне показалось, что ты была рада утопить несчастную Гал. И с удовольствием крутила горожанам страшные картинки. Напомни, что ты грозилась применить к Джуэл? — Он постучал пальцем по подбородку, будто действительно забыл. — Впрочем, наверное, мне показалось. Такое светлое создание, как ты, не способно наслаждаться злодейством. — Алхимик сделал благопристойное лицо.

— Я не… — хотела возразить Салли, но осеклась. Перед самой собой она не могла отрицать, что в какой-то момент жаждала увидеть в глазах жертвы ужас и боль. Да, он прав. Она такая же, как и он. Наверное, потому она и заперлась с ним в башне...

А Алхимик, не мигая, смотрел ей в глаза, которые могли источать сам страх. Только так и можно было общаться с этой нежитью — напрягая все умственные способности. Постоянно на грани. И тогда она могла принимать его нахальство за искренность, идущую из самой глубины души. Только тогда она хоть немного ему доверяла… А это — залог будущего успеха. И сейчас это доверие висело на волоске тоньше паутинки. Он понял это по обращённому на него взгляду. Тёмная всё слышала и всё понимала, несмотря на аморфный вид у портала. И прекрасная импровизация пропала втуне. Слишком запальчиво вещала глупая Эмили, чтоб ей провалиться глубже Города мёртвых! Недаром Алхимик избегал её, как только с ужасом обнаружил, что она заявилась сюда. Она могла сорвать весь план, если бы узнала его как своего убийцу. А она бы узнала с первого взгляда… И Алхимик даже пытался повлиять на Тёмную, чтобы та отпустила Эмили к чёрту, лишь бы не встречаться со своей бывшей жертвой и не бросать на себя тень. А заодно явить неслыханное благородство в глазах Королевы. Но потом судьба подбросила ему шанс выйти из ситуации с присущим ему изяществом. Жаль, вернувшийся Повелитель тыкв спутал все карты! Почему они всегда так не вовремя возвращаются? Пусть бы бродил в междумирье, пока не истлел! Алхимик сжал челюсти в бессильной досаде.

А ведь придётся теперь рассказать Тёмной красивую историю. Самое забавное, что в ней нет ни слова лжи — в отличие от того, что он говорит обычно.

— Выслушай меня, Салли, — начал он проникновенно. — Выслушай, а потом уже суди… — Он покаянно склонил голову. — Я часто сбегал из приюта. — Да-да, я рос в приюте для сирот. Скудная еда, строгие надзиратели, жестокие забавы мальчишек из низших слоёв… Мне всегда претило находиться в компании этой шпаны. Я видел себя в обществе, хотя и не помнил чётко своего происхождения. Наверное, это впитывается с молоком матери. Но изысканность и утончённость не ценятся в таких компаниях. Жизнь моя там была… ужасной, что и говорить. Поэтому я и сбега́л, чтобы хоть издали поглядеть на равных себе. Я залезал на толстый каменный забор ближайшей усадьбы, как на стену крепости, и смотрел на другую жизнь.

А там, по ту сторону неприступной преграды, часто играли две девочки. В лёгких платьицах, воздушные и беззаботные, любимые дочери богатых родителей. Я мог наблюдать за ними часами, лёжа наверху широкой стены. А у них был укромный уголок как раз в этом месте сада. И чем больше я за ними наблюдал, тем более странными и менее невинными мне казались их игры.