Другой путь Леннрота

Он приказал построить в разных уединенных местах холерные бараки, и туда свозить всех подозрительных лиц. Прокурор прекратил свободное передвижение по городу, закрыл все лавки и производства и пригрозил гражданам каторжными работами, буде те взывать к жизни. Помимо холеры начался голод.

Люди быстро смекнули, что выжить им можно будет лишь в том случае, если устроить "холерный бунт". Они к этому были уже готовы, как главный эпидемиолог в прокурорском чине выступил перед делегатами, профсоюзами и, вообще, кем попало. Он рассказал свою любимую байку, что врач предписал лекарства одной семье, а те скормили эти лекарства кошке. Та издохла, потому что организм у нее, у кошки, совсем нечеловеческий. Верьте врачам!

- И мне верьте еще больше, - сказал он. - Всем по домам. Сидеть и не высовываться. А иначе на каторгу!

Уже закончив свое выступление, весь надутый от гордости за себя, главный борец с эпидемией получил по башке. Ему прилетело полено, а потом еще несколько. Пришлось срочно удирать обратно на пенсию в Брест-Литовск. Фамилия у него была Парфёнчиков.

Как ни странно, но изгнание левого прокурора снискало доверие для докторов. Их, конечно, не хватало. Ждали помощи из Питера, да там положение было не лучше.

Доктора работали, не покладая рук. В ход шли помимо жаропонижающих порошков народные средства. "Ешьте больше огурцов, пейте больше капустного рассола либо клюквенного морса", - вот такие рекомендации в тайне от чиновников городских структур, давали лекари. Еще желательно было сменить климат, довольно сырой, как в Хельсингфорсе, на более континентальный, а еще лучше - на горный.

Жертва холеры умирал не от диареи или рвоты, он погибал от обезвоживания организма. И еще человек погибал от паники.

Всего 1258 человек заразилось холерой во всей Финляндии в тот год. Почти шестьсот человек умерло. Огурцы помогли многим, а спасла всех зима.

Леннрот, еще не успевший пошить себе докторский мундир, работал в той одежде, в которой он приехал из Кухмо. По причине довольно жаркой августовской погоды он ходил босиком и нисколько не парился по этому поводу. Конечно, существовала вероятность, что он сам может заболеть, заразившись от своих пациентов, но почему-то у него была уверенность, что перенесенная им в июне болезнь каким-то образом укрепила его сопротивляемость к страшному недугу. Хотелось об этом подумать, да было некогда.

А тут еще сам генерал-губернатор граф Закревский пожаловали. Что он хотел увидеть в холерной палатке? А увидел он Леннрота. Тот никак не мог удрать, сам прилег на одну из походных коек и притаился.

Прочий народ лежал и хрумкал огурцы, а у Элиаса под рукой ничего не оказалось. Он притворился спящим здоровым сном выздоравливающего.

- Этот почернел уже, скоро помрет, - со знанием дела изрек генерал-губернатор.

"О ком это он говорит?" - подумал Леннрот, но переспросить не решился.

Он был изрядно обласкан солнцем, можно сказать, загорел этим жарким июлем до черноты. Прочие пациенты к его виду уже привыкли, поэтому чуть не подавились своими огурцами - надо же, доктора в покойнички определяют.

Леннрот и не заметил, как уснул. Через некоторое время он в полнейшей панике встал с койки и ошалело посмотрел по сторонам. Ему показалось, что он лежит в одной палатке с мертвецами. Было очень темно, лишь слабый огонек ночной лампадки колебался возле входа. Никто не шевелился. Никто не стонал. Никто не дышал.

Очень жгло шею и грудь. Элиас расстегнул ворот своей косоворотки, в которой последнее время работал, и пощупал, что же такое болит? Он достал из кармана штанов крошечное овальное зеркальце, которым определяли дыхание у мертвых и отсутствие такового у живых, и всмотрелся в него.

