Трое в лодке, не считая собаки [англ. и рус. параллельные тексты]

We got to Waterloo at eleven, and asked where the eleven-five started from.

В одиннадцать часов мы приехали на Ватерлооский вокзал и спросили, откуда отправляется поезд 11.05.

Of course nobody knew; nobody at Waterloo ever does know where a train is going to start from, or where a train when it does start is going to, or anything about it.

Никто, разумеется, этого не знал. На Ватерлооском вокзале никто никогда не знает, откуда отходит какой-нибудь поезд, куда он идет, если уже отошел, и тому подобное.

The porter who took our things thought it would go from number two platform, while another porter, with whom he discussed the question, had heard a rumour that it would go from number one.

Носильщик, несший наши вещи, высказал предположение, что он отойдет с платформы No 2. Но другой носильщик, с которым он обсуждал этот вопрос, имел сведения, будто наш поезд тронется с платформы No 1.

The station-master, on the other hand, was convinced it would start from the local.

Дежурный по вокзалу, со своей стороны, был уверен, что поезд 11.05 отправляется с пригородной платформы.

To put an end to the matter, we went upstairs, and asked the traffic superintendent, and he told us that he had just met a man, who said he had seen it at number three platform.

Чтобы покончить с этим вопросом, мы поднялись наверх и спросили начальника движения. Он сказал, что только что встретил человека, который говорил, будто видел наш поезд на третьей платформе.

We went to number three platform, but the authorities there said that they rather thought that train was the Southampton express, or else the Windsor loop.

Мы пошли на третью платформу, но местные власти сообщили нам, что, по их мнению, это был скорее саутгемптонский экспресс или же кольцевой виндзорский.

But they were sure it wasn't the Kingston train, though why they were sure it wasn't they couldn't say.

Там были твердо убеждены, что это не поезд на Кингстон, хотя и не могли сказать, почему именно они в этом уверены.

Then our porter said he thought that must be it on the high-level platform; said he thought he knew the train.

Тогда носильщик сказал, что наш поезд, вероятно, на верхней платформе и что он узнает этот поезд.

So we went to the high-level platform, and saw the engine-driver, and asked him if he was going to Kingston.

Мы отправились на верхнюю платформу, пошли к машинисту и спросили его, не едет ли он в Кингстон.

He said he couldn't say for certain of course, but that he rather thought he was. Anyhow, if he wasn't the 11.5 for Kingston, he said he was pretty confident he was the 9.32 for Virginia Water, or the 10 a.m. express for the Isle of Wight, or somewhere in that direction, and we should all know when we got there.

Машинист ответил, что он, конечно, не может утверждать наверняка, но думает, что едет; во всяком случае, если он не 11.05 на Кингстон, то он уже наверное 9.32 на Виргиния-Уотер, или десятичасовой экспресс на остров Уайт, или куда-нибудь в этом направлении и что мы все узнаем, когда приедем на место.

We slipped half-a-crown into his hand, and begged him to be the 11.5 for Kingston.

Мы сунули ему в руку полкроны и попросили его сделаться 11.05 на Кингстон.

"Nobody will ever know, on this line," we said, "what you are, or where you're going.

- Ни одна душа на этой линии никогда не узнает, кто вы и куда вы направляетесь, -сказали мы.

You know the way, you slip off quietly and go to Kingston."

- Вы знаете дорогу, так трогайтесь потихоньку и езжайте в Кингстон.

"Well, I don't know, gents," replied the noble fellow, "but I suppose some train's got to go to Kingston; and I'll do it.

- Ну что ж, джентльмены, - ответил этот благородный человек. - Должен же какой-нибудь поезд идти в Кингстон. Я согласен.

Gimme the half-crown."

Давайте сюда полкроны.

Thus we got to Kingston by the London and South-Western Railway.

Так мы попали в Кингстон по Лондонской Юго-западной железной дороге.

We learnt, afterwards, that the train we had come by was really the Exeter mail, and that they had spent hours at Waterloo, looking for it, and nobody knew what had become of it.

Впоследствии мы узнали, что поезд, который нас привез, был на самом деле экзетерский почтовый и что на Ватерлооском вокзале несколько часов искали его, и никто не знал, что с ним сталось.

Our boat was waiting for us at Kingston just below bridge, and to it we wended our way, and round it we stored our luggage, and into it we stepped.

Наша лодка ожидала нас в Кингстоне, чуть ниже моста. Мы направили к ней свои стопы, погрузили в нее свои вещи, заняли в ней каждый свое место.

