Отпуск на даче

— Тихо ты! — испугалась я.

— Ладно, помогайте мне менять колесо, — распорядилась успокоившаяся женщина.

Нам не пришлось самим его менять, потому что, едва мы принялись выполнять команды нашего водителя, как остановилась машина, из неё вылез мужчина, предложил свою помощь и, не дожидаясь согласия, принялся за дело. Мы и опомниться не успели, как он всё сделал, деловито простился с нами и уехал.

— Вот это мужчина! — восхищённо проговорила Аня.

— И денег не попросил, — удивилась Марина.

— Поехали быстрее, — поторопила нас Катя. — Есть хочется.

— И крепкого горячего чая, — мечтательно проговорила Аня.

— Неплохо было бы, — согласилась я. — Крепкого горячего чая с лимоном.

— У меня нет лимона, — предупредила Марина.

— Тогда крепкого горячего чая с молоком.

— У меня и молока нет.

— Тогда просто крепкого горячего чая. У меня есть конфеты и печенье.

— Чай найдётся, — сказала Марина. — Но если он будет крепким, то мы не уснём.

— Был бы чай, а каким его сделать, решим потом, — откликнулась Катя.

Мы въехали на территорию дач и медленно покатили вдоль массивных сплошных заборов. Очень прочные, капитальные, отталкивающего вида, даже какие-то бездушные заборы. У нас на даче тоже некоторые обзавелись высокими сплошными заборами, в основном, металлическими, и все отметили, что на улицах стало неприятнее, но они ни в какое сравнение не шли с этими гигантами. К тому же, у нас такие ограждения шли в основном по фасаду, а внутри участки разгораживал или хилый штакетник, или сетка, так что кому из злоумышленников было нужно, тот спокойно пробирался на чужой участок через соседей.

Машина остановилась перед воротами, Марина вылезла, открыла их, влезла обратно, въехала внутрь и выгрузила нас на площадку, аккуратно выложенную крупной плиткой. Пока она загоняла своё транспортное средство в гараж, мы бегло осмотрелись. Вокруг покрытых плиткой въезда для машины и прохода вокруг дома ярко зеленел прекрасный газон, дальше росли цветы, море цветов, а между ними вились дорожки, тоже выложенные узорной плиткой.

— У тебя не участок, а ботанический сад, — похвалила я хозяйку.

Марина не сдержала довольной улыбки.

— Стараемся, — кокетливо ответила она.

Это мне понравилось, и я надеялась, что заботы о хозяйстве и строительстве помогут ей забыть придуманный ею ужас.

Марина сразу же повела нас на экскурсию по своему участку. У неё был чудесный цветник, в котором среди пышных разноцветных кустов искусно скрывались грядки с овощами и зеленью, в стороне стояли три теплицы, а дополняли всё это великолепие ухоженные плодовые деревья. Насколько я могла понять, там было пять-шесть яблонь, несколько слив, низенькие вишнёвые деревья, орешник, облепиха, черноплодная смородина и что-то ещё, чего я не могла пока определить. Моё внимание привлекло громадное дерево с крупными листьями и какими-то зелёными плодами.

— Что это? — спросила я.

— Это грецкий орех, — объяснила Марина.

Очень красивое было дерево, я бы с удовольствием посадила такое у себя на даче поближе к забору, выходящему на улицу.

— За всем следит садовник? — поинтересовалась Аня.