Леннрот даже не удивился, заметив сквозь мрак багровеющие рубцы от давней встречи с Пропалом и его сообщниками. Неужели ему носить эти знаки до самой старости? Милая Матэли предупреждала, чем все это может обернуться для его близких.

Где-то на улице горели костры и почему-то отчаянно пахло серой. Ни одной живой души окрест. Так, вероятно, должна выглядеть преисподняя. Холера выбралась оттуда, холера взяла ее с собой и развернула все это здесь, в Хельсингфорсе.

"Летом мы можем обороняться. Зимой нам по силам побеждать".

I went down to the water,

Like a lamb to the slaughter.

Didn't know what was waiting for me there.

Nobody warned me,

Nobody told me,

My excuse is I wasn't prepared.

I drank deep from the river,

And sealed up my fate.

I should have seen the trap, baby

Before it was too late.

We go down, we go down ,

We go down, it's the only way out93.

Я погрузился в воду,

Как ягненок на бойне.

Не знал, что ждет меня здесь.

Никто не предупредил меня,

Никто не сказал мне,

Меня извиняет то, что я не был готов.

Я напился из реки,

И запечатал свою судьбу.

Мне следовало разглядеть ловушку, детка

Пока не слишком поздно.

Мы опускаемся, мы опускаемся,

Мы опускаемся, это единственный выход вон94.

Что бы ни творилось вокруг, что бы ни происходило поблизости, нельзя допускать все это в свою душу, нельзя мириться с этим. Если принимать неправедное, значит - проиграть, значит - сдаться. А еще это значит, что, глядя на тебя, сдадутся другие. Тогда холера поглотит весь мир, тогда все жизни напрасны.

С первыми заморозками пошли на поправку последние больные. Дурацкие холерные бараки, огороженные и похожие на хлева детища прокурора в отставке Парфёнчикова, так и остались стоять невостребованные. С наступлением зимы они начали растворяться в морозном воздухе: сначала растворились все доски, потом железо, потом проволока. Осталось пустое место, через которое проросла сыть, протянувшая к первым снежинкам свои жухлые стебли.

Леннрот, как и остальные доктора, не жалевшие себя во время борьбы с холерой, были пожалованы самим императором золотым перстнем с бриллиантом. Закревский впоследствии пошел на повышение и сделался генерал-губернатором Москвы.

Эпидемия повлияла на то, что студентам университета, все еще числившимся кандидатами, присвоили звания "докторов медицины". И к Рождеству шестеро новоиспеченных профессионалов вместе с заслуженным доктором Тернгреном отправились к нему в имение в Лаукко, чтобы слегка расслабиться.

Нужна была разрядка, они все это получили. Никакого безобразия, только выпивка, баня, купания в проруби, какие-то бесшабашные селянки, да здоровое и обильное питание. Редко, когда доктор принадлежит самому себе, даже в Рождество. Тем ценнее были те праздники, с чем согласилась даже Йоханна, приглядывающая за своим Йоханном. Ну, а профессор Тернгрен ни на кого кроме своей жены больше и не смотрел.

Основанное осенью того же года финское книжное сообщество, SKS95 в последствии, сразу же активно взялось за свое развитие. По Финляндии полетели гонцы с предложением о сотрудничестве. Один из гонцов долетел до Лаукко.

Господа банщики, - обратился он к ряду голых мужиков, которые лежали в клубах пара от тающего под их разгоряченными телами снега. - Можно к вам обратиться?

Можно, - согласились доктора, посыпая друг друга снежными охапками.

Кто среди вас доктор философских наук Леннрот?

А-то тебе не ведомо! - проговорил Йохан.

Так, с вашего позволения, в бане все равны - и доктора, и философы.

Банщики меж тем начали подыматься на ноги, все облепленные снегом, и, начиная зябнуть, пустились со всех ног обратно в сауну.

