Бог примет всех

— Как ты сюда попала, Маша?

— Я сейчас служу у батьки Махно. Вот так получилось…

— А ты по-прежнему работаешь у красных?

Вера стала расспрашивать ее о родителях, об их здоровье.

— Мама болеет, но пока держится. А папа …. — Нина печально опустила голову. — Папу порубали красные вместе с ранеными. Он работал в госпитале. Вот они всех там и порубали.

— И ты им служишь? — спросила ее Маша и страдающе прикусила губу.

— Где-то надо работать, ведь у них — кто не работает, тот не ест…. А где ты будешь жить, Маша?

— Еще не знаю. Пока остановилась в «Астории».

— Ой, в «Астории»! Перебирайся ко мне. Главное — лишь бы не отказали.

Мария ужасно обрадовалась предложению Нины.

— Не беспокойся, пропишут без всяких разговоров, стоит лишь мне позвонить в жилотдел.

— А ты знаешь, что со мной было, когда я обратилась в жилотдел?

Нина, волнуясь, стала рассказывать Вере о своем столкновении с Ритман, как назвала советскую власть хамским царством, как ее за это арестовали и посадили в тюрьму. Лицо Веры стало холодным.

— Какой у тебя, Нина, жаргон выработался! Ты случайно не член объединенных дворян. Разве можно называть власть рабочих и крестьян — «хамским царством». Скажи спасибо, что тебя не поставили к стенке. У нас бы тебя точно расстреляли.

Нина замолчала и изумленно посмотрела на подругу.

— Странно, Маша. Получается, что тебя возмутило лишь то, что я так назвала советскую власть. А то, что женщин гноят в темных подвалах, выходит хорошо.

— Каких женщин? Там сидят враги народа: буржуйки и воровки. Так, что не нужно их жалеть.

— Но ты ведь, Мария, сама не из рабочих.

— И что? Вон ваша соседка Катерина Игнатьевна, тоже не из рабочих. Главное — отношение к власти. Ты хоть это понимаешь, Нина?

Нина вздохнула и посмотрела на подругу.

— Ничего, подруга, скоро все люди станут счастливыми. Вот искореним всех врагов и заживем в свое удовольствие. Наш батька встречался с Лениным и тот пообещал ему, что в Крыме будет республика анархистов. И еще, наш батька герой, ему вручили орден Боевого Красного Знамени за номером четыре. То, чем ты так возмущена, конечно, не хорошо. Но ведь власть только что утвердилась, есть проблемы на местах, много недочетов. Первые месяцы всегда самые ужасные и совершено анархические. Сейчас в городе наши войска, командует ими Марченко. Думаю, что он непременно наведет порядок.

— Неужели ты так наивна, Маша? Кто вам так просто отдаст власть? Бела Кун или Катерина? Глупо рассчитывать на это.

— Посмотрим, Нина, посмотрим. А, сейчас, пойдем в гостиницу, там и поговорим.

Они поднялись со скамейки и медленно направились в сторону «Астории».

***

Девушки пили чай и вели непринужденный разговор, вспоминая общих знакомых.

— Нина! Скажи, что с твоим братом, Евгением. Он жив?

— Не знаю, Маша. Последний раз я его видела полгода назад. Где он сейчас, жив ли, убит ли, я не знаю.

— Где он воевал?

— Последнее место его службы было здесь, у генерала Слащева.

Нина поднялась из-за стола и снова разлила чай по чашкам.

— Хороший у тебя чай, Маша. Давно я такого чая не пила. Ты все время расспрашиваешь меня и молчишь о себе. Расскажи, как ты попала к батьке Махно?

Маша загадочно улыбнулась. В это мгновение Нина моментально поняла, что подруга не хочет рассказывать ей эту непростую жизненную историю.

— Ты знаешь, Нина, кто такой Махно? Все почему-то считают его каким-то бандитом, но это не так. Многое придумывают люди, чтобы вызвать к нему антипатию народа. Если бы он был бандитом, то не собрал бы армию в тридцать тысяч сабель. Ты знаешь, что он лично водил свои войска в атаку, семь раз был ранен, из них — три раза тяжело.

