Серебряная куница с крыльями филина

– А если – Эрне? – добавил Олег Майский. – Черт знает, как справиться тогда парень с положением, и что станется с ним самим. Давайте расскажем Куприянову, что мы тут надумали. Если он согласен…

– А я поговорю с ребятами – это им работать, – кивнул Синица. На том и порешили.

Однако ни Тимур, ни Володя не смогли немедленно уехать из города на неопределенное время. Пришлось искать другие варианты. Подумав, Синица связался с Мюнхенским детективным агентством и поручил Пашину охрану ему. С тех пор он получал регулярно подробные отчеты, из коих следовало, что с подопечным не случается ровно ничего.

– Ну что? – тревожился Куприянов.

– Ну как? – спрашивала Луша.

– Мои дорогие, да, слава богу, ничего и никак! – смеялся в ответ владелец «Ирбиса», убирая в ящик скоросшиватель с отчетами. Однако, как только разговор в агентстве снова зашел о Мухе, он с сожалением сказал своим друзьям, что не только ее загадка осталась, нерешенной, но и Муха – неизлечимо больной. Когда из Германии снова пришло известие, что профессор в Мюнхене тоже констатировал неудачу, в «Ирбисе» этому никто не удивился.

Утром Луша принесла эту весть своему директору и сказала, что Георгий Антонович хочет с ним поговорить. Паша возвращается. Он должен привести Эрну Александровну. Она не только не выздоровела, но, пожалуй, ей стало за последнее время только хуже.

Георгий пришел, и они долго обсуждали подробности происшедшего и судили-рядили, как лучше поступить. Куприянов надеялся, что сын теперь больше склонен прислушиваться к его мнению. Но особенно, к советам Петра Синицы. Самые различные врачи потерпели полную неудачу. Похоже, он ожидает теперь помощи от них двоих. Возможно, скорей, не помощи, а чуда. Но самое сейчас актуальное – как именно Эрну привезти?

И Куприянов рассказал, как профессор пришел к выводу, что всякое прямое напоминание о ее прошлом пока губительно для больной. Ее назвали по имени, и она впала в депрессию в первый раз. Ей дали почитать материал с вкрапленьями ее собственного прошлого и детства ее ребенка, и депрессия повторилась. Поэтому если Эрна увидит сына, это может оказаться для нее роковым. Мы не знаем, что ей внушено, и чему сопротивляется ее сознание. Что, если она попробует покончить с собой?

– Паша до сих пор видел ее только издали, а она его – ни разу. Значит, надо подготовить ее, уговорить или применить медикаменты и увезти в Москву. И пусть это сделают другие – я думаю, медсестра и детектив, или кто-нибудь еще. К примеру, я, – предложил Куприянов.

– А Вас она не может узнать? Вы слишком хорошо выглядите, мало изменились, – усомнилась Луша.

– Приятно слышать такое от хорошенькой девушки, но в нашем положении это сомнительный комплимент, – невесело пошутил Георгий.

– Вообще-то, у Эрны была хорошая память, в том числе и на лица. Может и узнать, – добавил он.

– Вот Вы и ответили. Значит, исключено. Не только Паша этого не хочет, но здравый смысл тоже не велит, – поддакнул Синица. Он, в отличие от Луши, нашел, что Куприянов выглядит неважно. Георгий был тщательно, аккуратно одет и выбрит, но похудел, осунулся и изнервничался.

– Я думаю, будет самое разумное до Москвы Эрну всячески беречь. Не стоит ей видеть сына, а мужа, воскресшего из мертвых, тем более. И пусть отвезут другие, а Паша держится в стороне, или вылетит следующей машиной. Мне кажется, медсестра и детектив – просто идеальное сочетание. Давайте последуем мудрому совету Михал Михалыча Жванецкого и будем переживать неприятности по мере их поступления. У Вас полно дел, не правда ли? Вам ведь надо подготовить квартиру и раздобыть надежных медсестер, да еще с французским языком? Хороший уход и без французского – нелегкая вещь. Ищите! Вы будете заняты по горло. Это лучшее лекарство от треволнений, они делу не помогут. Хотите, поговорим вместе с Мюнхеном? – предложил Синица Георгию Антоновичу.