Так есть? - вопросил гонец прямо в сверкающие розовые зады, скачущие в открытую банную дверь.

Есть, есть, - в шесть голосов ответили ему люди, только один, высокий и все еще загорелый, промолчал.

Посыльный от SKS вошел в предбанник и, дождавшись, когда отогревшиеся и оттаявшие доктора рассядутся в комнате отдыха с бокалами пива из бочонка, вежливо всунул в дверь половину своей головы и деликатно откашлялся.

Уважаемый господин Леннрот. - проговорил он, обращаясь на сей раз к тому, кто промолчал, то есть, к Элиасу. - Могу ли я предложить вам сотрудничество с организацией, уполномочившей меня на это?

В этом есть срочность? - с сожалением поднимаясь с плетеного кресла, спросил Леннрот.

Что вы, что вы, я с позволения хозяина этого дивного места подожду, - пояснил гость.

Ну, тогда, милостивый сударь, извольте подождать в доме, - сказал Йохан. - Там моя супруга нальет вам чаю. А мы в скором времени выйдем, дабы взбодриться и восполнить запасы потерянной с потом жидкости.

Судя по подозрительно красному носу гонец странно реагировал на чай: глаза его заблестели, а речь сделалась несколько малопонятной.

На вопросительный взгляд Йохана Йоханна лишь усмехнулась и пожала плечами. Сегодня был вечер отдыха. Сегодня все были живы и здоровы. Сегодня никого не печалили новости о бушующей эпидемии холеры - ведь она закончилась! Сегодня была жизнь, беззаботная и радостная.

Поговорить с гонцом удалось лишь утром, когда тот, заночевав у радушных хозяев, смог вновь разговаривать с чувством, с толком, с расстановкой. Чувства его переполняли самые гуманные, толковать он мог бесконечно, расставляя при этом ударения на нужных словах.

В общем, ситуация была такова, что книжное общество предлагало активно поддерживать собирательную этнографическую деятельность Леннрота, а также представлять интересы автора при издании его трудов. Предложение было ограниченным, поэтому в случае понимания Элиасу предлагалось явиться в штаб-квартиру общества и подписать необходимые документы: договор, страховку и гарантийные обязательства.

Леннрот крайне сдержанно относился к раскрывающимся перспективам. По сути литературное общество представляло собой государство, что налагало очень большие ограничения свободы. Само общество располагалось в очень вычурном здании, спроектированном Себастьяном Грипенбергом по адресу Халлитускату, дом 196.

А кто кураторы общества? - спросил Леннрот.

Затрудняюсь сказать, - замялся гонец. - Но, по-моему, кто-то из управления жандармерии. Однако я могу ошибаться.

Тогда я предлагаю иное название общества, - сказал Элиас. - Не финское книжное общество, а финское литературное общество, SKS.

Пожалуй, с тем и закончился 1831 год для всего образованного финского общества. А для Леннрота вся учеба подошла к концу. Впереди была жизнь, полная нереализованных пока планов, впереди была неизвестность, манящая и слегка пугающая.

16. Лечебная практика.

Леннрот долго сомневался, связываться ли ему с энергичным и вполне обеспеченным деньгами литературным обществом, но потом, посоветовавшись со старшим товарищем и наставником Тернгреном, решил все-таки сходить на Халлитускату. Адрес был очень символичным97, стихийное появление по всей Европе и Российской империи вольнодумцев, одаренных возможностью писать стихи и прозу, подразумевало, что и Финляндия этого не избежит.

Нежели потом бороться с плодами просвещения, несущими крамольные мысли и взгляды, легче возглавить это дело и рубить на корню непозволительные вольности. Никакому государству, будь то республика, будь монархия или загнивающий феодализм, не нужно ни образование, ни театр, ни литература и живопись. Нужно слепое повиновение и самое примитивное доверие тому вруну, кто в данный исторический момент считается лидером республики, монархии или загнивающего феодализма.