Американский эксперимент соседства

— Перестань быть таким милым со мной.

— Я просто честен, — сказал ей, и я говорил серьезно. И я не пропустил, что особенно ты, но сейчас было не время это проверять. — Это полезно для здоровья — выпустить все наружу, — я провел рукой вверх и вниз по ее спине, массируя вдоль позвоночника. — Особенно когда на тебе оказывается такое давление.

— Может быть, — сказала она, все еще утопая в моей груди. — Но мне все равно это не нравится.

Мне пришло в голову кое-что, что могло бы заставить эти слезы остановиться.

— Ты встречала Abuela(бабушку), верно? На свадьбе?

Рози кивнула.

— В последний раз, когда я делал что-то подобное, притворяясь, что ничего не случилось, что все... хорошо и прекрасно, — я использовала ее слова, — Abuela(бабушка) швырнула в меня деревянную ложку. Прямо мне в лицо.

Я ожидал, что Рози вскрикнет или рассмеется, но вместо этого она задумчиво сказала: — Я люблю Abuela(бабушку).

— Трудно не любить ее. И давай посмотрим правде в глаза, я, вероятно, заслужил это.

Она издала что-то похожее на смех. Вроде того.

Хорошо, раз уж она перестала плакать, я могу еще немного повозмущаться.

— Ложка была покрыта болонским соусом, который она готовила, и я выглядел так, будто подрался с банкой томатного соуса, — в защиту Abuela(бабушка) скажу, что я это заслужил. — О, и после того, как она кинула её в меня, она продолжила кричать: — Tontos son los que hacen tonterías. Глупые люди — это те, которые делают глупости, — я запустил пальцы в волосы Рози, рассеянно поглаживая мягкие локоны. Когда она не вздрогнула, я позволил своей руке остаться там. — Abuela(бабушка) была права. Неразумно притворяться, что все в порядке, когда это не так. Когда ты держишь всё в себе, рано или поздно это выплеснется наружу.

Рози промолчала, а мое последнее заявление оставило у меня горький привкус во рту, так что после этого мы остались в тишине, покачиваясь влево и вправо, не заботясь о том, чтобы отпустить друг друга.

Когда Рози наконец заговорила снова, ее голос больше не дрожал.

— Лукас?

Прекрасно понимая, что в данный момент не было причин обнимать ее, но не желая двигаться, я ответил: — Хм.

— Что ты в себе накапливал? Когда она бросила в тебя ложку.

Почти после моего признания этого не должно было произойти, но ее вопрос застал меня врасплох.

— Я... — я запнулся, не следуя собственному совету и запихивая еще глубже все, что я держал взаперти. — Я скажу тебе, если ты перестанешь сопротивляться моей помощи. И если ты вернешься со мной в квартиру. Ты не можешь оставаться здесь.

— Разве ты не можешь рассказать мне сейчас?

— Покажи мне, что ты мне доверяешь.

Рози высвободилась из моих объятий и посмотрела на меня.

Я встретил ее взгляд.

— Вот как это работает, Грэм. Это дорога с двусторонним движением.

Она долго что-то обдумывала, затем почти неохотно сказала: — Хорошо, — после этого она громко вздохнула. — Если это твой способ спросить меня, можем ли мы быть друзьями, то хорошо. Думаю, мы можем быть друзьями.

В моей груди что-то запульсировало, на мгновение появившись и исчезнув в следующий момент.

— Друзьями, — сказал я, наконец, опустив руки по бокам, потому что друзья утешают друг друга, но знают, где провести черту. — Тогда пойдем. Я не хочу рисковать тем, что мистер Браун снова покажет нам свои яйца.

— Хорошо, — повторила она, теперь уже с большей убежденностью. — Пойдем домой, сосед.

9. Рози

Я закрыла ноутбук, не в силах больше ни секунды смотреть на свою рукопись.

Ноль из 2500 слов.

— Боже, это отстой, — сказала я в тишине и пустоте однокомнатной квартиры.