"Are you all right, sir?" said the man.

- Все в порядке, сэр? - спросил лодочник.

"Right it is," we answered; and with Harris at the sculls and I at the tiller-lines, and Montmorency, unhappy and deeply suspicious, in the prow, out we shot on to the waters which, for a fortnight, were to be our home.

- Все в порядке! - ответили мы и, - Гаррис на веслах, я на руле и Монморенси, глубоко несчастный и полный самых мрачных подозрений, на носу, - поплыли по реке, которая на ближайшие две недели должна была стать нашим домом.

Chapter VI.
ГЛАВА ШЕСТАЯ

Kingston.-Instructive remarks on early English hi story.-Instructive observations on carved oak and life in general.-Sad case of Stivvings, junior.-Musings on antiquity.-I forget that I am steering.-Interesting result.-Hampton Court Maze.-Harris as a guide.

Кингстон. Полезные сведения из ранней истории Англии. Поучительные рассуждения о резном дубе и о жизни вообще. Печальная судьба Стиввингса-младшего. Размышления о древности. Я забываю, что правлю рулем. Интересные последствия этого. Хэмптон-Кортский лабиринт. Гаррис в роли проводника.

It was a glorious morning, late spring or early summer, as you care to take it, when the dainty sheen of grass and leaf is blushing to a deeper green; and the year seems like a fair young maid, trembling with strange, wakening pulses on the brink of womanhood.

Стояло великолепное утро в конце весны или в начале лета - как вам больше нравится, - когда нежная зелень травы и листьев приобретает более темный оттенок и природа, словно юная красавица, готовая превратиться в женщину, охвачена непонятным, тревожным трепетом.

The quaint back streets of Kingston, where they came down to the water's edge, looked quite picturesque in the flashing sunlight, the glinting river with its drifting barges, the wooded towpath, the trim-kept villas on the other side, Harris, in a red and orange blazer, grunting away at the sculls, the distant glimpses of the grey old palace of the Tudors, all made a sunny picture, so bright but calm, so full of life, and yet so peaceful, that, early in the day though it was, I felt myself being dreamily lulled off into a musing fit.

Старинные переулки Кингстона, спускающиеся к реке, выглядели очень живописно в ярких лучах солнца; сверкающая река, усеянная скользящими лодками, окаймленная лесом дорога, изящные виллы на другом берегу, Гаррис в своей красной с оранжевым фуфайке, с кряхтением взмахивающий веслами, старый серый замок Тюдоров, мелькающий вдалеке, -представляли яркую картину, веселую, но спокойную, полную жизни, но в то же время столь мирную, что, хотя было еще рано, меня охватила мечтательная дремота и я впал в задумчивость.

I mused on Kingston, or

Я думал о Кингстоне, или

"Kyningestun," as it was once called in the days when Saxon "kinges" were crowned there.

"Кинингестуне", как его называли некогда, в те дни, когда саксонские "кинги" - короли -короновались в этом городе.

Great Caesar crossed the river there, and the Roman legions camped upon its sloping uplands.

Великий Цезарь перешел здесь реку, и римские легионы стояли лагерем на склонах ближних холмов.

Caesar, like, in later years, Elizabeth, seems to have stopped everywhere: only he was more respectable than good Queen Bess; he didn't put up at the public-houses.

Цезарь, как впоследствии Елизавета, останавливался, по-видимому, всюду, но только он был человек более строгих правил, чем добрая королева Бесс, - он не ночевал в трактирах.

She was nuts on public-houses, was England's Virgin Queen.

Она обожала трактиры, эта королева-девственница!

There's scarcely a pub. of any attractions within ten miles of London that she does not seem to have looked in at, or stopped at, or slept at, some time or other.

Едва ли найдется хоть один сколько-нибудь замечательный кабачок на десять миль вокруг Лондона, где бы она когда-нибудь не побывала или не провела ночь.

I wonder now, supposing Harris, say, turned over a new leaf, and became a great and good man, and got to be Prime Minister, and died, if they would put up signs over the public-houses that he had patronised:

Я часто спрашиваю себя: если, допустим, Гаррис начнет новую жизнь, станет достойным и знаменитым человеком, попадет в премьер-министры и умрет, прибьют ли на трактирах, которые он почтил своим посещением, доски с надписью:

"Harris had a glass of bitter in this house;"

"В этом доме Гаррис выпил стакан пива";

"Harris had two of Scotch cold here in the summer of '88;"

"Здесь Гаррис выпил две рюмки холодного шотландского летом 88 года";

"Harris was chucked from here in December, 1886."