— Он самый. Раньше мы меняли садовников, но вот уже лет пять, как у нас Михал Михалыч. Правда, этой весной мы с ним чуть было не расстались. Мы уезжали на неделю в Москву, велели ему приготовить землю под розы, которые должен был привезти муж, а когда вернулись, выяснилось, что Михал Михалыч беспробудно пьянствовал без нас и ничего не сделал. Муж на него наорал, не заплатил за полмесяца (мы ему платим два раза в месяц) и пообещал уволить, если подобное повторится. Михал Михалыч в свою очередь разозлился, назвал мужа капиталистом и эксплуататором, плюнул, ушёл, но через день одумался и вернулся. На мужа он с тех пор не смотрел и только что-то ворчал себе под нос, когда тот появлялся, а со мной разговаривал нормально, так что я была между ними посредником. Они с мужем как раз накануне ТОГО дня опять поругались. Сергей придрался к нему из-за какой-то мелочи, а тот не стерпел. Михал Михалыч знает, что я должна сегодня приехать, так что завтра с утра придёт на работу. У него есть свой ключ от калитки и от сарая с инструментами, так что он приходит сюда в моё отсутствие и поливает, пропалывает, пересаживает все, что требуется.

Мне бы хотелось узнать, как Михал Михалыч воспринял смерть хозяина, с которым был не в ладах, но спросить я не решилась, боясь, что Марина вновь вернётся к своим страхам.

— Вон у нас два сарая, душ, там же и умывальник, туалет летний, а вон там баня, и летняя кухня, но мне её потом сломают. Вот на этом месте нам строят хозблок. Видите, всё уже выровнено и фундамент вылит.

— Крепкий фундамент, — определила Катя. — Капитальный. Даже для дома сгодился бы.

— Так это и есть дом. Там будет кухня, комнаты, подсобные помещения. Фактически, второй дом.

Чего я никогда не могла понять, так это для чего людям, не имеющим большую семью, братьев, сестёр и прочих родственников, строить на участке два здоровенных дома, обычно двух, а иногда и трёхэтажных. У Марины хоть участок обширный, а то ведь ухитряются так застроить шесть соток, что ходить негде. Но всё равно непонятно, зачем Марине с мужем понадобились два больших строения.

— Теперь пойдёмте в дом, — пригласила хозяйка.

— Марина, а зачем тебе хозблок? — не выдержала я.

Женщина остановилась, посмотрела на меня и задумалась.

— Если говорить откровенно, то, вроде бы, незачем, — призналась она. — Но не хочется выделяться: у всех здесь есть дом и хозблок. Пусть и у меня будет.

— Общественное мнение, — пояснила я.

— В какой-то мере, да, — согласилась Марина. — Пойдёмте.

Дом был трёхэтажным и очень продуманно спланированным. Особенно мне понравились лестницы. Я привыкла, что в дачных домах люди с угрозой для жизни карабкаются наверх и спускаются вниз, наступая на крайне неудобные ступеньки. Бывали даже случаи падения. Не так было у Марины. Здесь ступени были широкими, перила — прочными, так что не приходилось ничего опасаться, да и расположена лестница была удачно.

— Прежде, чем его начали строить, я сама проверила чертежи и внесла изменения, — объяснила Марина. — Не я, конечно, их внесла, а архитектор внёс, но по моим указаниям.

— У тебя всё очень хорошо получилось, — похвалила её Катя. — Здесь даже мне не страшно ходить.

Если она намекала на лестницы, то она могла бы не бояться даже самых ужасных лестниц у моих соседей по даче, потому что шаг у неё был необыкновенно лёгким и неслышным, а движения, несмотря на её непомерную толщину, — удивительно ловкими.

На первом этаже размещались обширная прихожая, где были шкафы-купе для одежды и огромное зеркало, закрытое тканью с красивым рисунком (по-моему, простынёй), веранда, выполняющая роль гостиной, выходящая в неё столовая, кухня, ванная и туалет. На втором этаже были коридор, две большие комнаты неопределённого назначения и две поменьше — спальни, в которых едва-едва умещались нелюбимые мною кровати-гиганты, резные платяные шкафы и тумбочки, над которыми висели зеркала, затянутые шёлковыми платками. Когда мы уже покидали этот этаж, собираясь подниматься наверх, я обратила внимание на двери, ведущие в кладовки.

