Ксения

* * *

Встреча Колыванова с Туреневым вышла на этот раз не столь случайной, как в прошлые годы…

Он выжил чудом тогда на Оке. Рана его была удивительна, пуля пробила голову насквозь, войдя под глазом и выйдя чуть ниже уха. И все-таки он остался жив. Настасьица видела, как, раскинув руки, Туренев упал на землю. Она кинулась к нему, крича, но ее отшвырнули, ударили, и она сама повалилась без чувств. Ее спасли казаки Болотникова.

Люди Фидлера сняли с Туренева все, что можно, и даже серебряное кольцо, которое он так привык носить на руке. Фидлер приказал его похоронить, важно заметив, что немцы уважают зодчих, но люди его возиться не стали, а бросили Туренева в яму. Старая крестьянка увидела, что он жив, увезла к себе и отхаживала целое лето.

— Не иначе Сергий Радонежский, чудотворец, через тебя свинец пропустил. Глянь-ко, будто скрозь воду прошел, — дивилась она. — Ну, а уж если чудотворцы тебя привечают, мне, старой, сам бог велел. На-ко тебе молочка. Молоко ныне редкое, я его на поставец меняла.

— Я, бабушка, тебя не забуду, — шептал Туренев.

Выздоравливая, он неотвязно думал о своей доле.

Сюда, в приокские леса, не добиралась смута. Бабка Уля жила в малом совсем поселеньице из трех домов. Один уже опустел, а в другом жила еще бабка Ненила. И Уля и Ненила растеряли всех своих сыновей да внуков. Кто погиб, кто безвестно сгинул. Повезло им лишь в том, что ни казаки, ни немцы, ни стрельцы, ни шляхтичи не наезжали в их захудалое местечко. А если б заехали, все бы пожгли и пограбили.

— А я почему тебя отыскала, — говорила Уля, — мы с Ненилкой ходили смотреть, как ты город ставишь. Лепота! Целых два раза ходили. Почитай десять верст пехом. Тебя, думаешь, как довезла? На тележке. Спасибо, тележку в головешках нашла.

— Как же ты справилась, бабушка?

— И-и! Не спрашивай. Сама дивлюсь. Уж бросить хотела, да святой Николай-угодник вышел из-за дерева, погрозил. Не бросай, говорит, я тебе силы прибавлю. И прибавил, довезла.

«Остаться здесь навсегда, — думал Михаил, — слушать птиц, дышать лесным духом, не размышлять ни о чем. Рубить дрова, топить печку, ходить на охоту, сказки друг другу сказывать. Лес это тоже город, его выстроила природа. Самый идеальный город. В нем и жить, не помышляя о других городах, которые все равно разрушит не один так другой воитель».

Все вокруг было зеленое, благоуханное. Вечером за сосны катилось солнце, и бор становился красно-золотым.

Выходил из леса лось и смотрел на людей задумчиво.

— Это наш, наш! — говорила Уля. — Королевичем Елисеем его зову. Иди-ко сюда, Елисей-королевич, хлебушка дам!

Лось подходил и мягкими губами брал хлеб со старческой руки.

Однажды между закатных деревьев мелькнула девушка в белой рубахе. Михаил двинулся к ней, но бабка Уля его удержала.

— Это виденье. Жила в той избе красавица-девка, Аксиньей звали. Утопилась она по любви. С той поры все приходит, любезного своего ищет. Я и ей хлеба давала. Не берет, не подходит.

Осенью тоска засвербила в сердце, и Туренев собрался уходить.

— Куда ж ты? — обомлели бабки. — Как мы теперь без тебя?

— Не могу, сударушки мои, на печке лежать, — сказал Туренев. — Такое ли время? Надо мне в люди идти, нужную работу делать.

— Какую ж работу? Опять будешь город ставить? Побьют ведь тебя. Всех нынче бьют. Одни мы живьте останемся.

— Да я ведь еще вернусь. Я вернусь, — обещал Туренев. — Заботу вашу да ласку не забуду.

Так и оставил их двух маленьких, сморщенных среди вековых сосен. Бабки утирали лица концами платков и махали ему высохшими руками.