Трое в лодке, не считая собаки [англ. и рус. параллельные тексты]

You don't mind a man being two bars in front of the accompaniment, and easing up in the middle of a line to argue it out with the pianist, and then starting the verse afresh.

Мы простим певцу, если он обогнал аккомпанемент на два такта и вдруг останавливается посреди строки, чтобы обсудить этот вопрос с пианистом, а потом начинает куплет снова.

But you do expect the words.

Но мы ждем слов.

You don't expect a man to never remember more than the first three lines of the first verse, and to keep on repeating these until it is time to begin the chorus.

Мы не готовы к тому, что певец помнит только три строки первого куплета и повторяет их до тех пор, пока не приходит время вступать хору.

You don't expect a man to break off in the middle of a line, and snigger, and say, it's very funny, but he's blest if he can think of the rest of it, and then try and make it up for himself, and, afterwards, suddenly recollect it, when he has got to an entirely different part of the song, and break off, without a word of warning, to go back and let you have it then and there.

Мы не думали, что он способен вдруг остановиться на полуслове и с глупым хихиканьем сказать, что, как это ни забавно, но черт его побери, если он помнит, как там идет дальше. Потом он пробует сочинить что-нибудь от себя и после этого, дойдя уже до другого куплета, вдруг вспоминает и без всякого предупреждения останавливается, чтобы начать все снова и немедленно сообщить вам забытые слова.

You don't-well, I will just give you an idea of Harris's comic singing, and then you can judge of it for yourself.

Мы не думали... Но лучше я попробую показать вам, что такое пение Гарриса, и тогда судите сами.

HarrisHarris (standing up in front of piano and addressing the expectant mob):

Гаррис (стоя перед фортепиано и обращаясь к публике).

"I'm afraid it's a very old thing, you know.

Боюсь, что это слишком старо, знаете ли.

I expect you all know it, you know.

Вам всем, наверное, известна эта песня.

But it's the only thing I know.

Но это единственное, что я пою.

It's the Judge's song out of Pinafore-no, I don't mean Pinafore-I mean-you know what I mean-the other thing, you know.

Это песня судьи из "Передника", то есть, я хочу сказать, не из "Передника", а... Ну, да вы знаете, что я хочу сказать. Ну, из той, другой оперетки.

You must all join in the chorus, you know."

Вы все будете подпевать хором, разумеется.

[Murmurs of delight and anxiety to join in the chorus.

Радостный шепот - всем хочется петь хором.

Brilliant performance of prelude to the Judge's song in "Trial by Jury" by nervous Pianist.

Блестяще исполненное взволнованным пианистом вступление к песне судьи из "Суда присяжных".

Moment arrives for Harris to join in.

Гаррису пора начинать.

Harris takes no notice of it.

Гаррис не замечает этого.

Nervous pianist commences prelude over again, and Harris, commencing singing at the same time, dashes off the first two lines of the First Lord's song out of "Pinafore."

Нервный пианист снова начинает вступление. Г аррис в ту же минуту принимается петь и одним духом выпаливает две начальные строки песенки Первого лорда из "Передника".

Nervous pianist tries to push on with prelude, gives it up, and tries to follow Harris with accompaniment to Judge's song out "Trial by Jury," finds that doesn't answer, and tries to recollect what he is doing, and where he is, feels his mind giving way, and stops short.]

Нервный пианист пробует продолжать вступление, сдается, пытается догнать Гарриса, аккомпанируя песне судьи из "Суда присяжных", видит, что это не подходит, пытается сообразить, что он делает и где находится, чувствует, что разум изменяет ему, и смолкает.

Harris (with kindly encouragement):

Гаррис (ласково, желая его ободрить).

"It's all right.

Прекрасно!

You're doing it very well, indeed-go on."

Вы замечательно аккомпанируете. Продолжайте.

Nervous Pianist:

Нервный пианист.

"I'm afraid there's a mistake somewhere.

Боюсь, что где-то произошла ошибка.

What are you singing?"

Что вы поете?

Harris (promptly):

Гаррис (быстро).

"Why the Judge's song out of Trial by Jury.

Как что? Песню судьи из "Суда присяжных".

Don't you know it?"

Разве вы ее не знаете?

Some Friend of Harris's (from the back of the room):

Один из приятелей Г арриса (из глубины комнаты).

