Ксения

* * *

Панна Марина, низложенная царица московская, в ссылке не сидела без дела. Хоть и держали их стесненно, находились люди, за деньги или посулы дававшие ей знать обо всем и возившие ее письма. Узнав о спасении Дмитрия, Марина воспрянула духом. А еще через некое время она получила посланье из Тушина. С письмом в руках она вошла к отцу.

— Рука не его, да и слог несхож, — сказала она печально.

— Кто знает, — возразил воевода, — может, писано за него. Главное, выбраться отсюда.

— А дальше?

— На все воля господня, — сказал воевода.

С тысячной охраной Мнишков привезли в Москву. Тут брали с них клятву, что Марина откажется от всех притязаний на царскую власть, вместе с отцом станет мирно доживать свои дни в Самборе. Мнишек целовал крест в том, что не признает нового Дмитрия и постарается умалить вражду короля Сигизмунда к Москве. Целуя крест, воевода мысленно составлял письмо в Тушино, и слова в том письме говорились совсем иные.

В конце лета глухими проселками семью Мнишков повезли в родные земли. Охраны было немало, дороги незнаемые, и все же недосмотрел Шуйский. У самой межи, во время привала, когда воевода с дочкой отошли в лес полюбоваться первым золотым листом, на стражу напал тушинский отряд и разогнал ее в разные стороны.

Все удалось, как замыслили, Марина обдумала бегство сама. Теперь предстояла встреча с тем, кто звал ее в Тушино.

В пути подсел к ней в карету молодой шляхтич.

— Ясновельможная панна, — начал, волнуясь, он, — я рад вашему освобождению. Мне лестно, что принимал в нем участие. Вы прекрасны и веселы, но, боюсь, чело ваше омрачится, как только увидите мужа.

— Отчего же? — настороженно спросила Марина.

— Поверьте, я не доносчик, но вам самой придется убедиться в ужасной ошибке. Моя дворянская честь не позволяет оставить вас в неведении. Я служил царю Дмитрию в Москве и хорошо его знал. Нынешний господин не тот, за кого себя выдает. Он не Дмитрий.

Панна Марина нахмурилась.

— Вы в этом уверены? — спросила она.

— Как в том, что вижу перед собой Марианну Мнишкову, царицу московскую, воеводенку Самборскую, — ответил поляк.

— Вы огорчили меня, мой друг, — сказала Марина. — Но я благодарю вас за верность и постараюсь отличить. Теперь же оставьте меня одну, я хочу все обдумать.

С этого мгновения она приняла горестный вид.

— Что случилось? — спросил ее начальник отряда Чаплинский.

— Ах, оставьте меня! — сказала Марина.

— Вы были так веселы и довольны, и вот перед самым Тушином настроенье ваше меняется. Царь, без сомнения, спросит меня, чем вам не угодили.

— Вы здесь совершенно ни при чем, пан Чаплинский.

— Но кто же?

— Я узнала то, о чем вовсе не подозревала, — сказала Марина. — Коварству людей нет предела. Я желаю повернуть коней вспять.

— Но почему? — спросил Чаплинский.

— Спросите лучше, почему меня везут в Тушино. И что мне там делать? Похоже, я не имею никакого отношения к людям, которые меня призвали.

— Ах, вот оно что! — догадался Чаплинский. — Если у вас появились сомненья, тем более следует удостовериться самой. Но кто их посеял? Кто виноват в перемене вашего настроенья?

— Ах, не спрашивайте, — отмахнулась Марина. — Не в моем правиле оговаривать людей, которые желают мне блага.

— Быть может, это тот дворянин, который недавно беседовал с вами в карете?

— Тот или не тот, какая разница? Важно, что есть люди, которые знают истину. Я не хочу оказаться в глупом положении.

— Не сомневайтесь, — заверил Чаплинский. — Мы заставим глупцов держать язык за зубами.

В Тушине молодого шляхтича, решившегося предупредить панну Марину, посадили живьем на кол, и он скончался в мучениях.