— Ты так рассказываешь о нем, словно он не человек, а былинный герой, Маша.

— А он и есть герой. Однажды мы ходили в страшную ночную сабельную атаку. Представь только, ночь, грохот копыт и мчавшаяся друг на друга конная лава. Ничего не видно, где свой, где чужой можно лишь догадываться. Ты знаешь, надо очень доверять своим бойцам, чтобы решиться на подобную атаку. Там ты один и тебя некому защитить от выстрела в спину…

— Ты так рассказываешь, словно сама лично принимала участие в этой атаке?

— Я, — Маша громко засмеялась, — нет, сама я не участвовала в атаке. Но мне хотелось, вот так скакать по степи, рубить и рубить врагов революции… Белые тогда окружили нас, взяли в плотное кольцо. На каждой узловой станции — бронепоезда, на дорогах казачьи разъезды…. И тогда, Нестор Махно решился на ночную атаку. Приказано было прорываться только штыками и саблями, стрелять было нельзя, чтобы шумом не сорвать атаку. Махно решил прорываться там, где нас никто не ждал: через два офицерских полка.

— И как?

— Офицеров этих мы застали врасплох… и практически всех порубали в капусту. Представь себе, без единого выстрела…. Как потом мне рассказывали люди, утром беляки затянули петлю окружения, но нас там уже не было. Былые казаки, которые воевали с немцами, просто удивлялись, как это было сделано….

— Слушай, Маша! Я слышала, что Махно ярый антисемит. Это правда?

— Кто тебе это сказал, Нина? — ответила Вера и громко рассмеялась.

Ее симпатичное личико в обрамлении красивых и пышных локонов, показалось Нине необычно привлекательным.

— Это Петлюра, был антисемитом. Это он вешал и убивал евреев, а Махно наоборот. У него целые подразделения из евреев. Ты знаешь, во время встречи батьки с Лениным, тот предложил ему влиться в состав Красной армии и посулил ему даже должность красного комбрига, а потом и командующего армии, однако, батька отказался от этого предложения по идейным, как он говорил, соображениям. Батька у нас ужас, какой идейный, он враг любой государственной власти.

— Странно, противник власти, а служит власти…. Я что-то тебя не поняла, Маша?

— Погоди, Нина. Завтра Махно прибывает в город, я тебя непременно познакомлю с ним. Думаю, что он тебе непременно понравится.

Допив чай, девушки стали готовиться ко сну.

***

На одном из путей узловой станции стоял вагон штаба красной бригады. Был поздний воскресный вечер. Из станционного поселка доносились пьяные песни. В вагоне было темно и душно. Только в одном из купе, за свечкой, сидел у стола начальник штаба и изучал полученные еще днем директивы командования армии. Услышав скрип, он оторвался от бумаг и посмотрел на дверь. В дверях стоял мужчина. Тень падала на его лицо, и сразу было трудно догадаться, кто это.

— Варшавский! — вскликнул начальник штаба. — Как вам удалось проникнуть в вагон?

— Вы правы, ваше высокоблагородие, это действительно я — поручик Варшавский.

Начальник штаба нахмурился. Визит поручика, был для него неожиданным, и сейчас он пытался отгадать, с какими намерениями тот прибыл. Судя по тому, что офицер рисковал своей жизнью, его появление носило важный характер.

— Что вас привело сюда, поручик?

— Я пришел, чтобы спросить вас полковник Константин Николаевич, на чьей вы стороне? Не мучает ли вас по ночам совесть офицера?

Не спрашивая разрешения, Варшавский сел за стол и положил перед собой револьвер. Бывший полковник мельком взглянул на оружие и, встав из-за стола, подошел к окну.