"No, you're not, you chuckle-head, you're singing the Admiral's song from Pinafore."

Да нет! Ты поешь песню адмирала из "Передника".

[Long argument between Harris and Harris's friend as to what Harris is really singing.

Продолжительный спор между Гаррисом и его приятелем о том, что именно поет Гаррис.

Friend finally suggests that it doesn't matter what Harris is singing so long as Harris gets on and sings it, and Harris, with an evident sense of injustice rankling inside him, requests pianist to begin again.

Приятель, наконец, говорит, что это несущественно, лишь бы Г аррис вообще что-нибудь пел. Гаррис, которого явно терзает чувство оскорбленной справедливости, просит пианиста начать снова.

Pianist, thereupon, starts prelude to the Admiral's song, and Harris, seizing what he considers to be a favourable opening in the music, begins.]

Пианист играет вступление к песне адмирала. Гаррис, выбрав подходящий, по его мнению, момент, начинает.

Harris: "'When I was young and called to the Bar.'"

Когда, в дни юности, я адвокатом стал...

[General roar of laughter, taken by Harris as a compliment.

Общий хохот, принимаемый Гаррисом за знак одобрения.

Pianist, thinking of his wife and family, gives up the unequal contest and retires; his place being taken by a stronger-nerved man.

Пианист, вспомнив о жене и детях, отказывается от неравной борьбы и уходит. Его место занимает человек с более крепкими нервами.

The New Pianist (cheerily):

Новый пианист (весело).

"Now then, old man, you start off, and I'll follow.

Ну, старина, начинайте, а я пойду следом.

We won't bother about any prelude."

Не стоит возиться со вступлением.

Harris (upon whom the explanation of matters has slowly dawned-laughing):

Г аррис (который постепенно уяснил себе причину всего происходящего, со смехом).

"By Jove!

Ах, боже мой!

I beg your pardon.

Извините, пожалуйста!

Of course-I've been mixing up the two songs.

Ну, конечно, я перепутал эти песни.

It was Jenkins confused me, you know.

Это Дженкинс меня смутил.

Now then. [Singing; his voice appearing to come from the cellar, and suggesting the first low warnings of an approaching earthquake.

Ну, валяйте! (Поет. Его голос звучит как из погреба и напоминает первые предвестники приближающегося землетрясения.)

"'When I was young I served a term As office-boy to an attorney's firm.'

В дни юности в конторе я служил, Рассыльным у поверенного был.

(Aside to pianist): "It is too low, old man; we'll have that over again, if you don't mind."

(В сторону, пианисту.) Слишком низко, старина. Начнем еще раз, если вы не возражаете.

[Sings first two lines over again, in a high falsetto this time.

Снова поет те же две строчки, на сей раз высоким фальцетом.

Great surprise on the part of the audience.

Публика удивлена.

Nervous old lady near the fire begins to cry, and has to be led out.]

Нервная старая дама у камина начинает плакать, и ее приходится увести.

Harris (continuing): "'I swept the windows and I swept the door, And I-'

Я окна мыл, и пол я натирал, Я...

No-no, I cleaned the windows of the big front door. And I polished up the floor-no, dash it-I beg your pardon-funny thing, I can't think of that line.

Нет, нет, "я стекла на парадной начищал и пол до блеска натирал". Нет, черт побери, извините, пожалуйста! Вот забавно! Не могу вспомнить эту строчку.

And I-and I-Oh, well, we'll get on to the chorus, and chance it (sings):

"Я... я..." Ну, ладно, попробуем прямо перейти к припеву. (Поет.)

"'And I diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-de, Till now I am the ruler of the Queen's navee.'

И я, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, Теперь во флоте королевском адмирал.

Now then, chorus-it is the last two lines repeated, you know.

Ну же, хор, повторяйте последние две строчки!

General Chorus:

Хор.

"And hediddle-diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-dee'd, Till now he is the ruler of the Queen's navee."

И он, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла, Теперь во флоте королевском адмирал.

And Harris never sees what an ass he is making of himself, and how he is annoying a lot of people who never did him any harm.

А Гаррис так и не понимает, в каком он оказался дурацком положении и как он надоел людям, которые не сделали ему ничего дурного.

He honestly imagines that he has given them a treat, and says he will sing another comic song after supper.