И они позвонили Паше, изложили ему свои соображения и условились найти двух подходящих людей, чтобы их отправить за Эрной. Теперь оставалось лишь готовиться и ждать.

44. Мюнхен. Университетская больница

Паша провел неделю на Штарнбегерзее15 в маленьком комфортабельном отеле. Он пил травяной настой, плавал и гулял, но спал в первые дни только со снотворным. Огромный для небольшого озера прогулочный корабль маячил под его окнами. На третий день он сел на него, и тот степенно поплыл, причаливая время от времени к очередной пристани, чтобы забрать новых экскурсантов и высадить отдыхающих у мостков. Плескалась вода, прогулочный корабль, словно огромная скорлупка, качался на волнах. Блестело лакированное дерево и металл внутреннего убранства. Мухаммедшин старался честно отвлечься и расслабиться. Ему надо было смириться с мыслью, что его мама. Да, она теперь Селина Бежар, ею и останется. А кто такая Селина Бежар? Что для него, Паши Мухаммедшина, в этом деле основное? Селина врач, и как врач ничего не забыла и не утеряла. Она физически здорова, и это важно. Она ведет себя выдержанно и спокойно. Но у мадам Бежар нет детей! У его матери нет и не было детей! Ему стало казаться, что он медленно сходит с ума.

Является человек ниоткуда и говорит, что он мой отец. Моя мама напротив оказывается бездетной. И если так, меня просто нет. Я фантом. Не покурить ли фантому. Пойду, куплю сигарет, повсюду в Баварии действует запрет на курение в общественных местах, но это под крышей. А на палубе можно!

Паша направился к стойке бара, но по дороге курить раздумал. Вместо этого он купил газету, сел за столик и заказал себе большую чашку шоколада со взбитыми сливками. Молодой человек начал было читать, но через несколько секунд забыл о газете и уставился в пространство невидящим взглядом.

Надо собраться. Я должен взять себя в руки. Через несколько дней мы вылетаем в Москву. А там. Вот, вот, а что там – об этом следует подумать сейчас. Я должен. как они сказали? Сыграть роль постороннего человека. А это не просто трудно, но нужно еще придумать эту роль. Я лучше сосредоточусь на этом, по крайней мере, что-то определенное. Я думаю, мне подойдет нечто такое, где можно поменьше прикидываться. Скажу ей, что ее банк направил меня к ней как консультанта. И напомню – у нее есть сбережения и недвижимость. Она забыла? Ну, это не страшно. Ведь у меня все записано. И мы можем поговорить, как ей поместить капитал, а я буду давать советы. Попробую! Время покажет, как дальше действовать.

Корабль причалил, и Мухаммедшин решительным шагом направился не в отель, а в город. А когда он вернулся в Мюнхен и встретился со своим поверенным, Зильбер его не узнал. Он скользнул взглядом по молодому человеку с коротко стрижеными волосами кроме одной, выкрашенной в красный цвет длинной пряди, падающей на лоб, серьгой в ухе и очках в тонкой металлической оправе и отвернулся. И немудрено. Не только новая Пашина прическа, но и его черные джинсы и куртка из шотландки ничем не напоминали привычную корректную одежду банковского клерка.

– Господин Зильбер, – Паша приветливо протянул адвокату руку и поздоровался. – Не удивляйтесь, это действительно я. Я подумал, будет не лишним немного подстраховаться.

Адвокат внимательно посмотрел на него и кивнул.

– Возможно, Вы правы. Во всяком случае, срок настал. Сопровождающие прибыли. А билеты для всех у меня на руках. Вы летите в тот же день на несколько часов раньше. Таким образом, Вы можете встретить маму вместе с господином Куприяновым, или поступить иначе, как Вы сочтете нужным.

И он протянул Паши компьютерные распечатки, подтверждающие заказ.

– Вам нужно только зайти в больницу и забрать ее личные вещи. Люди из Москвы остановились в Вашем же отеле. Они ждут Ваших указаний.