— У меня больная жена и трое детей, — тихо произнес Константин Николаевич. — Два года назад меня вызвали к Троцкому. Как он узнал о моем существовании, я не знаю. Мы долго разговаривали с ним, и ему удалось убедить меня поступить на службу в Красную армию. Поймите меня правильно, поручик, я не оправдываюсь…. Просто так получилось. Выбора у меня не было, в заложниках у них была моя семья.

Варшавский сидел, молча, он просто не верил полковнику. Он был не из тех людей, которых можно было словами уговорить изменить присяге и перейти на сторону врага.

— А вы кого представляете, поручик. Я не думаю, что лично ваше любопытство привело вас ко мне.

— Я не буду скрывать, господин полковник. Я представляю военную организацию бывших офицеров. Поэтому перейду сразу к делу….

Снаружи вагона послышались мужские голоса, загромыхали шаги по приступкам, а затем уже внутри вагона. Варшавский побледнел и, схватив револьвер, приготовился стрелять в первого, кто переступит порог купе.

— Уберите оружие! — приказал ему Константин Николаевич. — Если выстрелите, спасения уже не будет.

В купе вагона вошли политкомиссары — Седой, Крюгер, командир бригады, бывший прапорщик, с туповатым на вид лицом.

— Это кто у тебя в гостях? — спросил полковника, командир бригады.

— Мой старый знакомый из Москвы. Направляется в штаб армии, — соврал Константин Николаевич.

Крюгер, молча, сел.

— И потом, Константин Николаевич, вот что я хотел вас спросить. У меня решительно не хватает времени на все. Скажите, отчего бы вашим помощникам не шифровать служебные телеграммы? Это для них полезно с одной стороны, а с другой, таким образом, они всегда будут в курсе всех наших дел.

Крюгер посмотрел на Варшавского, поглаживая свои густые, белесые усы. Его серые, как сталь глаза словно буравили Евгения.

— Вы правы, товарищ. Это правильное решение.

Переговорив накоротке, все они вышли из вагона и сели в автомобиль.

В автомобиле Крюгер обратился к командиру бригады:

— Что скажешь, комбриг? Вот зашли, поговорили с ним и что? Работает твой начальник штаба на износ, все на нем держится. Да и начальник ВЧК говорит, что ты без него, как без рук.

— Не знаю, я специально вас пригласил, чтобы вы разобрались в нем. Если бы я имел данные на него, я бы сам арестовал его без разговоров. Только чувствую я: не из наших людей он. Зачем он так много работает? Не по совести он у нас, а по принуждению. Да и этот его приятель из Москвы, явно офицер. Ты видел, как он смотрел на нас? Он явно противопоставлял нас себе. Думаю, что он тоже враг, хоть и служит у нас.

— Что ты ко всем цепляешься. Специалист, как специалист, ни лучше и не хуже других. Таких сейчас в армии много.

— Арестовывать его нужно, враг он, сердцем чувствую.

После того, как уехали комиссары, Константин Николаевич и Варшавский вышли из вагона. Недалеко от железнодорожной стрелки темнела фигура часового с винтовкой за спиной.

— Лавров! — окликнул его полковник.

— Я, товарищ начальник. Ну, как, уехали?

— Так точно, уехали.

— Ваше благородие? Неужели это вы?

— Я, я, Лавров. Узнал, выходит…

— Как вас не узнать, ваше благородие.

Полковник, молча, улыбнулся.

— Вот что, Варшавский, — неожиданно произнес он. — Связь будем держать через Лаврова. Большое желание у меня есть поручик…

— И какое желание, господин полковник, если не секрет?

— Стравить между собой красных и ребят батьки Махно. Пусть повоюют между собой, а мы посмотрим, что будет дальше.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

***

Нина ехала по делам на автомобиле в Эски-Керым. Это была ее первая служебная командировка. Помимо служебного задания, она хотела еще увидеть свою мать. С момента ее отъезда в город, она ни разу не была дома. В автомобиле, помимо нее, находился комиссар одной из бригад Красной армии. Мужчина был худым и высоким, с бритым лицом. Он сидел на переднем сидении и кутался в длинную кавалерийскую шинель, хотя было жарко.