Потому что я не написала ни слова, и мне пришлось пересчитать свою ежедневную цель по количеству слов. Опять.

Я снова вспомнила вчерашний эпический срыв. О том, как я вывалила на Лукаса кучу эмоционального балагана. О том, как я потом неприлично долго обслюнявливала его толстовку. И больше всего я думала о спокойном и осторожном утешении Лукаса. О том, как он вмешался без моей просьбы. Я не ожидала этого.

И я думала о том объятии. Крепком объятии. Успокаивающем, исцеляющем, намеренном — потому что Лукас обнимал так, как будто имел это в виду, как будто все его внимание было сосредоточено на этом объятии и только на нем. Объятие, меняющее жизнь, если только что-то простое, как объятие, способно на такое.

Всю свою жизнь я была человеком, на которого полагались другие. Я разделила бремя с папой, когда моя мать ушла и оставила нас с десятимесячным Олли и десятилетней мной, которой нужно было научиться быстро взрослеть. Временами, когда папы не было рядом, я несла это бремя одна. Я была скалой посреди пруда для своих друзей, человеком, на которого они могли рассчитывать, чтобы поплакать или получить честный совет. Я брала на себя любую роль, которая мне требовалось, всегда старалась быть рядом, чтобы держать под контролем любую ситуацию или любой кризис. Всегда спокойна, всегда контролирующая ситуацию. Возможно, поэтому моя работа в качестве инженерного консультанта была такой... подходящей, такой естественной. Мне платили за планирование проектов, за экспертизу и за советы в случае кризиса. И, вероятно, поэтому я бросила эту работу, чтобы заниматься тем, что я действительно любила — тем, чем могут управлять эмоции — и это было так... освобождающе.

Даже если это привело меня к этому. К срыву. К немедленной реакции Лукаса, к тому, что он дал мне свою силу. Взял на себя.

Я вздохнула.

Ослепительная улыбка, широкие плечи, безумные кулинарные способности, суперспособность дарить лучшие в мире крепкие объятия и большое сердце.

Иногда жизнь действительно была несправедлива.

— И вот она я, — пробормотала я себе под нос. — Думаю о мужчине вместо того, чтобы писать.

Не то чтобы это что-то изменило, я по-прежнему не могла писать.

Отодвинув табурет, я подошла к окну и распахнула его, приветствуя прохладный октябрьский ветерок. Я облокотилась на подоконник, размышляя, стоит ли мне снова попытаться позвонить Лине. Может быть...

С другой стороны квартиры зажужжал мой телефон.

— Жутко, — пробормотала я.

Я вернулась к кухонному островку, взяла телефон и улыбнулась, увидев имя, высветившееся на экране.

— ПОДРУЖЕНЬКАААА! — прокричал хорошо знакомый мне голос. — Почему у меня миллион пропущенных звонков от тебя? Ты так сильно по мне скучаешь или ты наконец-то увидела Себастьяна Стэна, а я это пропустила? Вы с ним сошлись? Он такой же милый вживую? Если он придурок, не говори мне. Не разрушай мою иллюзию про него.

— Лина, — я выпустила полувздох, полусмех. — Я просто думала о тебе. И это был не миллион звонков, а всего два.

— Хмм, я буду считать, что нет. Бедный Себ. Это действительно его потеря.

— Ох, я скучала по тебе, — подойдя к дивану, я позволила себе опуститься на него, включила громкость динамика на максимум и положила телефон на журнальный столик. — Как дела, миссис Мартин-Блэкфорд? Как Перу? Проходит ли медовый месяц, как планировалось?

— Ах, Рози, я могла бы привыкнуть к этому. Как ты думаешь, на работе будут скучать по нам, если мы останемся здесь еще немного? — она понизила голос. — Или навсегда?

— Ну, учитывая, что твой муж — глава отдела инженерной фирмы в процветающем Нью-Йорке, а ты — руководитель группы в этом отделе, я бы сказала... возможно?