На следующий день Паша Мухаммедшин отправился в больницу в последний раз. Он шел и думал о том, что постарался изменить свою внешность. И главное, сама его жизнь переменилась радикально. Требуется время осмыслить это как следует. Сейчас он заберет чемодан, отдаст его медсестре – пусть проверит, не надо ли чего в дорогу. А послезавтра – домой. Время у него есть. Что-что, а время.

И тут ему пришло в голову, что он совсем забыл об опасности, которая грозит Эрне каждый день. Петр разъяснил ему перед отъездом, что к чему. Он не счел нужным беречь парня так, как его новоиспеченный папаша.

«Как это я не подумал об охране? Прибыл детектив, пусть бы он начал наблюдение прямо сразу. Как только вернусь, скажу ему. Ладно, не теперь. Вот и больница. О, мне лучше в арку, а за ней внутренний дворик. Так получится быстрей, можно пройти сквозь корпус и подняться на нужный этаж.»

Был влажный теплый день, как будто весна стояла на пороге. Иногда тихие порывы ветра в лицо приносили запах свежести, совсем непохожий на промозглую зиму. А голубое небо и горячее ласковое баварское солнышко дополняло это впечатление. Больные потянулись во двор подышать, погреться или покурить и расположились кто где вместе с со своими посетителями. Пациенты сидели на скамейках и в инвалидных креслах. Тут же играли дети, а в стороне на ступеньках уплетали пиццу за обе щеки санитары.

«Здесь так свободно. Кто хочет, может запросто в любое время зайти. Ну почему я не беспокоился до сих пор? Петр Андреич тоже ведь, несмотря ни на что, не счел нужным тут в полицию обратиться. А из-за каждого угла можно выстрелить. Тут полно… Да чего угодно – окон, укрытий!» – От этих мыслей он начал нервничать все сильней и ускорил шаг. Он миновал несколько скамеек, обогнул клумбу, неловко повернулся на каблуках и.. внезапно растянулся на влажном асфальте, больно ударившись коленом о бортовой камень.

Паша вскрикнул. Сумка, которую он нес в руках, отлетела в сторону. Две женщины, медленно шедшие впереди, обернулись на шум и взглянули на него. Молодой человек лежал на спине, неловко подвернув под себя ногу. Его очки съехали на грудь. Ближайшая к нему женщина обернулась, сделала несколько шагов вперед и наклонилась над ним. Она стояла точно против солнца, и он не видел ее лица.

– Павлуша, сыночек, – сквозь плотный красноватый туман адской боли услышал он, – ты почему катаешься с горки на ногах? Не надо, не плачь. Больно? Ну, это скоро пройдет. Вставай скорей! Не бойся, я тебе помогу. Он все еще ничего не понимал. Даже русская речь не сразу дошла до его сознания. Но в следующее мгновение говорившая покачнулась и медленно стала оседать.

Мама сразу узнала своего большого ребенка. Переодевание и крашеная прядь не помогли. Она упала без чувств – и тут уже закричала медсестра.

Вызванные из Москвы сопровождающие улетели одни. Паша Мухаммедшин дневал и ночевал в Университетской больнице у постели своей матери. А Эрна Александровна Мухаммедшина, как человек, пробудившийся после тяжелого сна, вернее, после беспамятства из-за болезни или несчастного случая, Эрна, которая теперь ничего не знала ни о Селине Бежар, ни о миссии врачей «Поможем вместе» в Израиле, слушала Пашины рассказы словно чужие приключения.

Все переменилось, как будто день превратилась в ночь, словно перевернули песочные часы, слепой прозрел или безногий начал ходить. Доктор Мухаммедшина перенесла потрясение, и память о прошлом к ней вернулась. Но вполне здоровая до сих пор, она теперь страдала от очень низкого давления, головокружений и слабости. Пульс у нее тоже сделался неровным, плохого наполнения, сон болезненно чутким, а стандартные анализы говорили о сильной анемии. Между тем, она была активна, насколько ей позволяли силы, и просила, нет, скорее нужно бы сказать – требовала, ежедневных бесед о происшедшем. И она с разрешения врача два раза по полчаса слушала Пашу и рассказывала сама.