Он искренне думает, что доставил им удовольствие, и обещает спеть после ужина еще.

Speaking of comic songs and parties, reminds me of a rather curious incident at which I once assisted; which, as it throws much light upon the inner mental working of human nature in general, ought, I think, to be recorded in these pages.

В связи с куплетами и вечеринками я вспомнил один любопытный случай, которому я был свидетелем. Он бросает яркий свет на процесс человеческого мышления и потому, думается мне, должен быть упомянут в этой книге.

We were a fashionable and highly cultured party.

Нас собралось несколько человек, очень светских и высококультурных.

We had on our best clothes, and we talked pretty, and were very happy-all except two young fellows, students, just returned from Germany, commonplace young men, who seemed restless and uncomfortable, as if they found the proceedings slow.

Мы надели свои лучшие костюмы, вели тонкие разговоры и были очень довольны - все, кроме двух молодых студентов, только что вернувшихся из Германии. Это были самые обыкновенные юноши, и они чувствовали себя как-то беспокойно и неуютно, словно находя, что время тянется слишком медленно.

The truth was, we were too clever for them.

Дело в том, что мы были для них чересчур умны.

Our brilliant but polished conversation, and our high-class tastes, were beyond them.

Наш блестящий, но утонченный разговор и наши изысканные вкусы были им недоступны.

They were out of place, among us.

В нашей компании они были явно не к месту.

They never ought to have been there at all.

Им вообще не следовало быть здесь.

Everybody agreed upon that, later on.

Впоследствии все пришли к этому выводу.

We played morceaux from the old German masters.

Мы играли произведения старинных немецких композиторов.

We discussed philosophy and ethics.

Мы рассуждали о философии, об этике.

We flirted with graceful dignity.

Мы с изящным достоинством занимались флиртом.

We were even humorous-in a high-class way.

Мы даже острили - в светском тоне.

Somebody recited a French poem after supper, and we said it was beautiful; and then a lady sang a sentimental ballad in Spanish, and it made one or two of us weep-it was so pathetic.

После ужина кто-то прочитал французские стихи, и мы нашли их прекрасными. Потом одна дама спела чувствительную балладу по-испански, и некоторые из нас даже заплакали, до того она была трогательна.

And then those two young men got up, and asked us if we had ever heard Herr Slossenn Boschen (who had just arrived, and was then down in the supper-room) sing his great German comic song.

И вдруг один из этих молодых людей поднялся и спросил, слышали ли мы когда-нибудь, как герр Шлоссен-Бошен (он только что приехал и сидел внизу в столовой) поет немецкую комическую песню.

None of us had heard it, that we could remember.

Никому из нас как будто не приходилось ее слышать.

The young men said it was the funniest song that had ever been written, and that, if we liked, they would get Herr Slossenn Boschen, whom they knew very well, to sing it.

Молодые люди сказали, что это самая смешная песня на свете и что, если угодно, они попросят герра Шлоссен-Бошена, с которым они хорошо знакомы, спеть ее.

They said it was so funny that, when Herr Slossenn Boschen had sung it once before the German Emperor, he (the German Emperor) had had to be carried off to bed.

Это такая смешная песня, что когда герр Шлоссен-Бошен спел ее германскому императору, его (германского императора) пришлось увести и уложить в постель.

They said nobody could sing it like Herr Slossenn Boschen; he was so intensely serious all through it that you might fancy he was reciting a tragedy, and that, of course, made it all the funnier.

Никто не может спеть эту песню так, как герр Шлоссен-Бошен, говорили они. Исполняя ее, герр Шлоссен-Бошен все время так глубоко серьезен, что может показаться, будто он играет трагедию, и от этого все становится еще смешнее.

They said he never once suggested by his tone or manner that he was singing anything funny-that would spoil it.

Он не показывает голосом или поведением, что поет что-то смешное, - это бы все испортило.

It was his air of seriousness, almost of pathos, that made it so irresistibly amusing.

Именно его серьезный, почти патетический тон и делает пение таким бесконечно забавным.

We said we yearned to hear it, that we wanted a good laugh; and they went downstairs, and fetched Herr Slossenn Boschen.

Мы заявили, что жаждем его услышать, что испытываем потребность в здоровом смехе. Молодые люди спустились вниз и привели герра Шлоссен-Бошена.