— Третьим этажом мы почти не пользуемся, — призналась Марина, — когда мы обозрели хорошо обставленные, но необжитые комнаты. — Здесь рабочая комната только одна — гардеробная. Там мы храним одежду, которую редко надеваем.

— Чуланчик номер два, — сказала я.

Марина засмеялась.

— А чуланчик номер три — наш чердак. Туда сваливается весь ненужный хлам и не только хлам. Если его разобрать, то мебели и всяких вещей наберётся столько, что можно будет прилично обставить пятикомнатную квартиру.

— Удобная вещь — чердак, — похвалила Катя.

— Особенно, заполненный правильными вещами, — уточнила Аня.

— А кухня у тебя заполнена правильной едой? — спросила Катя. — Я есть хочу.

У Марины сразу испортилось настроение. Не то, чтобы она это как-то выразила, но пропала оживлённость, присущая хорошей хозяйке, которая показывает гостям предмет своей гордости.

— Пойдёмте вниз, — пригласила она.

Как я и ожидала, кухня у неё была обставлена всеми новинками бытовой электроники. Только было непонятно, использует ли Марина хоть треть этих приборов, потому что и в Москве она угощала нас только чаем и кофе, и здесь тоже предложила чай.

— У тебя вообще нет еды? — удивилась Катя. — Ты бы сказала, и мы бы по дороге что-нибудь купили.

— Я могу сварить вермишель, — предложила Марина.

— Вари хоть вермишель, только быстрее, а то я умру от голода, — согласилась Катя.

Я ждала, что будет дальше. Но дальше ничего не было. Хозяйка великолепной дачи поставила на стол тарелки, вилки, маслёнку с остатками масла и кастрюльку с мелкой вермишелью. У Кати вытянулось лицо, а мы с Аней только обменялись понимающими взглядами.

— Сейчас, — сказала я и пошла за своими припасами.

Чтобы не заставлять родителей волноваться, я им заодно позвонила и сообщила, что мы на месте.

— От моего папы к нашему столу, — проговорила я, выкладывая шпроты, огурчики и всё, что было у меня в сумке.

— Эх, жалко, картошечки нет! — воскликнула Катя.

Тут уж Марина не выдержала.

— Какая картошечка? Ты же хотела худеть.

— Одно другому не мешает, — возразила Катя.

— Завтра мы сходим в магазин, — сообщила я, чтобы Марина не слишком себя жалела. — Он у вас далеко?

— Нет, недалеко. Я тогда скажу, как туда дойти. А я завтра буду занята строительством.

Ничего особо интересного в тот день не было. За обедом вновь вспоминали школу, причём хозяйка лишь слушала, не внося свою лепту в общую беседу. Засиделись мы допоздна, а когда опомнились, был уже глубокий вечер.

— Пойдёмте укладываться, — предложила Марина. — Поговорить мы сможем и там. Надо ещё подумать, как нам разместиться.

Решено было занять весь второй этаж. Марина должна была спать в своей спальне, Катя — в бывшей спальне её мужа, а мы с Аней заняли две другие комнаты. Я никогда не спорю из-за пустяков, поэтому получилось так, что моя комната оказалась напротив лестницы. Тогда я не придала этому значения, но потом пожалела о своей сговорчивости.

Катя поставила свои сумки у стены, погладила покрывало на кровати и хотела снять с зеркала платок.

— Не трогай! — испуганно закричала Марина. — Не снимай!

— Почему? — удивилась Катя.

— Нельзя. Мне сказали, что до сорока дней нельзя открывать зеркала. У меня они везде закрыты, даже над раковиной в ванной.

— Нельзя открывать зеркала, если в доме покойник, — возразила наша всеведущая подруга. — А когда его выносят, то открывать зеркала можно. А когда твой муж погиб, его сюда приносили?

Такта у Кати явно не хватало.

— Нет, — через силу ответила Марина. — Его оттуда увезли. С места гибели.

— Тем более, закрывать зеркала незачем, — решила Катя и опять потянулась, чтобы сдёрнуть платок.