— Уф. Мне следовало остаться консультантом, — сказала она, хотя я знала, что она это не всерьез. Лина любила свою работу. — Или, знаешь, я должна была выйти замуж за человека без обязанностей.

Я открыла рот, чтобы сказать ей, насколько это нелепо, учитывая, что эти двое едва могли держать руки подальше друг от друга, но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, на заднем плане послышался глубокий голос Аарона.

Затем я услышала, как Лина сказала ему: — Не надо срывать с себя трусы, amor(исп. любимый)! Я просто пошутила. Я бы вышла за тебя замуж еще сто раз.

Еще несколько приглушенных слов было сказано на заднем фоне, и моя лучшая подруга хихикнула. Судя по опыту, это было такое хихиканье, которое обычно предшествует поцелую, прикосновению или зазывающему взгляду Лины и Аарона.

Меня пронзила ревность. Хорошая. Тоска, которая заставляла меня задаваться вопросом, найду ли я когда-нибудь то, что было у них. По иронии судьбы, именно эта тоска все время подталкивала меня к мысли о писательстве. Чтобы воплотить в жизнь ту любовь, которая, казалось, никогда не случится со мной.

Но посмотрите на меня сейчас: написана одна книга и жалкая попытка написать вторую, и не только источник вдохновения казался пустым, но и любовь я так и не нашла.

— Рози? — голос Лины вернул меня назад. — Я рассказывала тебе о том, как я занималась секлетикой(термин придуманный Линой, что означает сексуальная атлетика) в медовый месяц, теперь когда мой муж ушел за перуанскими эмпанадас, но ты совсем отключилась от разговора.

— Прости, милая.

Несколько мгновений в трубке было тихо.

— Все в порядке? — наконец спросила Лина, и ее дразнящий и легкомысленный тон исчез. — Я пошутила насчет звонков, понимаешь? Ты всегда можешь позвонить мне. Столько раз, сколько тебе нужно.

— Я знаю, — сказала я ей, потому что я действительно знала это. — Но...

— Ты не испортишь мне отдых, — закончила она за меня, напомнив мне, почему она была таким важным и значимым человеком в моей жизни. Она знала меня изнутри. И именно поэтому она знала, что сказать дальше, чтобы успокоить меня. — Я счастлива, как никогда в жизни, и разговоры о том, что с тобой происходит, не изменят этого.

Я углубилась в сказанное, и на этот раз я почувствовала не ревность, пусть даже и здоровую, а чистую неподдельную радость за нее. За них. Аарон и Лина заслуживали только счастья.

— На самом деле, — продолжала она. — Эти твои мысли о том, что ты не можешь рассчитывать на меня, разбивают мое бедное, хрупкое сердце. Я...

— Ладно, ладно, — выдохнула я. — Ты можешь прекратить эмоциональный шантаж. Не то чтобы я не хотела говорить об этом с тобой. Я просто...

— Не хочешь беспокоить меня, пока я провожу медовый месяц со своим обворожительным мужем, я знаю. Но мы уже выяснили, что ты этого не сделаешь. Так что, начинай говорить, подруга.

Начинай говорить.

Мне так много нужно было ей сказать. Признаться, на самом деле. Начиная с того, что моя квартира пока не пригодна для жизни. И что я делю ее студию с ее кузеном. И что я скрывала от неё свою онлайн влюбленность в упомянутого кузена, а время, проведенное с ним, не улучшило ситуацию.

И все же из моих уст вырвалось: — Я думаю, что, возможно, совершила ужасную ошибку.

— Хорошо, — ее тон был осторожным. — Это была ошибка типа «я добавила соль в тесто вместо сахара» или «милая, помнишь фосфид цинка, который мы купили для борьбы с нашествием крыс, на твоем месте я бы перестала жевать её»?

Я закрыла глаза.

— Второе? — я подумала об этом немного лучше. — Может быть, не совсем второе, но что-то близкое к этому. За вычетом случайного отравления моей семьи. Скажем так, я была единственной, кого отравили. И я вроде как я сделала это сама. Допустим...