"Отсюда Гарриса вытолкали в декабре 1886 года"?

No, there would be too many of them!

Нет, таких досок было бы слишком много.

It would be the houses that he had never entered that would become famous.

Прославились бы скорее те трактиры, в которые Гаррис ни разу не заходил.

"Only house in South London that Harris never had a drink in!"

"Единственный кабачок в южной части Лондона, где Гаррис не выпил ни одной рюмки".

The people would flock to it to see what could have been the matter with it.

Публика валом валила бы в это заведение, чтобы посмотреть, что в нем такого особенного.

How poor weak-minded King Edwy must have hated Kyningestun!

Как бедный, слабоумный король Эдви должен был ненавидеть Кинингестун!

The coronation feast had been too much for him.

Пиршество после коронации оказалось ему не по силам.

Maybe boar's head stuffed with sugar-plum s did not agree with him (it wouldn't with me, I know), and he had had enough of sack and mead; so he slipped from the noisy revel to steal a quiet moonlight hour with his beloved Elgiva.

Может быть, кабанья голова, начиненная леденцами, не очень ему нравилась (мне бы она наверняка пришлась не по вкусу) и он выпил достаточно браги и меду, - как бы то ни было, он покинул шумный пир, чтобы украдкой погулять часок при свете луны со своей возлюбленной Эльдживой.

Perhaps, from the casement, standing hand-in-hand, they were watching the calm moonlight on the river, while from the distant halls the boisterous revelry floated in broken bursts of faint-heard din and tumult.

Быть может, стоя рука об руку, они любовались из окна игрой лунного света на реке, внимая шуму пиршества, смутно доносившемуся из отдаленных покоев.

Then brutal Odo and St. Dunstan force their rude way into the quiet room, and hurl coarse insults at the sweet-faced Queen, and drag poor Edwy back to the loud clamour of the drunken brawl.

Затем буйный Одо и Сент-Дустен грубо врываются в тихую комнату, осыпая ругательствами ясноликую королеву, и уводят бедного Эдви к разгулявшимся пьяным крикунам.

Years later, to the crash of battle-music, Saxon kings and Saxon revelry were buried side by side, and Kingston's greatness passed away for a time, to rise once more when Hampton Court became the palace of the Tudors and the Stuarts, and the royal barges strained at their moorings on the river's bank, and bright-cloaked gallants swaggered down the water-steps to cry: "What Ferry, ho! Gadzooks, gramercy."

Через много лет под грохот боевой музыки саксонские короли и саксонские пирушки были погребены в одной могиле. И слава Кингстона померкла на время, чтобы снова засиять в те дни, когда Хэмптон-Корт сделался резиденцией Тюдоров и Стюартов, и королевские лодки покачивались у причалов, и юные щеголи в разноцветных плащах сходили по ступеням к воде и громко звали перевозчиков.

Many of the old houses, round about, speak very plainly of those days when Kingston was a royal borough, and nobles and courtiers lived there, near their King, and the long road to the palace gates was gay all day with clanking steel and prancing palfreys, and rustling silks and velvets, and fair faces.

Многие старые дома в городе напоминают о том времени, когда Кингстон был местопребыванием двора и вельможи и сановники жили там, вблизи своего короля. На длинной дороге, ведущей к дворцовым воротам, целый день весело бряцала сталь, ржали гордые кони, шелестели шелк и атлас и мелькали прекрасные лица.

The large and spacious houses, with their oriel, latticed windows, their huge fireplaces, and their gabled roofs, breathe of the days of hose and doublet, of pearl-embroidered stomachers, and complicated oaths.

Большие, просторные дома с их решетчатыми окнами, громадными каминами и стрельчатыми крышами напоминают времена длинных чулок и камзолов, шитых жемчугом жилетов и замысловатых клятв.

They were upraised in the days "when men knew how to build."

Люди, которые возвели эти дома, умели строить.

The hard red bricks have only grown more firmly set with time, and their oak stairs do not creak and grunt when you try to go down them quietly.

Твердый красный кирпич от времени стал лишь крепче, а дубовые лестницы не скрипят и не стонут, когда вы пытаетесь спуститься по ним бесшумно.

Speaking of oak staircases reminds me that there is a magnificent carved oak staircase in one of the houses in Kingston.